Читать интересную книгу Конец земной истории - Инна Бачинская

Но нет, никакого рагу, а наоборот. Давно собирался, говорит, завести себе кошку на предмет мышей – у него свой дом был, – а про котят даже мечтать не смел. Это сколько же они всей командой мышей истребят? Короче, хеппи-энд. А что до молодого поколения, говорит, и смотрит на Аврору, то очень странно видеть подобную чувствительность в наше подлое время, похвально, говорит, я бы вам, говорит, всех романтических героинь отдал, а то изображает какая-нибудь старая калоша Элизу Дулиттл, прыгает, того и гляди, в тартарары провалится. И так он это сказал, и так посмотрел на приму, что всем стало ясно – не столько похвалил Аврору, сколько приложил приму. Между ними старые счеты, все знали – они когда-то любовниками были. И кошкой этой приложил, и котятами.

Короче, отнесла Аврора ему кошку с котятами. Потом рассказывала, что домина большой, только старый, ремонт нужен. И мебель старинная, и фотографий и картин много, ваз шикарных, и вообще, но немножко… тут она замялась. Грязью заросло, бухнула грубиянка Зойка, табачищем воняет – не продохнуть, я, говорит, была, когда он болел, записку от главного относила. Аврора вспыхнула и кивнула.

Ну, с кошкой разобрались, жизнь продолжается. И тут у Авроры намечается поклонник. Некто мордатый из себя, качок, сидит в первом ряду – как он вообще в театр попал – неясно, видимо, случайно забрел. Хлопает своими лапами, вскакивает, кричит даже. Раз пришел, на другой день снова, на третий опять. Аврора ходит красная, коллектив зубоскалит. И тут ей передают букет за кулисы! Розы, две дюжины, вишневые, красоты неописуемой, да и стоят немало. Она держит эти розы, щечки красные, глазки блестят – видно, что в первый раз ей цветы дарят. Помнишь эти розы, Рома?

И играет, как никогда, хорошо. Такой подъем, такая радость в каждом движении, прямо любо-дорого посмотреть. И не ходит, а летает. А этот, с первого ряда, уже является в театр как на работу. И костюмчик новый приобрел, и бабочку, и постригся – видно, что не просто так, а работает над собой товарищ. И букеты роз, вишневых, тех самых, – вроде как уже традиция. Но никаких поползновений на знакомство, что вызывает определенное недоумение и брожение умов. И вдруг пропал! День нет, второй нет, третий тоже нет. Аврора погрустнела, но букеты исправно поступают. Вишневые розы, те самые, вроде как фирменный знак, дорогущие. Мы его окрестили «наш Ромео», хотя из него с его простецкой физиономией такой же Ромео, как из меня китайская балерина.

Весь театр притих, ждет, что дальше будет. Главная тема: Аврора и наш Ромео. Но нет его, пропал. А цветы продолжают исправно поступать – два букета в неделю, она как раз занята была два раза в неделю. Что за тайны мадридского двора?

Так он и не появился. Прошла осень, наступил Новый год, затем весна и снова лето. Уже и забывать стали о нашем Ромео. Но розы-то он шлет по-прежнему! Что непонятно и прекрасно. Таинственный незнакомец, роковая страсть, любовь до гроба. И тайна, тайна, что будоражит кровь и воображение. Одни вопросы без ответов. Аврора как-то повзрослела, женственность в ней проснулась, и видно, что ждет, все время ждет, каждую минуту, каждый миг – что вот-вот он появится лично, с розами и скажет… И это ожидание делает ее такой неотразимой, такой придает блеск глазам, такой внутренний свет от нее исходит, что… не передать! Мороз по коже. Нам, женщинам, необходимо быть любимыми, цветы нам нужно дарить! От этих букетов и любви таинственного незнакомца весь театр словно осветился, словно свой фантом оперы у нас завелся и всеобщее ожидание чуда. И скандалов меньше, и разборок, даже заклятые враги Мефисто и прима притихли, здороваться начали, и я сама однажды видела, как он принес ей бумажный стаканчик кофе из буфета. Одним словом, свет этой негасимой любви осветил и наши тусклые жизни. Помнишь, Рома?

Голос ее прерывается, она замолкает, берет бокал. Видны ее старые морщинистые руки с россыпью коричневых пятен. Хищно сверкают кольца.

– И что было дальше? – спрашивает Лика.

– Дальше? Да, собственно, ничего не было, – пожимает плечами старая актриса и пьет вино.

– Как это? А качок из первого ряда? А Аврора?

– А вот так – ничего. Как говорит наш доктор, самая лучшая история – недосказанная история. Аврора спустя год вышла замуж за хорошего парня, программиста из крупной фирмы, думаю, они вполне счастливы. Сейчас в Германии. А молодой человек из первого ряда так и не появился больше.

– А розы?!

– Розы приходили еще долго, – говорит старая актриса. – Год примерно. А потом перестали. Знаете, все ведь когда-нибудь кончается, правда? Только любовь не кончается – она превращается в облачко пара и растворяется в воздухе. Мы ею дышим.

– Как это? – не может успокоиться Лика. – Он дарил ей цветы и ничего? Просто исчез? И никто не знает, что это было?

Старая актриса пожала плечами.

– Любовь была, я думаю, – сказал доктор Владимир Семенович. – А когда он умер, то и розы перестали приходить.

– Кто умер? – говорит Лика. – Дядя Володя, вы что, знали его?

– Не знал я никого, – отвечает доктор. – Не имел чести. Кто умер? Старый актер, Мефисто ваш.

– При чем тут Мефисто?

– Это же очевидно. Правда, Рома? – Доктор смотрит на старого Левицкого, тот не отвечает, похоже, дремлет. – Только мы, старики, умеем так любить – ничего не требуя взамен, и каждый день вишневые розы к ногам любимой женщины. А тот молодой человек из первого ряда просто случайное лицо, никто, проходная пешка. Командированный, скорее всего. А у Мефисто, я уверен, уже была кошка. Была? – обращается он к Элле.

Элла кивает.

– Даже две!

– Дядя Володя, как вы догадались? – кричит Лика.

– Просто я умею слушать, – говорит доктор. – Знаю человеческую натуру и умею толковать поступки. Я, конечно, не Шерлок Холмс, но кое-что и мы умеем.

– Это правда? Элла Николаевна!

– Истинная правда, дитя мое.

– И цветы – правда?

Актриса кивает.

– Но почему же он не признался? – спрашивает Лика.

– Знаете, говорят, от великого до смешного один шаг, и так необыкновенно легко этот шаг сделать, – ответил доктор. – А Мефисто не сделал, за что уважаю. Сильный человек.

– И вы ни о чем не догадывались? – спрашивает Ирина.

– Я знала, – говорит старая актриса. – Я видела, как он покупал розы, те самые, вишневые. А когда он умер – у него был рак поджелудочной железы, – в доме уже не было ни ваз, о которых говорила Аврора, ни картин – только следы на стенах. Розы ведь страшно дорогие, сами знаете.

– Ну это… прямо… любовь как в кино! – Лика приложила к горящим щекам ладони.

– Просто любовь, – замечает доктор. – А то развели, понимаешь, пламенная, настоящая, глубокая, такая, сякая, разэтакая, до гроба. Просто любовь.

– Бедный одинокий старик, – пробормотала Екатерина.

– Бедный? Ну уж нет! Счастливый старик – такой подарок под занавес! Дай бог всем. Любовь – самая большая и светлая загадка на свете, чего только не сделаешь из-за любви. Спасибо, Элли, прекрасная история. Оптимистичная, несмотря ни на что.

– Спасибо, тетя Элла!

– За любовь! – заявила старая актриса.

Монах смотрел на Ларису в упор. Она не взглянула на него ни разу за весь вечер. Ирина сидела, опустив голову. Леонид ушел курить, пропустив половину рассказа – он его не заинтересовал. За ним потянулся Виталий. Лика убежала помочь Юлии с десертом. Элла Николаевна пересела на диван, обложила себя подушками и закрыла глаза. Она побледнела, синяки под глазами обозначились сильнее – устала; до Монаха донеслось легкое похрапывание. Екатерина подошла к окну, стояла там в одиночестве, и в ее поникшей фигуре была печаль. Монах подумал, что у них с Виталием не все гладко. Она нравилась ему – уютная, миловидная, не очень умная… мечта любого мужчины. Виталий был ему несимпатичен. Лариса взглянула на часы и поднялась…

– Вы действительно ясновидящий? – спросил доктор, наклоняясь к Монаху.

– По-вашему, ясновидение существует?

– Не знаю. Один писатель-фантаст сказал, что существует все, что человек может себе вообразить.

– Красиво сказал, – похвалил Монах. – Я тоже не знаю. Не ясновидение, а интуиция скорее. Предчувствие. Жизненный опыт.

– Тайные знаки?

– Я бы сказал, некая информация, осмысленная на уровне подсознания, и в результате тоска, тревога и немотивированный страх.

– И что вы предчувствуете в данный момент?

Монах подумал и сказал:

– Зачем он нас позвал? Эти разговоры о прощении и любви… как-то не в его характере. Он боец, а тут вдруг мелодрама, трагедия… как из плохой пьесы, честное слово.

– Возможно, вы не знаете, Олег, – Рома болен…

– Я знаю, Владимир Семенович, но это все равно ничего не объясняет. Он очень сильный человек, мы много общаемся в последнее время. Не похоже на него. И еще… Почему он отказывается от больницы?