Рис стоял в конце коридора, грустный, но не зачарованный. Я смотрела на каждого из мужчин по очереди с тем же гиперфокусом, что на Бидди в начале действия чар. Магия искала что-то определенное.
Китто скорчился у ног Риса, словно магия ударила по нему, и на лице его было то же потрясение, что и у остальных. Я думала, что ищу того, кто не будет захвачен этим воздействием, но Мистраль показал мне, что нужен, напротив, тот, на кого оно подействовало больше всего.
Он остановился перед красочным сиянием крыльев Никки и протянул руку к нему, все еще коленопреклоненному. Никка взял руку, но его лицо – теперь я это видела ясно – было слепо к Мистралю, слепо ко всему, кроме того, что он видел в Бидди.
Его лицо никогда не казалось таким красивым, как сейчас, – нежная, почти женственная красота, обычно незаметная из-за бросающихся в глаза широких плеч воина и шести футов роста. Во сне он иногда выглядел мягким и нежным, каким был на самом деле, но, бодрствуя, должен был изображать мужественную суровость.
Мистраль поднял его на ноги, и Никка вдруг пришел в себя: в полном сознании, с мощной гладью груди, с огромными крыльями, сияющим многоцветьем обрамляющими его нежную красоту.
Признаюсь, на секунду мне стало досадно – досадно, что я его потеряю, что он никогда уже не украсит мою постель. Но этот эгоистичный импульс утонул в чувстве такого тепла, такого умиротворения, что я не могла уже сожалеть. Нет, по-настоящему я не сожалела. То, что я только ощущала в Никке, находясь с ним в постели, сейчас было видно явственно. Он был слишком нежным для моих вкусов и еще менее, гораздо менее, годился для вкусов королевы. Стань он королем, единственное, что его ждало бы, – это смерть.
Я посмотрела на Бидди, и в ее глазах увидела то же, что и в глазах Никки. Оба они видели в глазах друг друга целый мир – прекрасный, добрый, безопасный мир. У меня на глаза навернулись слезы.
Мы вчетвером стояли в конце коридора, женщины напротив мужчин. Я думала, Бидди и Никка потянутся друг к другу, но они остались недвижимы. Мы с Мистралем соединили их руки. Образ ребенка, которого я видела прежде, возник снова, но теперь он уже не был призрачным. Я видела улыбающееся личико с теплыми карими глазами Никки и черными кудрями Бидди. Я видела, как малыш смеется; казалось, я могла бы коснуться его по-детски округлой щечки. Я прижала ладонь с теплым кольцом на пальце к рукам Никки и Бидди, и большая рука Мистраля накрыла мою руку сверху. Мы связали их руки магией и слезами, которые я пролила. Я видела их ребенка и знала, что он – настоящий, и все, что нужно, чтобы видение стало плотью, – это позволить им быть вместе.
Мистраль будто подглядел мои мысли.
– Если королева им разрешит.
Я непонимающе моргнула ему в лицо, когда мы отняли руки и позволили Никке и Бидди впервые обнять друг друга. Они поцеловались, сплетясь руками и телами, и первый их поцелуй закончился смехом.
Я нахмурилась, глядя на Мистраля. Слезы еще не высохли на моих щеках.
– Кольцо ожило. Она этого хотела. Во дворы возвращается жизнь.
Он печально покачал головой.
– Она больше хочет продолжения своей династии, чем процветания дворов. Будь все иначе, она бы давно уже сделала иной выбор.
– Мистраль прав, – донесся низкий голос Дойла.
Он подошел к нам, и я окинула их обоих хмурым взглядом:
– И что, она потребует, чтоб Никка оставался со мной, пока я не забеременею?
Они переглянулись и одновременно кивнули. И мне не слишком понравилось, насколько одинаково траурные были у них физиономии.
– Как минимум, – сказал Мистраль вслух.
Я посмотрела на Никку и Бидди, равнодушных к нашим тревогам. Они прикасались друг к другу так, словно каждый из них впервые видел – он женщину, а она мужчину: с легким удивлением, будто не могли поверить, что могут прикасаться вот так к этому созданию.
Я вздохнула, и будто ветер пробежал по коридору. Магия еще была здесь, еще наполняла предвкушением чуда все вокруг. Я ее чувствовала. Но такая сильная – она была так хрупка! Я поняла, что кольцо, как и чаша, когда-то решило покинуть нас, уснуть. Оно сочло тогда, что мы недостойны его магии. Если королева Андаис не позволит Бидди и Никке быть вместе, магия снова может уйти, и уйти навсегда. Может обречь нас на смерть как народ – потому что боги не так часто дают второй шанс, обычно они отвращают лицо свое и отдают благословение другому народу. Нам достался этот второй шанс, и я не хотела, чтобы Андаис пустила его на ветер.
Не успев подумать, я сказала вслух:
– Знала бы я, что мы застрянем в этих чудесах, не звонила бы в полицию.
Я встряхнула головой и попыталась придумать, как бы обойти одержимость королевы судьбой ее династии. Ничего не приходило на ум.
– Есть идея, – пожал плечами Рис, – но я не уверен, что она придется тебе по вкусу.
– Ну, Рис, с таким предисловием – как я могу устоять? Давай излагай.
– Если ты скажешь королеве, что хочешь получить в свою постель их обоих одновременно, она может согласиться.
– Да, – кивнул Дойл. – Может. Она сама так поступает довольно часто. – Он взглянул на меня серьезными черными глазами: – Это может изменить ее мнение о тебе к лучшему.
– В каком плане? – нахмурилась я.
– Она сочтет тебя более похожей на себя. Она ищет в тебе сходство с собой. Признаки родства, знак, что ты действительно кровь от ее крови.
Холод согласно кивнул.
– Лично мне это не нравится, но ее позабавит. Может получиться.
– Если Бидди на это пойдет, – усомнилась я, глядя на счастливую парочку.
– Чтобы быть с тем, с кем тебя связало кольцо, – сказал Мистраль, – сделаешь что угодно. Сделаешь все, только бы быть с твоей истинной любовью.
Печаль в его глазах была почти физически ощутима. Мне не нужно было спрашивать, чтобы понять: когда-то кольцо нашло его истинную половинку, и потом он потерял ее.
– Ну и хорошо, – сказала я. – Решено.
Холод тронул меня за плечо – и тут же уронил руку, словно не смел до меня дотронуться. Я взяла его руку и положила обратно. Чем заслужила грустную улыбку.
– Я знаю, что ты не любительница женщин. С твоей стороны большая уступка, что ты будешь брать Бидди в постель ночь за ночью, пока они не зачнут ребенка.
Я сжала его ладонь.
– У них будет ребенок после первой же ночи. Я уверена. И даже королева не разлучит их, когда она забеременеет.
– Андаис знает, что ты не любишь женщин, – заметил Дойл. – Она может поставить условие, что должна видеть все собственными глазами.
Я вздохнула и пожала плечами.
– Ну что ж.
Дойл и Холод оба уставились на меня.
– Мередит, – произнес Холод, – ты действительно станешь устраивать для нее это представление?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});