Читать интересную книгу Реквием по мечте - Хьюберт Селби

Визит к матери уже не казался ему отличной идеей, когда пришло время уходить, но небольшой укол унес все сомнения. Он влез в свои дорогие слаксы, надел свою спортивную рубашку и туфли. Гарри ещё раз посмотрел на себя в зеркало, спросив у Мэрион, как он выглядит. Отлично. Просто здорово. Ты выглядишь как сын, о котором мечтает каждая мать. Это уж точно — усмехнулся Гарри, ещё раз осмотрев себя в зеркале. Ладно, пожалуй, мне пора. Увидимся позже, детка. Мэрион поцеловала его: успокойся, все будет нормально. Твоя мать не такая барракуда как моя. Ладно, пока. Гарри вышел и остановился у будки сапожника рядом с метро, где его туфли были начищены до ослепительного блеска, дал парнише пару долларов поймал такси.

Через папу недель на таблетках Сара привыкла к их побочным эффектам. Ей уже почти нравилось скрежетать зубами, и даже если ее раздражало, она могла смириться с небольшими неудобствами ради всяческих приятных ощущений и потери веса. Каждое утро и вечер она надевала свое красное платье — посмотреть, насколько оно сходится на спине, и каждый раз оно сходилось все больше. Он сократила потребление кофе до одной чашки по утрам и все остальное время дня пила только чай. Иногда она чувствовала, что ее глаза вылезают из орбит, но на это можно было не обращать внимание. Она рассказала обо всем этом доктору, но доктор сказал, что это обычная реакция. у вас все отлично. Вы потеряли десять фунтов уже в первую неделю. Сара возликовала и быстро обо всем забыла. Десять фунтов. Какой хороший доктор. Милый мальчик. Она приходила к нему каждую неделю, взвешивалась, получала новый запас таблеток, подписывала бумаги и шла домой. Чего еще можно было желать? Когда она выходила посидеть с соседками на солнышке, она вертелась перед ними, чтобы они могли оценить ее прекрасную фигуру, прежде чем сесть на свой стул. Однако долго она усидеть не могла. Периодически она вскакивала, чтобы размяться, пройтись, что-то сделать и при этом постоянно говорила. Ее язык работал так много, что тело тоже ощущало необходимость в активных действиях. И каждый день с почтальоном повторялось одно и то же: они все смотрели на него выжидающе, когда он шел по улице, улыбаясь, и каждый раз он отвечал, что сегодня для них ничего нет. Если что-то придет, я клянусь, что буду махать этим конвертом как ненормальный, понимаете, как ненормальный, — и он заходил в подъезд раскладывать ту почту, что у него имелась.

Однако кое-что все же изменилось… ее холодильник больше с ней не разговаривал. Он даже не хмурился. Он так и стоял на своем месте, но полностью потерял личность. Поначалу она скучала по их перепалкам, но потом перестала об этом думать и просто быстро делала свои дела на кухне, а потом снова шла на улицу к своим товаркам.

Она как раз сидела на своем почетном месте, когда подъехала машина и из нее вышел Гарри. Он подтянул слаксы и посмотрел на роту сидящих у подъезда теток, ему очень хотелось бы обойти их с фланга, но он по опыту знал, что это нереально, поэтому собрал в кулак все свое усиленное героином мужество и направился прямо туда, где сидела его мать. Пару секунд Сара смотрела па него, и ее быстро схватывающий под стимуляторами мозг сразу отметил основное: закрывающаяся дверь такси, «сдачу оставьте», новая одежда, расслабленное поведение, улыбка, выразительные, радужные глаза. Она подпрыгнула: мой Гарри! — и обняла его, едва не сбив с ног. Она поцеловала его, он ее, она была так рада, что целовала его снова и снова. Эй, полегче, мам, ты меня задушишь, — и он, сверкнув улыбкой, стал поправлять на себе одежду. Давай, давай, заходи в дом, Гарри. Я сварю кофе, и мы обо всем поговорим. Она взяла его за руку и повела к подъезду. Стул, мам, ты забыла свой стул, — и он вернулся и забрал стул, сложив его и поздоровавшись с соседками, которые знали его с самого рождения, даже раньше, еще с тех пор, когда он был только дымкой в отцовских глазах, и они сказали ему, что он отлично выглядит, что они рады, что у него все хорошо, и он кивал, а они его целовали и обнимали. Наконец он с трудом выбрался из их объятий. Сара немедленно поставила вариться кофе и носилась по кухне с чашками, и блюдцами, и ложечками, и сахаром, и молоком, и салфетками. Ну, как ты, Гарри, ты так хорошо выглядишь. Она глянула, не закипает ли кофе, и спросила, хочет ли Гарри есть, может, пирожное или бутерброд, она все быстро при готовит, если он хочет, — правда, у меня ничего из еды дома нет, но у Ады наверняка что-нибудь найдется, может, кекс, — а Гарри смотрел на мать и слушал ее, думая, не перепутал ли он квартиры, но вот кофе сварился, и она поставила на стол две чашки, снова спросив, не голоден ли он. Нет, мам. Ничего не надо. Сядь. Да сядь ты, ради Бога. У меня от тебя голова кружится. Она поставила кофейник обратно на плиту и встала, улыбаясь, перед Гарри: ничего не замечаешь? Гарри моргнул, все еще чувствуя легкое головокружение от бурной деятельности, которую развила его мать. Не видишь разве, что я стала худее? Да, да, кажется, ты похудела. На двадцать пять фунтов. Представляешь? Двадцать пять фунтов. И это только начало. Отлично, ма. Я рад за тебя. Только сядь, ладно? Сара села. Гарри все еще пребывал в изумлении, ему казалось, что его голова парит метрах в пяти позади него. Прости, что я так долго не появлялся, мам, но я был занят, очень занят. Сара кивала головой и улыбалась, играя желваками: ты нашел себе хорошую работу? У тебя все хорошо? Да, мам, все отлично. А что У тебя за работа? Ну, что-то вроде дистрибуции. Для большой импортной компании. О, я так счастлива за тебя, сынок, — и она вскочила, чтобы обнять и поцеловать его. Эй, ма, полегче, ты меня убьешь. Господи, да что с тобой? Ты что, качалась, что ли? Сара села, улыбаясь, ее челюсти крепко стиснуты: а на кого ты работаешь? Вообще-то, мы работаем вдвоем с другом. Так это твой собственный бизнес? О, Гарри, — И она снова подскочила, чтобы обнять его. Гарри с трудом заставил ее сесть: ма, ну пожалуйста, перестань. Твой собственный бизнес, о, Гарри, как только я тебя увидела, сразу поняла, что у тебя собственное дело. Я вснегда знала, что ты добьешься своего. Да, мам, ты была права. Я добился своего, — и он усмехнулся. Ну, теперь ты наверняка встретишься с хорошей еврейской девушкой, и я стану бабушкой. Вообще-то я уже встретил — Сара радостно взвизгнула и запрыгала в своем кресле, Гарри выставил перед собой руки: господи Иисусе, мам, перестань офигевать, а? О, Гарри, ты даже представить не можешь, как же я счастлива. Я так за тебя рада. А когда свадьба? Свадьба? ЭЙ, расслабься, а? Просто успокойся. Полно времени еще, чтобы думать о свадьбе. А она хорошая девушка? Кто ее родители? Что — да ты ее знаешь, мам. Мэрион. Мэрион Кляйнмайтц. Помнишь, ты — о, господин Кляйнмайтц. Я знаю. Конечно. Ныо-Рошель. у него магазин белья в торговом центре. Да, он хорошо рубит в женских трусиках, — хохотнул Гарри, однако Сара не обратила на это внимания, продолжая улыбаться, представляя большую свадьбу с раввином, Гарри с Мэрион под пологом, вино, внуки… Она так обрадовалась, что снова вскочила, не в состоянии усидеть на месте, и долила кофе в чашки, после чего снова села в кресло. Прежде чем ты снова начнешь скакать и я все забуду, хочу сказать, что у меня для тебя подарок. Гарри, мне не нужны подарки, просто сделай меня бабушкой, она продолжала скалиться. Давай потом, а? Дай мне сказать, что я хотел, ладно? Сара кивнула, все еще скаля зубы в застывшей улыбке, скрежеща зубами и играя желваками. Господи, с тобой что-то не то сегодня. Слушай, я знаю… ну… Гарри почесал голову, потер шею подбирая слова и краснея от смущения, отчего он опустил голову и глотнул еще кофе, потом при курил сигарету и начал снова. Я хотел сказать, ну, — он пожал плечами, ну… я знаю, я был не самым лучшим сыном на свете… О, Гарри, ты такой хороший — Нет, нет! Пожалуйста, мам, дай мне закончить. Я никогда не смогу этого сделать, если ты и дальше будешь меня перебивать. Он глубоко вздохнул, мне жаль, что я был такой скотиной. Он остановился. Вдохнул. Выдохнул. Вдохнул. Сара скалилась. Зубы поскрипывали. Я хотел бы все исправить. Я понимаю, что я не могу изменить то, что было, но я хочу, чтобы ты знала, я люблю тебя и сожалею о том, что делал раньше, и очень хотел бы все исправить. Гарри, это просто… — Я сам не знаю, почему я так себя вел. На самом деле, я не хотел. Просто так получалось, вот и все. Не знаю. Это, конечно, розовые слюни, но я правда люблю тебя, мам, и хочу, чтобы ты была счастлива, и поэтому купил тебе новый телевизор. Его доставят сюда через пару дней. Из «Мэйсиз». Сара снова радостно завизжала, и Гарри жестом успокоил ее, подняв руки, и она снова села на место, скалясь в не сходящей с лица улыбке, играя желваками и скрипя зубами, прямо-таки излучая счастье. О, Гарри, ты такой замечательный мальчик. Твой отец был бы счастлив, увидев, сколько ты делаешь для своей бедной одинокой матери. Я заключил с ними пятилетний договор на обслуживание после истечения гарантии. Гарантия на год и на пять. Не знаю, что к чему. Короче, времени достаточно. Это лучший телевизор, который там был. Самый лучший. Ты видишь это, Сеймур? Видишь, какой славный у нас сын? Он знает, как нелегко приходится его одинокой матери, никто к ней не приходит, даже… — Э, ма, прекрати, ладно? Не надо взваливать на меня тяжкий груз вины, хорошо? Глаза Сары распахнулись еще Шире, и она прижала руки к груди: да я бы никогда не поступила так со своим сыном. Никогда. Клянусь, я хочу для своего дорогого сына только самого лучшего, я совсем не хочу, чтобы он чувствовал себя виноватым за… — Хорошо, хорошо, мам, давай успокоимся, ладно? Я просто хотел подарить тебе телевизор и сказать, что очень сожалею о прошлом и хочу, чтобы ты была счастлива, лады? И Гарри, перегнувшись через стол, поцеловал свою мать впервые за черт знает сколько времени. Он не думал и не планировал, просто все вышло как-то само собой, как естественный финал разговора. Сара светилась и сияла, моргая, когда ее сын цеЛОВ3JI ее, а потом обхватила его руками и поцеловала в ответ, и он еще раз обнял и поцеловал ее, и странное чувство пронзило его тело, похожее на кайф, но другое. Он не мог его определить, но это было хорошее чувство. Он посмотрел на сияющее лицо матери, и это чувство усилилось, протекая через него с необъяснимой силой и энергией, и он почувствовал себя как-то… да, думаю, именно так… единым целым, что ли. На короткий момент Гарри почувствовал себя единым целым, будто каждая его клеточка была гармонично связана со всеми остальными… словно он был большим цельным существом. Цельным существом Это чувство жило в нем кратчайшую секунду, когда он сидел и смотрел, моргая, на мать, пытаясь осмыслить собственные действия и ощущения, после чего просочилось чувство озадаченности и он понял, что пытается что-то осознать, совершенно не представляя, что именно И зачем. О, Гарри, я так горжусь тобой, сынок. Я всегда знала, что ты преуспеешь, И теперь это происходит Гарри слышал ее слова, но его разум был слишком занят вопросом осознаuия чего-то. Потом медленно до него начало доходить. Он стоял, склонившись над матерью, целуя ее, когда вдруг услышал знакомый звук… Да, именно его он и пытался опознать, этот звук. Что же, черт побери, это могло быть??? Мы с твоим отцом так много говорили о тебе, и о том, как мы хотели, чтобы ты был счастлив — точно! Вот он, этот звук Он уставился на мать сначала недоуменно, не зная, что это могло бы значить, И вдруг все части головоломки встали на свои места, и Гарри почувствовал, как на его лице появляется выражение недоверия, удивления и смущения. Звук, который он слышал, был зубовным скрежетом. Он знал, что это не он скрежещет зубами, потому что был под кайфом, а не под скоростями, так что этот звук могла издавать только его мать. Несколько секунд, показавшихся ему бесконечными, его разум боролся с правдой, что он и делал все это время, с того момента, когда он вышел из такси, однако теперь подозрение подкреплялось фактами, и он продолжал моргать, оперившись на стол: эй, ма, ты что, на амфетаминах? Что? Ты на амфетаминах? Он невольно повысил голос. Ты на таблетках для похудания, да? Ты принимаешь декседрин. Сара была смущена и сбита с толку. Ни с того ни с сего поведение и голос ее сына резко изменились — он снова кричал на нее, произнося слова, которые она не понимала. Она посмотрела на Гарри и покачала головой. Да что происходит, а? Как ты смогла так быстро похудеть? Я же говорила, я хожу к доктору. Да уж. И к какому, если нс секрет? Какому? Доктору? К диетологу. Блин, так я и знал. Ты сидишь на спидах, понимаешь? Гарри, с тобой все в порядке? Сара пожала недоуменно плечами и моргнула: я просто хожу на прием к врачу. Я не знаю, что такое спиды… Она покачала головой и снова пожала плечами: да что с тобой, Гарри, мы спокойно сидели и разговаривали, и вдруг… Что он дает тебе, ма? А? Он дает тебе таблетки? Конечно, он дает мне таблетки. Он же доктор. Доктора выписывают таблетки. Какие именно таблетки? Какие? Фиолетовые, красные, оранжевые и зеленые. Нет, нет, я имею ввиду Что за таблетки? Плечи Сары поднялись выше ушей, что за таблетки? Я ведь уже сказала. И они такие круглые и… плоские. Гарри закатил глаза и покачал головой: я спрашиваю, что в этих таблетках? Гарри, я Сара Голдфарб, а не доктор Эйнштейн. Откуда мне знать, что там в них? Он дает мне таблетки, и я принимаю их и Худею, так чего тут знать-то? Ладно, ладно, — Гарри ерзал в своем кресле, потирая шею, — так значит, ты не знаешь, что там в них? Откуда ты про них узнала? От кого? От миссис Скарлинни, от кого еще? А она узнала от своей дочери. Гарри кивал головой, все сходится. Рози Карлинни. А в чем дело? Она такая милая девушка, и у нее отличная фигура. Принимая такое количество скоростей, эта сучка, естественно, сильно похудела. Ее так трясет, что на ней ни одного лишнего грамма не останется. Гарри, ты начинаешь меня пугать. Слушай, ма, а от этих таблеток тебе случайно не становится так, знаешь, хорошо-хорошо, ты, вроде, говоришь немного больше обычного, хотя с твоими yentas это не так-то и просто, да? Сара кусала губы и кивала: ну, пожалуй, есть немного. Гарри снова закатил глаза. Немного. Господи, да я отсюда слышу как ты зубами скрипишь. Но это все проходит по ночам. По ночам? Когда я принимаю зелененькую. Тогда я засыпаю через тридцать минут. Пуф — и все. Гарри по-прежнему качал головой и закатывал глаза: слушай, мам, слушай, мам, ты должна завязать с этой дрянью. Это все плохо. Кто сказал, что это плохо? Я двадцать пять фунтов скинула. Двадцать пять. Тоже мне, большая радость. Да, большая. Да ты что, хочешь наркоманкой стать, что ли? Что значит наркоманкой? у меня что, пена изо рта идет, что ли? Он хороший доктор. у него даже внуки есть. Я у него фото на столе видела. Гарри шлепнул себя по лбу: ма, я серьезно тебе говорю, эти таблетки очень опасны. Ты должна прекратить их принимать. Да тебя ломать будет, черт побери. Ерунда. Я уже почти влезаю в свое красное платье, — лицо Сары смягчилось, — в котором я была на твоей бармицве. Которое так нравилось твоему отцу. Я помню, как он смотрел на меня, когда я была в этом платье и золотых туфлях. Это был единственный раз, когда он видел меня в красном платье.