«Останусь живым… Покрытый золотом… А потом?»
«Потом золото затвердеет, и ты умрешь, — ответила Асенат. — Какое-то время ты еще сможешь видеть и слышать, но тело умрет. А когда глаза твои начнут гнить, их заменят драгоценными камнями, и статуя Мардука станет твоим погребальным саваном».
Отец на мгновение закрыл лицо ладонями, а потом посмотрел на меня.
«Мне не доводилось видеть этот древний обряд, — негромко произнес он, — но отец моего отца однажды был его свидетелем — так, во всяком случае, он утверждал. Тебя убьет яд, содержащийся в золоте. Ты будешь медленно умирать, по мере того, как золото станет проникать внутрь: в сердце, легкие… А потом… Они сказали правду: потом ты обретешь покой. После того, как, сияя золотом, ты проедешь по всей Дороге процессий, приветственно вскидывая руку и иногда слегка поворачивая голову, в то время как толстый слой, покрывающий тело, будет делаться все тверже и тверже».
«Тогда, — добавил Енох, — мы вернемся в Иерусалим — все, даже те, кто сейчас томится в тюрьме. И у нас будут средства на постройку нового храма Господня — такого, какой был задуман царем Соломоном».
«Теперь понимаю, — кивнул я. — В прежние времена это был живой человек. А потом, когда статуя разваливалась…»
«Ты богохульствуешь! — возмутился верховный жрец. — Это останки Мардука!»
Не в силах больше терпеть, Мардук вскочил, опрокинув стул, и мощным движением руки смахнул со стола кости. Они с грохотом разлетелись по сторонам и, ударившись о стены, рассыпались в прах. Все съежились от страха, даже я опустил голову. Кир, однако, не испугался и с почти детским любопытством наблюдал за происходящим. Старый Набонид положил голову на руки, словно собирался уснуть. Пророк Енох презрительно усмехнулся.
Мардук повернулся и сурово посмотрел сначала на меня, а потом на Асенат.
«Я вижу тебя насквозь, хитрая старуха! — вскричал он. — Расскажи ему все! Всю правду! Ты общаешься с мертвыми. Что они говорят, когда ты призываешь их? Азриэль, — обратился он ко мне, — сделай, что намерен сделать, ради родных и своего племени. Когда все закончится, я так же, как и сейчас, буду здесь. Неизвестно, увидишь ли ты меня, сможешь ли придать мне сил, увижу ли я тебя и смогу ли даровать силу тебе. Никто не знает, удастся ли нам поговорить. Праздничная процессия, предстоящая битва с хаосом и коронация во дворе храма — словом, вся эта пытка станет испытанием для твоей души. Но вовсе не обязательно, что в результате ты превратишься в духа. Возможно, тебе уготована участь мертвых, обреченных до изнеможения странствовать в тумане. Множества мертвых со всего мира, которым нет дела ни до богов, ни до ангелов, ни до демонов, ни до Яхве. Соверши то, что должен, как человек чести, Азриэль. Ибо, несмотря на все мое могущество, я не уверен, что после того, как все закончится, сумею отыскать тебя и прийти на помощь».
«Не будь ты столь дурным и недостойным богом, Мардук, я стала бы поклоняться тебе, ибо ты, несомненно, умен», — взволнованно сказала Асенат.
«Что говорит этот бог»? — требовательно спросил Кир.
Енох посмотрел на Асенат.
«Сейчас нам достаточно лишь рассказать, что его ждет. Азриэль, — обратился он ко мне, — ты похож на статую Мардука. Заключенный в золотую оболочку, ты обманешь даже своих друзей. Никто не догадается, что ты не бог. Тебя примут за ожившую золотую статую. Да, ты оцепенеешь, почувствуешь боль, но, поверь, в этом нет ничего ужасного. А уже во время шествия по Дороге процессий твои сородичи начнут готовиться к возвращению домой».
«Что ж, — ответил я. — Давайте поступим проще. Позвольте моим соплеменникам отправиться в путь немедленно, и я сделаю, о чем вы просите».
Я вдруг ощутил комок в горле, стало трудно дышать. Я понимал, что веду себя по-юношески глупо, но еще немного — и меня охватит непреодолимый ужас.
«Это невозможно, — отрезал Кир. — Нам нужен твой народ, нужны ваши пророки. Нужны, чтобы провозгласить персидского царя Кира помазанником вашего бога. Все жители города должны единодушно выразить восторг. Но я не стану тебя обманывать. Я не верю в вашего Мардука. Я не верю, что ты станешь богом, когда исполнишь задуманное».
«Да расскажи ему все наконец!» — потребовал Мардук.
«Не сейчас, остальное пока не имеет значения, — возразила Асенат. — Ты не хуже меня понимаешь, что он может отказаться».
«Азриэль! — Мардук повернулся и обнял меня. — Я люблю тебя. И буду рядом с тобой во время процессии. Твоим соплеменникам действительно позволят вернуться домой. А сейчас у меня нет больше сил оставаться в обществе смертных. Асенат, будь милосердна к мертвым, которых ты столь часто призываешь, ибо им тяжело находиться с живыми. Невероятно тяжело».
«Знаю, языческий божок, — ответила Асенат. — А сам ты придешь поговорить со мной?»
«Никогда!» — яростно вскричал верховный жрец, но гнев его быстро утих.
Он взглянул на двух других жрецов, которых я едва помню.
«Не забывайте, она единственная знает, как приготовить золотой состав», — подал голос Ремат.
И тут я невольно рассмеялся.
«Так вот в чем дело, — сказал Кир. — Вы обращаетесь за помощью к ханаанской[22] колдунье, потому что ваши мудрецы не знают этого секрета».
Мое веселье никто не разделил, и я наконец перестал смеяться и успокоился.
Мне потребовалось большое мужество, чтобы посмотреть на отца. С мокрыми от слез глазами и застывшим лицом он выглядел совершенно разбитым, сломленным, утратившим жизненные силы. Такое впечатление, что он уже меня похоронил.
«Ты тоже должен пойти, отец, — и ты, и братья».
«Ах, Азриэль…» — только и смог произнести он.
«Не отказывай мне в последней просьбе, отец. Во время процессии я хочу видеть твое обращенное ко мне лицо и лица родных. Если, конечно, ты веришь этим людям и тому, что написано в свитке».
«Деньги уже переданы, — сказал Кир. — И глашатаи на пути в Иерусалим. Твое семейство будет самым уважаемым среди соплеменников, и о твоей жертве никогда не забудут».
«Ну да, как же! Евреи не станут хранить память о том, кто возомнил себя вавилонским богом! Но я все сделаю. Сделаю, потому что так хочет мой отец. И я… прощаю его».
Отец посмотрел на меня, и в его глазах я прочел безграничную любовь и невыносимое страдание разбитого сердца. Он обвел взглядом застывших в молчании Еноха, Асенат и старейшин.
«Я люблю тебя, сынок», — просто сказал он.
«Хочу, чтобы ты знал, отец, — снова заговорил я, — что есть еще одна причина моего согласия. Да, я делаю это ради тебя, ради нашего народа, ради Иерусалима… и потому, что я говорил с богом. Но еще потому, что не могу допустить, чтобы кто-то другой испытал столь мучительные страдания. Я никому этого не пожелаю».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});