Читать интересную книгу Третья пуля - Стивен Хантер

— Кто-нибудь видит следы вмешательства после этого?

Все смотрели, как Стронский водит фонариком вокруг неаккуратного вороха бумаг. Загнутые и потрёпанные края торчали там и тут, с боков торчали углы небрежно вложенных листов. Стронский мягко провёл рукой по неровным краям кипы, словно пропуская через ладонь колосья пшеницы и облако пушистой бумажной пыли поднялось в воздух, клубясь в лучах фонарика.

— Не похоже, что сюда часто наведывались, — подытожил Суэггер. — Все согласны?

— Дай-ка сравню с другими, — сказал Стронский. Прихватив фонарик, он прошёлся по другим коробкам, изучая случайно выбираемое содержимое. Вернувшись, он сказал — Там всё то же самое. Пыль, хаос, бумага по краям практически рассыпалась.

— Отлично, — ответил Суэггер. — Итак, что мы видим?

— Я вижу, что тут всё поделено на месяцы, — сказала Рейли. — Начнём с сентября, когда туда Освальд явился?

— Пожалуй, так будет логичнее всего.

Рейли указала на один из разделителей в картонной коробке, отмечавший приключения сентября. Весь месяц извлекли наружу с максимальной осторожностью, хотя это всё равно вызвало новые клубы пыли, в которую превращались документы или по крайней мере их края на своём пути в забвение. Три пачки были слегка отделены от более плотной массы апрельских отчётов, они-то и стали точкой начала поисков. Боб вытащил их и раскрыл.

Сперва бумаги проглядывала Кэти.

— Это отчёт Костикова[87] от двадцать седьмого сентября, в котором он описывает свою беседу с Освальдом. Это публиковалось Мейлером, у меня есть эта книга. Обычное дело.

— Прогляди-ка, нет ли здесь чего-нибудь, что Мейлер пропустил или не опубликовал?

— Конечно.

Кэти внимательно вчиталась и наконец ответила:

— Ничего нет.

— Что-нибудь насчёт заявлений Освальда?

— Нет. Тут чётко видна напряжённость Освальда, он пышет злостью от разочарования, что его не приветствуют как брата, но тут нет никаких особенных диалогов или заявлений.

— Ты уверена?

— Абсолютно

Суэггер не торопился соглашаться. — Но это ведь пересказ?

— Нет. Документ протокольный, а не запись с чьих-то слов.

— Ладно, понял. Давай дальше.

Он открыл следующую папку, и Кэти напала на неё.

— Это доклад Нечипоренко,[88] другого КГБшника, на следующий день. Тут про завершение дела: отказ Освальду в визе, его злость и недовольство.

— Пожалуйста, поищи насчёт его заявлений и хвастовства.

— Нет, ничего. Но тут вторая страница… — она читала, её глаза из-за очков сканировали текст в свете фонарика, который Стронский пытался удерживать ровно. — Это сводный доклад третьего КГБшника, наверное— их начальника, его зовут Яцков.[89] Освальд приходил ещё раз, в субботу двадцать восьмого, во время волейбольного матча между командами КГБ и ГРУ, там был Яцков, который и пригласил его к себе в кабинет. Освальд в этот раз был вне себя и даже достал оружие! Яцков отобрал у него револьвер, и тогда этот идиот расплакался прямо за столом. Единственное, что для него сделал Яцков — так это посоветовал обратиться за визой по обычным каналам, но отказал в обращении к кубинцам по его поводу. Тем временем вмешался Нечипоренко, Яцков вернул Освальду револьвер и вывел его из посольства. Жалкая сцена…

— И снова никаких заявлений или откровений?

— Почему это так важно?

— Я должен знать, не сказал ли он им чего-нибудь эдакого о себе, что могло бы заинтересовать Джеймса Бонда, которого я ищу.

— Револьвер разве не заинтересовал их?

— Возможно… но нет ли там специфических выражений, намёков, чего-нибудь необычного?

— Нет.

— Ладно, пусть так. Теперь мы от начала до конца проглядим всех посетителей посольства. Тут нам нужны специалисты-разведчики, но не постоянно прикомандированные к посольству, а прибывшие и убывшие в то же время, примерно за последнюю неделю сентября. КГБ, но может быть и ГРУ или просто военные. Может, даже СМЕРШ,[90] почему бы и нет? Может быть, существовали подразделения разведки о которых я не знаю, связанные с ВВС или стратегическим вооружением или радиоэлектронной разведкой. Разведка плодится как грибы.

— Хорошо растут в темноте и на дерьме? — спросила Рейли.

— Ну, я хотел так сказать, но не стал. Вы готовы?

Оба кивнули.

— Михаил, держи свет. Я буду доставать по одному документу и переворачивать страницы. Кэти, ты говори, если заметишь что-то, в чём стоит покопаться.

Этим они занимались три часа, прерываясь лишь для того, чтобы размять колени, потереть уставшие глаза и разогнуть затёкшие спины. Забавного было мало, и казалось, что прошло уже шесть или девять часов вместо трёх. Наконец, Кэти вынесла свой вердикт:

— Сельскохозяйственные журналисты, дипломаты, доктора, юристы, но никто в официальных записях не помечен как офицер-организатор, агент или вербовщик. Даже издалека никто не похож на оператора-исполнителя. Может быть, русские использовали коды в своих совершенно секретных документах, так что когда я вижу «доктора Меньшава,[91] профессора-агронома», это должно означать «Бориса Баданова, отъявленного убийцу»? Но в этом я сомневаюсь.

— Я тоже.

Они перерыли весь сентябрь, затем октябрь и ноябрь, вплоть до убийства. Само убийство произвело тонну бумаги, потребовавшей отдельной коробки, но Суэггер не видел смысла перекапывать её, поскольку всё произошедшее после убийства смысла не имело.

— Ни следа Джеймса Бонда, — сказала Рейли. — Нет ни следа совещаний, активности, встреч— ничего, что указывало бы на вовлечённость или хотя бы осведомлённость людей, связанных с посольством насчёт событий двадцать второго ноября. Никаких признаков контакта с внешними агентами из шпионских групп, ничего касающегося «специального гостя» из Москвы.

— Не попадалось ли тебе название «Карлы Вары»?[92] — спросил Стронский. — Это тренировочная база Спецназа и ГРУ на Чёрном море, все исполнители-убийцы проходят через это место для подтсерждения своей квалификации и какое-то время находятся там.

— Нет, «Карлы Вары» не было. Ничего подобного.

— Думаю, всё же твоего президента убили красные ублюдки, — сказал Михаил. — Они подобным дерьмом по всему миру занимались.

— Если и так, то всё дело прошло мимо посольства так, что никто из бюрократов не заметил ничего особенного или необычного, — ответил Суэггер.

— Михаил, — вмешалась Кэти, — отчёты последовательно пронумерованы, я внимательно следила.

Она заметила что-то, что не бросилось в глаза Суэггеру.

— Так вот, это значит, что невозможно было убрать что-то или добавить без необходимости перепечатывать всю папку после вложения либо удаления. Но я не вижу никакой разницы в цвете или состоянии бумаги, которая говорила бы о замене документов. Кроме того, всё это напечатано на одной и той же машинке: я узнаю шрифт, там везде размыта перемычка у буквы «Н». Я так и вижу несчастную русскую девушку, которая печатала более чем по сорок страниц в день: у неё узнаваемый стиль. Два левых пальца на левой руке были слабоваты, так что буквы с того края клавиатуры везде слегка светлее. Но по понедельникам у неё были выходные, так что её заменяла менее одарённая машинистка, делавшая больше ошибок и хуже справлявшаяся с правым краем клавиатуры. Я думаю, что понедельничная замена была левшой.

— Вот это да, — сказал Суэггер. — Кэти, ты не в том бизнесе. Тебе бы разведывательным аналитиком быть.

— Я просмотрела много русских документов, много отчётов, так что привыкла к их стилю, изложению, номенклатуре и даже бюрократической культуре. С 6Зго года тут немногое изменилось, пусть даже изменилось всё остальное. В том, что мы проглядели, всё проникнуто духом подлинности и я не вижу ничего, что навело бы меня на мысль о подлоге с чьей-то стороны с целью скрыть визит Джеймса Бонда.

— Проклятый Джеймс Бонд, — посетовал Суэггер. — Никогда его нет рядом, когда он нужен.

На следующий день Суэггер в качестве агента Хомана увиделся с высокопоставленным спецом из криминального отдела московской полиции, который, будучи известным в международных делах московским сотрудником бюро Интерпола, свободно говорил по-английски. Они сидели в кабинете инспектора, отгороженном стеклянными стенами — необычно строгом, лишённым индивидуальности уголке управления по борьбе с организованной преступностью на третьем этаже главного здания московской полиции.

— Этот тип, Бодонский, был племянником главаря измайловской группировки, на их языке — «авторитета», также Бодонского, — рассказывал инспектор в то время как они вместе просматривали толстое дело Бодонского, в котором Суэггер увидел фотографию убитого им человека. Бодонский казался симпатичным, лихим и открытым человеком с густыми тёмными волосами и пронзительным взглядом. Наверное, к женщинам у него был особый, гангстерский подход. Первый и последний раз, когда Суэггер его видел, его лицо было разбито ударом о руль «Доджа» и напоминало арбуз, расколотый о кирпичную стену.