пространстве, где можно было дышать, телу было комфортно, тепло при отсутствии солнца и имелась привычная гравитация при отсутствии какой-либо опоры под ногами.
– Я представлял себе Лабиринт иначе, – сказал Он.
– Я тоже, – подтвердил я.
Мы стояли, или висели, иначе говоря, находились в нерешительности.
– Что будем делать? – спросил я, глядя на висящего рядом товарища.
– Помнишь, «монах» сказал, что в Лабиринте передвигаются мыслью?
– Помню, и что?
Он нахмурил высокий лоб и торжественно сказал:
– Хочу иметь возможность перемещения вперед.
Тут же проявилась линия, уходящая от его ног в бесконечность.
– Назад, – подхватил я, и линия потянулась за наши спины. «Вверх, вниз, вправо», – кричали наперебой мы, и Лабиринт наполнялся сеткой трехмерного пространства.
– Так, вот это уже на что-то похоже, – удовлетворенно произнес Он, разглядывая бесконечность того, что мы только что радостно нагалдели.
– Ты понял про ноль? – спросил я «красавчика», когда тот закончил любоваться сотворенным каркасом местного бытия.
– Это начало координат, вход и выход. – Он согласно закивал. – Что ж, давай попробуем. Триста прямо, сто – направо и десять – вверх.
Не успел я моргнуть глазом, Он висел в заданной точке. Это была чистая математика, теорема Пифагора. Я в уме сложил квадраты катетов, взял корень и… чуть не сбил с ног своего товарища, ошибившись в вычислениях на десятую долю. Следующий час, используя интегральные уравнения, мы перемещались по Лабиринту самыми немыслимыми траекториями, доведя себя до детского восторга и вполне взрослого головокружения. Наконец, вдоволь наигравшись, Он произнес:
– Хочу попробовать петлю Мебиуса, ты со мной?
Проводя вычисления в уме, мы после каждого перемещения возвращались в начало координат – уходить от ноля «далеко» было опасно.
– Послушай, мы не удержим в голове столько цифр, я-то уж точно.
– Но эта часть Лабиринта уже понятна и неинтересна. – У «красавчика» горели глаза.
– Уйдешь в петлю – твой мозг не вытащит тебя в ноль, – попытался охладить его пыл я.
– Мой не вытащит, вытащит твой, ты останешься в нуле и отследишь меня, – возразил Он, хватаясь за эту мысль мозгом, которому уже не доверял.
– Мне нужен карандаш и клочок бумаги хотя бы, – сказал я, – чтобы не держать в уме вычисления. Давай выйдем из Лабиринта, подготовимся и вернемся.
– Давай, – согласился Он. – Только за бумагой сходи сам, а я пока осмотрюсь здесь, – и, прошептав очередную формулу, сгинул в необъятных закоулках Лабиринта. Я же, покачав головой, задал из нуля обратный вектор и… вдохнул вечернего воздуха у валуна со Стражем, или Вахтером, не помню, как там ему больше нравится.
«Монах» встретил меня спокойно:
– Уже назад? А ваш товарищ?
– Я на минутку, – ответил я. – Мне бы карандаш да кусок бумаги для записей, у вас не найдется?
– Материя Лабиринта несовместима с материалами, которые ты просишь. Можешь напихать в карманы что угодно – там, внутри, все это исчезнет. – «Монах» развел руками. – Так устроен Лабиринт, а бумаги и карандаша у меня все равно нет.
– Это недочет того, кто придумал Лабиринт. – Я был расстроен и лихорадочно соображал, как мне быть дальше.
– Создателя Лабиринта вряд ли можно обвинить в забывчивости или непродуманности своего детища…
– У Лабиринта есть Создатель? – прервал его я.
– У всего есть Создатель. – «Монах» смотрел на меня с явным недоумением, я же, не обращая внимания на его тон, в смятении мыслей спросил:
– А где он?
– Создатель Лабиринта – в Лабиринте, войдя в него, он не вернулся обратно.
– Как давно это было?
– Несколько миллионов лет назад, – «монах» так равнодушно произнес эту фразу, что я не воспринял ее сразу, но потом…
– Сколько вы сказали?
– Лабиринт был создан во время остывания магмы земного ядра. – Мой собеседник поднял глаза к небу, прищурился и подтвердил: – Да, примерно тогда.
– Уважаемый Страж, – обратился я к «монаху», назвать его Вахтером после такого заявления не поворачивался язык, – вы-то от кого знаете об этом?
– Уважаемый Посетитель, – передразнил меня «монах», – я знаю это от самого себя. Я восседаю на этом камне с момента входа Создателя в Лабиринт.
– Зачем так мучить себя? – Мне стало смешно от нашего диалога.
– Он – Альфа, я – Омега, Он – вход, я – выход, точка ноль включает нас обоих.
– Но что там делать миллионы лет? Допустим, Создатель сотворит внутри четырехмерное пространство, пяти-, шести- – и до бесконечности, но зачем, для кого? – Я намеренно выпучивал глаза и размахивал руками, изображая то ли клоуна на городской площади, то ли сумасшедшего физика в больничной палате соответствующего отделения. «Монаху», похоже, нравились мои кривляния, он даже начал прихлопывать себя по коленям, но когда я успокоился, ответил:
– Создатель не желал заточения в Лабиринте, он захотел попробовать бесконечную ленту…
– Петля Мебиуса! – выкрикнул я и шагнул за черту.
«Красавчика» нигде не было. Лабиринт еще сохранял созданные нашим воображением линии правильной сетки трехмерного пространства. Где искать его, в каких областях поля? Выплеснуть стакан воды за борт, зайти в каюту на минуточку, а потом вернуться на палубу и найти свой напиток в океане. Единственная точно известная нам обоим координата – это точка ноль, в ней и буду ждать его.
Он проявился возле меня на мгновение и тут же исчез, я и рта не успел раскрыть. Следующая вспышка его появления произошла примерно через тридцать минут, и я успел услышать – «В…», еще через полчаса – «…ы…». Понадобилось около трех часов пребывания в нуле, чтобы понять слово «Вытащи». Мой товарищ, так и не дождавшись карандаша и бумаги, вошел в Петлю. Пролетая мимо меня в очередной раз и промычав «м», Он поставил точку в определении своей просьбы. Вытащи меня – я понял это за полтора часа до окончания фразы, как и то, что ждет его на ближайшие миллионы лет – одиночество, как следствие возомнившего себя тем, кем не являешься по сути. Я не стал ждать еще пятнадцать минут буквы «е» и вышел из Лабиринта.
Утреннее солнце ударило в глаза. «Монах», стоя возле камня, поправлял свою кашаю. Увидев меня, он лучезарно улыбнулся и, указав на освободившийся валун, сказал:
– Ваш трон, Страж, или Вахтер, выбирайте, что более вам нравится. – После этого он повернул часы и предупредил: – Не забывай переворачивать, так легче считать время.
Сила притяжения всей Вселенной, так показалось, припечатала меня к валуну, не дав возможности возразить ни «монаху», ни самой Вселенной.
По дороге шел одинокий путник, напоминавший монаха-азиата. Шаг его был широк и легок, как у хорошо выспавшегося человека, готового теперь дарить миру накопленную энергию.
Несведущ беззаботно реет
Над Истиной и тем блажен.