Борис Кагарлицкий
ПРИОБЩЕНИЕ К ВАРВАРСТВУ
Нынешнее десятилетие началось как эпоха надежд. Мечта о прекрасной новой эпохе овладела миллиона ми людей. Никто на Востоке даже не жалел о поражении в «холодной войне». Казалось, процветание — за углом. Надо только приобщиться к «мировой цивилизации», войти в «общеевропейский дом».
Но прошло всего несколько лет, и великие надежды сменились скептицизмом. На Западе сегодня все чаще вспоминают последний век Римской империи. Начавшийся триумфами, век этот закончился катастрофой.
Если западноевропейцы и североамериканцы — новые римляне, то мы, по всей видимости, новые варвары. Это может показаться неудачной шуткой, но, увы, все куда серьезнее.
Мировая история знает два типа отношений между общества ми. Либо одна цивилизация противостоит другой, либо все сводится к противопоставлению «цивилизация — варвары». Вопрос не в том, чье общество более развито, где порядки лучше, кто богаче. Пока одно общество живет в изоляции от другого, эти сравнения вообще не имеют смысла. Но даже тогда, когда взаимодействие неизбежно и необходимо, происходить оно может по-разному.
Столкнувшись с Европой, китайцы и японцы не могли отрицать превосходства европейской техники. Не могли они и не увидеть эффективности европейских политических институтов. Все это надо было осмыслить, оценить, по возможности использовать. Но Восток в противостоянии западному миру все равно видел себя как ИНУЮ цивилизацию. Не хуже, не лучше, просто — иную. Точно так же «иной цивилизацией» по сравнению с Западом воспринимало себя и советское общество. Даже в 80-е годы говорили о «диалоге», «взаимопроникновении», «конвергенции». А это значило: есть две культуры, два типа обществ, каждое живет по своим правилам. Правила эти меняются. Но перемены должны происходить изнутри, выражать наши собственные потребности и наши традиции.
С крахом советской системы рухнула и вера в собственную особую цивилизацию. И возникла новая формула. Цивилизация — это Запад. У них — «цивилизованный мир», «цивилизованные страны». Мы должны «приобщиться», «войти», «повторить путь». Раз они победили, а мы проиграли, значит, у нас нет иного выбора, кроме как стать похожими на них.
Даже в самом примитивном племени есть собственные ценности и собственная культура. Есть установления, которые принято уважать. Все меняется, когда столкновение с «цивилизацией» доказывает неэффективность этих порядков. Побежденный осознает себя варваром.
Итак, если цивилизация — это они, значит, мы — варвары. Переворот в мировоззрении начинается с потери уважения к себе, обесценивания всего привычного, своего. Они — «живут», мы — «существуем». У них — «прогресс», у нас — «застой». Они— полноценные люди, мы — низшие существа, «деформированные» нашим «неправильным» социальным опытом, неверной идеологией и тоталитарным государством.
В данном случае неважно, верно или неверно каждое из подобных утверждений. Парадокс именно в том, что в каждой из этих формул есть доля истины, точно так же, как и изрядная доля сознательной и бессознательной лжи. Но, так или иначе, эти утверждения, дополняя друг друга, складываются в определенную систему понятий, выражающую самооценку и самосознание варвара.
Две цивилизации могут вести диалог. Варвары не могут оспаривать и даже обсуждать принципы цивилизации. Они могут только воспроизводить ее формы. Естественно, варвары осваивают чуждую им цивилизацию по-варварски. По мере того как варвары «приобщаются к цивилизации», сама цивилизация «варваризируется». Внешние атрибуты чужой цивилизации осваиваются прежде всего. В них видится магический символ успеха. Варвары надевают тоги, европейские мундиры, ставят в своих офисах компьютеры.
Сталкиваясь с чужой цивилизацией, варвары видят результат. И именно этот результат стремятся с наибольшей точностью воспроизвести. Копируются мельчайшие детали, второстепенные особенности. Но секрет успеха ускользает. Ибо секрет не в механическом повторении чужих действий. Цивилизация жила своей жизнью, развивалась. История ее развития — вот ее секрет. Результат невоспроизводим, если не скопировать до мельчайших подробностей все повороты и этапы предшествовавшего развития. А это немыслимо. Повторить чужое развитие так же невозможно, как прожить чужую жизнь.
Если секрет успеха в развитии, то причины эффективности тех или иных структур надо искать в их прошлом, в их происхождении. Получая готовый результат, варвар надеется сразу «приобщиться» к вершинам цивилизации, а получает часто лишь продукты ее разложения. Пытаться скопировать результат — значит обрекать себя на катастрофу. Величие Рима было заложено в эпоху, когда никто не воспринимал всерьез маленькую италийскую республику. А варварские князьки рядились в тоги императоров, не понимая, почему никто не хочет с ними считаться. Верные поклонники СССР в Африке создавали однопартийную систему, вводили обкомы и райкомы, не понимая почему вместе с этим у них не появляются промышленность, медицина, образование и наука советского уровня. Они калькировали советские порядки 70-х годов, не догадываясь, что к тому времени советская система лишь пожинала плоды трагических усилий предыдущих десятилетий.
Сегодня наши новые варвары добросовестно вводят у себя биржи, акционерные компании, создают банковские группы, забыв, что победоносный капитализм времен Адама Смита ничего этого не знал. Успех был завоеван мелкими лавочниками и предпринимателями-энтузиастами, не употреблявшими даже слов «ценные бумаги».
Продукты кризиса воспринимаются ка к символы успеха. И мы получаем все болезни стареющего социального организма, так и не поняв секрета его прежнего роста. Для варвара цивилизация — это прежде всего «западный комфорт». Но комфорт редко соединяется с динамизмом. Парча и золото, изделия римских ювелиров, «мерседесы» и отдых в пятизвездных отелях — первое, что нужно «новому хозяину». Основатели капитализма жертвовали всем ради дела. Точно так же, как пионеры Америки, советские комиссары или легионеры Сципиона. Протестантсткая этика запрещала пустые увеселения, карточную игру, безответственный риск. Все это были черты вырождающейся аристократии. Легионеры за это презирали изнеженные дворы эллинистического Востока; большевики совершенно справедливо видели в этом признак разложения буржуазного Запада: если буржуа стали уподобляться аристократам, значит, в скором будущем они разделят участь последних.
Вообще, ничто не является таким верным символом предстоящего краха, как культ забавы. И не случайно распространение капитализма в Рос-сии началось не с торжества протестантской этики, а с появления тысяч казино‘и бессчетного множества компаний, которые превращают бизнес в рулетку. Номенклатура утратила традиции социальной ответственности, зато с восторгом открыла для себя соблазны «западной цивилизации».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});