Но он меня заметил. Он помахал мне рукой, и я остановилась. Они подошли ко мне. Девушка смущалась и смотрела на меня испуганно.
– Добрый вечер, Танечка! – улыбнулся он. – Познакомьтесь, это моя Оленька.
Я не стала уточнять, что это за Оленька. Да он сам наклонился ко мне и, сияя, как мальчишка, сказал:
– Мы с Люсей, Танюша, расстались… Я ушел от нее. Помните, вы говорили мне о свободе? Теперь я свободен и счастлив. Если бы я сделал это раньше…
Он не стал договаривать. Воспоминание о сыне омрачило его лицо легкой тенью.
Я не помнила, что я говорила о свободе. Но все равно – я была очень рада за него.
* * *
В мой выходной, как и обещали, Мельниковы выдали мне Машку. Мы гуляли с ней по парку, все в снегу, и нам было весело.
– Мы – ежики, – сообщила Машка.
– В тумане, – подтвердила я.
– Нет, в снегу, – лукаво улыбнулась моя подружка. Я была согласна со всем, что она говорит. Она была редкой умницей.
– Смотри, какие мы промокшие, – огорчилась я, – придется нам с тобой домой чапать… Сохнуть.
Она не хотела идти домой. Я тоже. Но мы все промокли под снегом.
Мы пошли домой. По дороге приобрели четыре порции мороженого и предвкушали великий праздник души.
– Барышни!
Я вздрогнула. Боясь поверить собственным ушам, обернулась. И увидела Витьку.
Одетый в длинное пальто, он стоял весь в снегу и улыбался.
– А я думаю, Танюша или нет, – сказал он, широко улыбаясь. Мне ужасно хотелось броситься ему на шею. Видеть его было огромной радостью.
– Виктор Анатольевич, – выдохнула я, – как я рада вас видеть!
– Я тоже, – улыбнулся он, – все никак не решусь зайти, поблагодарить вас, Танечка!
– Но за что?
– За подаренную жизнь, – тихо сказал он и поцеловал мою руку.
– Пойдем с нами есть мороженое, – дернула его за рукав Марья.
– Правда, пойдем? – попросила я. Он кивнул.
И мы втроем пошли к нам домой. Мне казалось, что не знаю, как другие, но наша троица богу действительно нравилась. Впрочем, может быть, мне просто не хватает скромности?
* * *
Мы пили с Марьей вечерний чай, когда раздался звонок.
– Алло? – подняла я трубку.
– Танечка, – протянула Ирка, – мы решили пойти сегодня на концерт. Можно, Марья у тебя до утра останется?
Я посмотрела на Машкину прелестную белую головенку и кивнула:
– Можно. Она у тебя самостоятельная.
– Спасибо, Танечка, – облегченно выдохнула Ирка, – я у тебя в долгу. Пожалуйста, поцелуй ее за меня.
– Ладно, поцелую, – пообещала я.
Мы попрощались. Я повесила трубку. На Тарасов опустилась ночь.
– Что будем читать на ночь? – деловито поинтересовалась Марья.
Я улыбнулась. Что мы будем читать, я знала. Я достала с полки томик Сэлинджера и начала:
– «Князь Му, повелитель Чина, сказал По Ло…»
Прочитав, я посмотрела на Машку. Она глядела на меня с недетской серьезностью. И ждала продолжения. А мои мысли улетели в тот день, когда ее привели сюда в первый раз. И вспомнилась история, которая началась в тот вечер.
– Ну? – спросила Марья.
– Что?
– Продолжай! – потребовала она.
– Сначала закрой глаза, – попросила я. Она послушалась и закрыла глаза.
Я продолжила чтение. Она очень быстро заснула. Мне показалось, что большую часть легенды я читала самой себе. Перед моими глазами вставали лица всех участников той истории, и все они были отчего-то скакунами, чье истинное значение мне надо было угадать.
– «И когда привели коня, оказалось, что он поистине не имеет себе равных…» – закончила я читать и закрыла книгу. Машка, конечно, давно спала, мирно засунув под щеку кулачок.
Я поправила ей одеяло и прошла на кухню. Чашка кофе помогла мне побороть сон. Я смотрела в окно. В темноте за окном где-то происходила очередная человеческая драма. Значит, скоро опять зазвонит телефон.
А пока…
Пока можно представить себе, что в этом мире спокойствия и огромных, падающих с небес белых хлопьев снега нет ничего трагического. Все исполнено гармонии и любви… Света и тепла.
Но это только иллюзия. Потому что где-то там, в темноте, происходит человеческая драма. И, к сожалению, эта драма в темноте вряд ли последняя…
Примечания
1
Sweet home – любимый дом (англ.).
2
Be my lover – будь моим возлюбленным (англ.).