class="p">– Я тебя не боюсь. Выходи, поговорим.
Светильник еще раз качнулся, и очень знакомый голос, который я так часто ненавидел при жизни, произнес:
– Давай поговорим.
Держа в руке светильник, из темноты вышел Богдан. Он был обычным, каким я привык его видеть – юношеское, молодое, безбородое лицо, без морщин и впавших глаз, одетый в свое добротное школьное пальто. Это был мой настоящий брат.
– Богдан, я так рад тебя видеть! – воскликнул я. – Боже, как я рад! Я так скучаю по тебе!
Он улыбнулся своей знакомой ироничной улыбкой.
– Не думал, что я когда-нибудь скажу это, но я тоже скучаю по тебе. Я скучаю по тебе, ты, скучная и глупая задница барана Прошки.
– Да, брат, ты прав, я просто задница Прошки! – я счастливо улыбался этим словам, которые когда-то казались мне настоящим оскорблением, и из-за которых я так часто мечтал хорошенько начистить ему лицо, а теперь эти слова были для меня самыми трогательными и родными. – Брат, ты простишь меня когда-нибудь? За все это, что я натворил, ты простишь меня?
– Мне не за что тебя прощать, Иларий, – вздохнул он. – Давай присядем здесь, – он показал на старое поваленное дерево, которое много лет служило Бахмену лавкой. – Все, что случилось, должно было случиться. Ведь вся наша жизнь была неправильной. Все неправильное пошло отсюда, из Холмов. Отец воспитывал нас, разъединяя и давая понять, что мы разные. А в чем наше отличие? В том, что я родился первым? Чушь какая! Я всегда так высокомерно к тебе относился, ябедничал, подговаривал к проделкам, а ты глупый верил мне, все считал, что старший брат плохого не посоветует. Эх, Иларий, я ведь сам заноза в заднице. Ты думаешь, я читал все эти книжки, которые мне покупал отец? Хах, я только делал вид, что мне это все интересно, да насмехался над тобой, считая, что я лучше тебя. И все это только из-за того, что отец так решил… Глупая и бестолковая жизнь у меня была, а у меня ведь и друга никогда не было. Я был таким заносчивым, что всем тошно было только от одной моей чванливой физиономии. Я был просто ничтожен как человек… Это ты меня прости, если сможешь, за то как я относился к тебе.
Он погрустнел, печально посмотрел мне в глаза и сказал:
– Брат, я ведь еще жив. Моя душа еще жива. Она находится в теле, которое он захватил. Мои мысли, мое сердце и тело – все принадлежит ему, и только маленькая часть меня еще жива. Я могу вырваться от него только в этом мире. Ненадолго, но могу. Этот мир – это не рай и не ад. Этот мир такой же, как и на земле, но только здесь пусто и одиноко. Здесь никого нет, кроме тебя самого. Это хорошо, что ты заболел и умер. Так я могу тебе рассказать, что со мной происходит. Понимаешь, Иларий, мне очень плохо, – на его глазах навернулись слезы. – Это так трудно, когда ты не можешь управлять своим телом. И самое страшное, что я сейчас из себя представляю. Сейчас я – зло, которое стремится жить и размножаться, это зло, как паразит поселилось во мне, а я беспомощен, чтобы остановить его. И я предупреждаю тебя, в тебе тоже оно есть. Будь осторожен, – его холодная, липкая рука с силой сжала мою. – В тебе часть него, – он замолчал и резко повернул в голову, напряженно всматриваясь в пустоту. – Он скоро придет, мне пора. Слушай быстрее. Он нашел уже глубоко несчастную, страдающую душу. И эта душа уже дала согласие на дар. Я ничего не могу поделать. Но мне больно, больно от этого. Он будет пожирать души и их тела, также как случилось с нами, со мной и родителями. Иларий, ты должен помочь этой несчастной душе не стать злом. А она может им стать. Слишком она несчастна.
– Богдан, скажи, это девочка? Ее зовут Мария?
– Я не знаю, как ее зовут, и кто она. Для меня нет больше имен и пола. Это просто душа. Я чувствую ее страдания, и он чувствует. Он питается ими. Все, мне пора. Он не должен знать, что я разговаривал с тобой. Храни это в тайне. Знай, я могу с тобой разговаривать только тогда, когда ты умираешь.
– Умираю? Но я уже умер!
– Да ты умер, но ты будешь жить, – Богдан схватил светильник, вскочил и направился в темноту.
– Постой, как мне тебя спасти, как помочь? Кто он такой?
– Увы, я не знаю. Он не пускает меня к себе. Если я не умру полностью, я попытаюсь узнать ответы на твои вопросы, но на это потребуется время. Может, много времени. Когда я найду ответы, я дам тебе знать, но тебе нужно будет снова умереть. Это опасно, есть вероятность, что ты никогда уже не вернешься, но другой возможности встретиться у нас нет. Я не говорю тебе «прощай», брат…
Он бросил на меня последний взгляд, полный страдания, нырнул в темноту, и светильник погас.
Вдруг листья деревьев зашумели, словно на них подул сильный ветер, и я полностью погрузился в темноту. Посмотрел на небо, но там не было звезд. Чернота, как жидкая смола, облепила меня, и я, теряя опору под ногами, полетел в пустоту. Бурлящий и свистящий звук клокотал в моих ушах, чудовищный водоворот трепал меня из стороны в сторону. Вода, черная и густая вертела меня, как барана на вертеле. И я почему-то вспомнил последнюю встряску отца.
«Хорошо, что умер, иначе мне снова пришлось бы умереть, – подумал я. – Брат сказал мне, что я оживу, значит, нечего бояться, нужно как-то выбираться отсюда».
Взмахнув руками, как птица, я двинулся вперед, еще раз взмахнул и через некоторое время вынырнул на поверхность. Повсюду была вода, и снова на небе появились звезды.
– Помогите, помогите! – закричал детский голос. Он был очень тонким и практически безжизненным.
Где-то тонул ребенок. Это была девочка.
Я поплыл на крик, разгребая руками черную, невероятно холодную воду. Странно, что я знал, как плыть, ведь я не умел плавать.
– Где ты? – крикнул я.
– Здесь, – в темноте мелькнула белая ладошка, – я здесь, помогите!
Подплывая туда, я с ужасом увидел, что над головой ребенка возникло что-то большое, похожее на огромное весло, и оно со всей мощью опустилось на ее голову. Девочка хрипнула и погрузилась в воду. Потом опять удар, весло опускалось на ее голову с беспощадностью, вызывая всплески и водоворот, пока девочка не затихла, исчезнув в