— И давно ты знаешь ублюдка? — вдруг обратился он к благородному рыцарю голосом сильным и зычным, рокочущим на нижних тонах. Сон, до того, кажется, охвативший его всего, исчез в один миг. Теперь перед ними сидел муж бодрый, уверенный в себе настолько, что каждый из присутствующих тоже почувствовал в себе некую силу — правда, неясно, какую.
— Какого ублюдка? — удивился Сервус.
Пеппо поморщился: рыцарь оказался на редкость недогадлив.
— Леонардаса, — помог другу Бенино.
— А-а-а… Давно. Лет так пять… Или два…
— Так два или пять?
— Три, — вспомнил рыцарь. — Точно три. Тогда я был по делам в Офире и…
— Плевать на Офир! — рыкнул варвар. — Мне нужно точно знать, кто этот парень!
— Да Леонардас же! — воскликнул Сервус, приходя в волнение.
— Леонардас, — закивали Маршалл и Заир Шах. — Мы все с ним знакомы.
— Давно ли? — вступил в беседу и маленький дознаватель, который уже понял, к чему клонит киммериец.
— Тоже два года, — пожал плечами шемит. — Точнее и не вспомню.
— Около двух, — скрипнул раздраженный очередным допросом астролог.
— Тогда, парни, я вам открою тайну, — с ухмылкой сказал Конан. — Он не Леонардас.
Все вздрогнули (Пеппо заметил, что на этот раз вздрогнул и Гвидо).
— С чего ты взял? — растерянно пробормотал Сервус.
— Слыхал я про одного вора — и два года назад слыхал, и пять, и семь… История такая: есть на востоке Вендии королевство Мандхатту. Там…
— Так вот почему ты говорил о Вендии, — перебил друга Гвидо.
— … живут в основном полувендийцы-полукхитайцы, — перебить Конана еще никому не удавалось, — но есть и аквилонцы, туранцы, немедийцы. Только киммерийцев нет, — добавил он с гордостью. — Путешественники говорят, что жизнь там скучна, как на Серых Равнинах. Культ божка Бака запрещает им пить, поэтому ни одного кабака в Мандхатту нет и в помине. Ложиться в постель с женщиной можно, но только с одной — с женой, и только для продолжения рода, а не для удовольствия. Тьфу! — неожиданно разозлился варвар. — Тогда и жить не стоит!
— Ну! — в один голос подтвердили разволновавшиеся от печального рассказа рыцарь, шемит и философ.
— И вот в таком-то дерьме и родился разбойник и вор Кармашан.
— Кармашан? — удивленно переспросил Гвидо. — Я слышал о нем.
— И я, — внес свою лепту в разговор Заир Шах.
— Клянусь Кромом, — прорычал Конан, — если вы еще раз откроете рот, будете искать свой Дал сами!
Все сделали умные лица и подобострастно приготовились внимать далее.
— Кармашан — ублюдок из ублюдков. Никто не знает, от кого и кем он рождел, но говорят, что от демонов. В Мандхатту его боятся — ему ничего не стоит прикончить того, с кем он только что пил вино на дружеской пирушке. Он высок и тощ, любит прикинуться полудурком…
— Леонард ас? — ахнули все, но тут же и захлопнули рты.
Конан не рассердился: он уже закончил свой рассказ.
— Гм-м… — осторожно подал голос Бенине. — Я думаю, друг, ты ошибаешься… Конечно, описание твое вполне соответствует нашему несчастному Леонардасу, но… Он не Кармашан.
— Конечно, не Кармашан, — пожал плечами Гвидо. — Я же говорил тебе, Конан: Лавиния сказала, что знает Леонардаса с детства, а она родилась в Аквилонии, а не в Вендии.
— Да и жил он — во всяком случае, в последние — в Офире, — сказал разочарованный философ.
— Аквилония или Офир, — решительно заключил Сервус Нарот. — И никакая не Вендия. Вот два пути, Конан. Выбирай.
Яростно полыхнули синие глаза варвара. Да, он готов был за золото искать Лал Богини Судеб, но не терпел, чтоб ему указывали — хотя бы даже направление пути. Но не успел он словом выразить рыцарю свое настроение, как слева от него вякнул астролог. Скрипучий голос его стал вдруг значителен и резок.
— Не надо выбирать, — задрав вверх свой нос-крючок заявил он. — Ты и за пять лет не найдешь человека, если не знаешь, в какую сторону он подался. Я — и только я — укажу тебе, киммериец, где найти Леонардаса… Я, и только я!
Все вздрогнули.
Глава вторая. Астролог действует
— Да, теперь вздрогнул и Пеппо. Откуда этому старикану знать, куда двинулся Леонардас? Не иначе, как он находится в сговоре с ним, и решил продать свои сведения подороже.
— Все просто. — Заир Шах с превосходством посмотрел на остальных. — Леонардас тащит с собой Лал Богини Судеб, так? Клянусь Эрликом и пророком его Таримом, никто из вас не станет утверждать, что в мире найдется еще один такой камень!
— Никто и не собирается сие утверждать, — недовольно проворчал рыцарь. — Говори толком, старик, чем ты можешь помочь?
— Я найду твой Лал по звездам!
Глаза Сервуса Нарота потемнели. Он мгновенно понял, о чем вещал сейчас Заир Шах. Несмотря на противный вид и наглое поведение, этот старикашка считался одним из лучших астрологов в Туране, а кто не знает, что именно в Туране такой швали больше, чем рыбы в море! Хорошо, подумал рыцарь, что он не стал особенно настаивать и выгонять его из дому. Тогда определить путь Конана было бы не то что сложней, а и вовсе невозможно, и Лал Богини Судеб он утерял бы навсегда…
— Добрый старик! — со слезой в голосе воскликнул Сервус. — Я знал, что ты не оставишь в беде старинного друга!
— Наплевать мне на тебя, — огрызнулся Заир Шах. — Я и медной монеты тебе не подарю, что уж говорить о Лале…
— И что же ты хочешь? Золота? Самоцветов? — Рыцарь обиделся и говорил холодно.
— Вот еще! — фыркнул астролог. — Я хочу, чтоб вы все — все! — забыли о том, что я похитил шпинели! Моя репутация дороже всяких там самоцветов.
— Да уж, — многозначительно заметил Бенино. — Если люди узнают о том, что ты вор, никто не захочет иметь с тобой дела…
— Я не вор. Я… оступился… больше такого не повторится… — вдруг смутился Заир Шах. — Ну? Вы согласны?
— Я-то согласен. — Сервус Нарот с сомнением посмотрел на своих гостей, — А вы?
— Только ради тебя, — буркнул философ.
— Так и быть, — кивнул Маршалл, пряча ухмылку.
— Хорошо, — пожал плечами Гвидо.
— Клянитесь своими богами, — потребовал астролог.
— Тьфу, дурень… — пробурчал себе под нос рыцарь, но тем не менее произнес со всей торжественностью, на которую был способен. — Клянусь светлым Митрой, Подателем Жизни и Хранителем Великого Равновесия, я никому не расскажу, что Заир Шах стянул у меня оранжевые шпинели, цена коим…
— О цене не надо, — торопливо прервал его старик. — Твоя клятва удовлетворила меня. Теперь ты, Маршалл.