- Вырос, - развёл руками Балагула. - Наверное, от перенапряжения всех моих остававшихся сил.
Ему помогли освободиться от ремней и самого Радио, и помогли с трудом подняться на ноги.
Кондрат недоверчиво зашёл ему за спину, и удивлённо покачал головой:
Спину Балагулы действительно украшал чудовищных размеров горб. Самый что ни на есть настоящий.
- А можно потрогать? - спросил недоверчивый Домовой.
- Конечно, можно... Только болит очень... - страдальчески ответил его приятель, доверчиво подставляя спину дружку.
Но тот уже передумал трогать. Застеснялся своей недоверчивости.
- Ладно, раз уж он стал инвалидом, тогда я понесу рогатину, дубину, и Радио, - великодушно предложил он.
На том и решили, тут же и выступили. Время на месте не стояло, напоминая, что и нам пора двигаться.
Впереди шёл Оглобля. Он уже когда-то начинал этот путь...
Следом за ним - Фомич, за ним я, потом пыхтевший как паровоз Кондрат, согнутый в три погибели под тяжёлым Радио. За ним шагал с торбочкой на палке Борода, за которым едва поспевал плетущийся сзади всех Балагула.
- Может, ты в Доме останешься? - спросил его Фомич. - Куда ты с таким горбом? Путь дальний, трудный.
- Конечно! - тут же обиделся несчастный горбун. - Как Радио тащить, так пожалуйста. А как стал инвалидом, так никому и не нужен. Нет уж, я просто обязан совершить, возможно, последний подвиг в моей молодой, короткой и прекрасной жизни...
Красавец Балагула умел произносить красивые речи. Как после таких слов можно было оставить его дома?
Шли мы довольно долго. Оглобля сказал, что к полуночи мы должны миновать Медвежью Поляну и отдохнуть перед тем, как войдём в Железный Лес. И еще одну важную вещь сказал он, о которой не успел нам поведать Георгий Победоносец.
Оказалось, что весь путь мы обязательно должны были проделать ровно за три дня и три ночи. Если к третьим петухам третьей ночи мы не выведем из Царства Мертвых Настю, мы все останемся там. Навсегда.
Все, кто дойдёт.
От такой перспективы мне стало совсем тоскливо. Ради чего я, живой и молодой, тащусь в это Царство Мёртвых, за чьей-то женой, помогаю в этой смертельной для меня затее то ли призраку, то ли привидению, да впридачу ещё даже и рассказать об этом никому не смогу. Кто поверит? И на фига он мне сдался, этот подвиг, о котором никто никогда не узнает?
- Вернуться хочешь? - тихонько спросил Оглобля. - Я вот вернулся. До самой пещеры Кощеевой дошёл и вернулся. До сих пор душой маюсь. Тридцать три года в углу тенью простоял. Своего часа дожидался. Пока хотя бы другому не помогу дойти, не будет мне покоя. Дело, конечно, твоё. Но я возвращался. Я знаю, что будет потом....
Ушедший вперёд Фомич обернулся к нам:
- О чём речь держите, Воины?
- Скоро Медвежья Поляна, - ответил Оглобля, и прислушался к странным звукам за спиной. - А что это хрустит?
- Это Балагула, - ответил Домовой. - Он всю дорогу вот так хрустит. Горб чешет и хрустит.
Мы оглянулись. Балагула, заметив это, постарался героически выпрямиться, но горб согнул его обратно, и на лице несчастного калеки отразились нечеловеческие страдания, которые он героически попытался скрыть вымученной улыбкой.
Оглобля подошел к Домовому, протянул свою большую лапищу:
- Давай сюда Радио, я сам понесу.
- Неет, - покосившись на героического Балагулу, ответил тот, с сожалением вздохнув. - Я сам. Я понесу.
И он постарался выпрямить отсутствующие коленки.
Хорошо, что идти оказалось недалеко. Я раздвинул кустарник и прямо перед носом увидел удивительной красоты полянку.
Глава шестнадцатая
Медвежья Поляна
Большая, светлая, окружённая зарослями малины, она тянула прилечь на травку и греться на ласковом солнышке, подставляя бока.
- Отдых! - скомандовал Фомич.
Мы с Оглоблей отправились за дровами. Как оказалось, не все у нас, как Фомич и Оглобля, питались воздухом.
Борода принялся собирать какие-то травки, Фомич пошёл за водой, Кондрат увязался за ним, Балагула остался охранять лагерь.
И тут же полез в густые заросли малины...
Нас с Оглоблей заставил всё бросить и бежать на Поляну леденящий душу вопль, перешедший в пронзительный визг.
К нашему ужасу мы опоздали. Выскочив из кустов, мы остановились, оцепенев от вида ужасающей картины:
Посреди поляны валялся лицом вниз несчастный страдалец Балагула, а сверху его беспощадно рвал огромный медведь.
Я вскинул обрез, целясь в медведя, но Оглобля толкнул стволы вверх, и картечь с визгом ушла в небо.
Медведь, от испуга присев, бросил трепать Балагулу, подпрыгнул, опустился на четыре лапы, и бросился наутек.
При этом с ним от страха случилась могучая медвежья болезнь...
Огромный медведь, ошалевший от страха, несся на другой конец поляны прямо на Кондрата и Фомича, возвращавшихся с вёдрами, полными воды.
Фомич успел отскочить за дерево, а Кондрат остался стоять как вкопанный, его сковал страх. Всё, что он смог сделать в свою защиту, это пронзительно завопить, отчего только усугубил медвежью болезнь.
Косолапый сбил с ног Домового, промчался всей своей массой прямо по нему и скрылся в густом кустарнике.
Фомич бросился к распростёртому Кондрату, но тот, хотя и с трудом, но всё же встал сам, вытянул перед собой дрожащие от страха руки и пошёл так в нашу сторону неуверенной деревянной походкой.
- Кондратик, что с тобой? - участливо спросил его Фомич.
- Меня медведь об... обболел...
Фомич бегом принёс оставленные на краю поляны ведра с водой и вылил одно на Кондрата. Тот осмотрел себя, обнюхал, поморщился, горестно повздыхал и заспешил к бездыханному другу.
Дохромав до него, он склонился над телом Балагулы, и тут же вскочил, закрывая лицо руками:
- Ой, я не могу! Он ему... Он ему... Медведь ему горб отъел! - в ужасе прошептал Кондрат.
Мы с опаской приблизились. Спина бедняги была залита кровью. Над ним, отогнав нас в сторону, склонился Борода, велев никому не мешать и принести воды.
Он долго и осторожно рассматривал бедного Балагулу, потом посмотрел на свою руку, понюхал её и облизал пальцы.
- Он Вурдалак!!! - заорал Домовой.
- Это же малина! - выкрикнул Борода. - Это не кровь. У него вся спина в малиновом соке.
Мы с опаской приблизились и увидели, что спина у лежащего без чувств Балагулы вся в раздавленных ягодах малины.
Борода перевернул несчастного горбуна на спину и плеснул ему в лицо водой. Тот задёргался, задрыгал ногами:
- Не люблю воду! Не надо воды!
- Дружок, ты больше не калека! У тебя медведь горб отъел! - радостно сообщил ему Домовой.
- Чтоб он у тебя что-нибудь отъел! - сердито огрызнулся Балагула.
Кондрат поднял лежавший рядом с его дружком полотняный мешочек и заглянул в него:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});