задницу, эту розу, алкоголь хотя бы проверен временем.
И Цой после этих слов исчез из моего поля зрения, а я полежал немного на ворохе пальмовых листьев, а потом немного очухался, встал и тоже начал обследовать окрестности. Из полезного обнаружил одно абрикосовое дерево и два персиковых — плоды на них созрели и вполне были готовы к употреблению, сентябрь же месяц на дворе. Из живности же только какую-то землеройку увидел — она быстро скрылась в зарослях, узрев меня. Эх, райское все же место Гавайи, думал я, возвращаясь в хижину, нагруженный дарами тропическими леса. С голоду тут точно не умрешь круглый год…
Через час примерно и напарник мой явился и рассказал, что ничего полезного он на южной оконечности не обнаружил. Мы закусили абрикосами, поставили на костер котелок с водой и начали беседу о наших стратегических, так сказать, задачах.
— Неделю-другую здесь посидеть можно, — это я первым вступил в диалог, — но всю жизнь, конечно, здесь не проведешь. Надо думать, как и куда мы отсюда выбираться будем.
— Я тоже задался таким вопросом, — признался Цой, — всю ночь практически размышлял, не спалось что-то…
— И чего придумал? — поинтересовался я.
— Ничего полезного, — признался он, — одна надежда на тебя осталась.
— Ладно, — тяжело вздохнул я, — попробую оправдать надежды. Отсюда у нас, если не фантазировать, только два пути. Первый — это возвращение на большой остров и попытки обвести вокруг пальца ребят, которые нас ищут.
— А второй какой? — с некоторой надеждой спросил Цой.
— Второй это выходить на нашем катере в открытое море и ловить проходящее судно… желательно не американской юрисдикции. Там наврать что-нибудь с три короба, чтобы они сразу не сдали нас гавайским властям, а довезли до другой страны.
— Это фантастика какая-то… — обломал мои мечты Цой, — при обнаружении людей за бортом капитан обязан известить власти ближайшего порта об этом. А ближайший порт это Гонолулу…
— А мы наврем что-нибудь про себя, — продолжил я уточнять детали своего плана, — глядишь, и прокатит…
— Ну может быть… — без излишнего энтузиазма в голосе откликнулся Цой. — Больше у тебя ничего в загашнике не осталось?
— Больше ничего… — растерянно отвечал я, — может, ты что-то добавишь?
— А вот и добавлю, — неожиданно сказал он, — мы же с тобой эти… экстрасенсы, верно?
— В каком-то смысле да…
— Вот и надо задействовать свои способности для спасения собственных задниц, верно?
— Беда только в том состоит, — ответил я, — что способности наши очень специфические — вот как, по-твоему, могут помочь мои лечебные функции?
— Надо подумать, — серьезно ответил мне он, — голова у тебя есть, вот и займи ее этим мыслями. А что до моего дара, то я уже его задействовал, пока по острову бродил.
— Так выкладывай уже, не томи, — подстегнул его я, — что там у тебя нарисовалось.
— Выкладываю, — спокойным тоном заявил он, — сегодня до вечера к нашему острову пристанет туристическое судно…
— Когда точно это будет? — сразу решил уточнить я.
— Во второй половине дня, — ответил Цой, — точнее не знаю. Называться оно будет «Роза Мунда»…
— Роза мира то есть… — вылетело у меня на автомате, — немецкое что ли судно?
— Нет, филиппинское, — поправил меня Цой, — но построено в Германии. У них тут будет запланирован пикник и морские купания.
— И что дальше? — заинтересовался я.
— Дальше один из отдыхающих начнет тонуть, а мы с тобой должны его спасти. А потом попроситься на борт этой Розамунды…
— И как мы им объясним, кто мы такие и что тут делаем?
— У нас есть еще несколько часов до прихода судна, — пояснил он, — надо сесть и продумать эти вопросы…
Все, что я смог придумать для легализации нашего робинзонного положения, так это продырявить катер — якобы налетел он на скалы, поэтому мы тут и застряли без средств связи.
— А почему нас никто искать не начал? — тут же начал проверять легенду на прочность Цой.
— Никому не сказали потому что, куда мы поплывем, — нашелся я.
— А чего бы нас тогда не вернуть по месту жительства, то есть на Оаху? — продолжил пытать он.
— Потому что мы не местные, а, к примеру… да из России оба к примеру.
— Я русский не знаю, — грустно заметил Цой.
— Думаешь, на филиппинском судне кто-то его будет знать? А между собой мы и на корейском можем общаться, — вырулил я из трудного положения, — а если вдруг и найдется знаток языка, ты можешь сказать, что родился и прожил всю жизнь в корейской деревне где-нибудь в Приморье, там русский без надобности.
— Тогда сразу такой вопрос вылезает — если я из глухой российской деревни, как я оказался на Гавайях? К тебе, кстати, вопрос тот же, русские, насколько мне известно, за пределами своей страны путешествуют редко и обязательно в сопровождении агентов КГБ.
Тут я уже прикусил язык, будучи не в силах объяснить такой выверт сюжета, но мне помог сам спрашивающий:
— Тур Хейердал, — заявил он громко и с выражением.
— Чего Тур Хейердал? — не совсем понял я.
— Он нам и поможет, — пустился в объяснения Цой, — кто это такой, ты знаешь?
— Ну да, — ответил я, — знаменитый путешественник, Кон-Тики там, Ра, Тигрис. С ним плавал один русский, Юрий Сенкевич.
— И один японец… переделываем его в корейца и рассказываем, что отстали от экспедиции Хейердала.
— Он в этой части Тихого океана, кажется, никогда не плавал, — вылил я немного холодного душа на него.
— Да это никто и проверять не будет, — уверенно парировал он, — тем более, что на острове Пасхи он таки работал когда-то, а это не слишком далеко от Гавайев.
— Ну чего, — нехотя согласился я, — как рабочая версия, наверно проканает… вернуть нас попросим меня в Россию, а тебя в Корею, а если это им покажется слишком далеко, пусть хотя бы на Филиппины нас привезут, а там через консульство какое-нибудь свяжемся с родиной.
— А с катером что делать будем? — спросил Цой.
— Да пусть на своем месте