— Отдохни, приятель, а то у тебя совсем во рту пересохнет! Вот прополощем горло, тогда и поговоришь. А ты, Конан, видел, как Ферндин сразил мальчишку? — Кларс пытливо взглянул на киммерийца.
— Знаешь, мастер, мне и самому это непонятно-Когда затрубили трубы, я следил за своим противником, но все же видел и остальных… Я тогда чуть не крикнул юнцу: «Куда несешься! Держи правее!» Он явно забирал в сторону от Ферндина, замахиваясь не на него, будто видел перед собой другого противника… А тот даже не ударил, а просто ткнул мечом ему в горло, тут мы столкнулись с моим соперником, опять разъехались и увидели, что рядом все кончено…
Некоторое время спутники ехали молча, но вскоре Бёрри не выдержал:
— Ха-ха-ха! А этот последний бой! Митра свидетель, ничего подобного я отродясь не видывал! И если бы не Ферндин с его подлой удачей, тебя бы вынесли с Ристалища на руках!
— Да, Рыжий, ты прав, проклятый Ферндин, как демон-убийца, лишил Бергхейм трех славных рыцарей!
И одна победа гнуснее другой! Чего стоило герольдам и стражникам утихомирить толпу — я думал, они растерзают самого Верховного Жреца! Но, в конце концов, только ему и удалось успокоить горожан. Сегодня вечером Мэнора будет похожа на растревоженный улей. Так что ты, Рыжий, сиди у меня тихо и не высовывайся!
— Да, приятель, сегодня, пожалуй, и я послушаю твои песни, а то смотри, что получается: столько времени мы вместе, а ты для меня еще не пел!
— Ну, наконец-то дождался! Сам Конан Непобедимый просит ничтожнейшего из певцов побренчать на эрте и показать свое немудреное искусство! А я уж думал, что ты уши затыкаешь, когда я разливаюсь соловьем! Ну, вот мы и доехали. Смотрите: Риальт, плутишка, нас как-то ухитрился обогнать и теперь распахивает ворота, как перед королем и его свитой! Молодец, мальчик, из тебя будет толк, это я, Рыжий Бёрри, тебе говорю!
Они въехали во двор, не заметив, как за ними серой тенью проскочил невзрачный старикашка в рваной, надвинутой на глаза шапчонке. Крадучись, он подошел к навесу для лошадей и скрылся из виду, как будто слившись с темной стеной конюшни.
Тем временем во дворе собрались все мастера и подмастерья, мальчики-ученики стояли в сторонке, не смея приблизиться к грозному хозяину и его могучему гостю. Все они были на Ристалище и видели, чем закончились поединки. И вот герой сегодняшнего дня, славный воин, возможно, тот, кто завтра станет избранником Митры, стоит совсем рядом и смеется какой-то соленой шутке Рыжего Бёрри.
Мастер Кларс махнул рукой, подзывая мальчишек. Но не успел он приказать шустрым ученикам, чтобы они разнуздали и вывели коней, как вдруг за спинами подмастерьев раздалось гнусавое пение, они расступились, и на середине двора оказался нищий, тот самый, что сегодня с утра вертелся около палаток, выпрашивая подаяние. В тусклом свете гаснущего дня он казался тенью: серые морщинистые щеки, серый балахон из грубой ткани, грязная кожаная сума, болтающаяся на поясе, и светло-серые, почти незрячие глаза.
Его лицо все время подергивалось в жалкой улыбке, а сам он приплясывал, напевая Песнопение Митры. Но губы его, силясь произнести что-то членораздельное, выговаривали совсем непонятные слова и издавали диковинные звуки.
Один из подмастерьев, повинуясь кивку мастера Кларса, поспешил на кухню, чтобы вынести старику еды. Здесь нищим никогда не отказывали, но и ночевать никогда не оставляли: мастер Кларс не любил гневить богов излишней доверчивостью.
Вскоре нищий кружился в своей безумной пляске около самых ног вороного. Тот косил сердитым глазом, фыркал и прижимал уши, но стоял возле хозяина неподвижно, как каменное изваяние. И все же, когда нищий, споткнувшись, ухватился за попону, чтобы не упасть, конь не выдержал и взвился на дыбы. Конан схватил старика за шиворот, пару раз встряхнул и гаркнул:
— Эй, убогий, тебе что, жизнь надоела?! Смотреть надо, куда идешь! Это боевой конь, а не телега! Да ты хоть слышишь, что я тебе говорю?!
Нищий, все так же монотонно напевая, ухватился за широкий пояс киммерийца, пытаясь покрепче встать на ноги. Конан еще раз нетерпеливо встряхнул старика, и рваная шапка упала на землю. Венчик седого пуха встал торчком на непокрытой голове, отчего старик казался совсем беззащитным в огромных руках киммерийца.
— Эй, друг, полегче тряси старца, а то душу из него вытрясешь! Тогда мастеру Кларсу не видать больше удачи! Пусть лучше умрет, если ему это суждено, в какой-нибудь канаве или на дороге, но только не в доме у добрых людей!
Но старик уже опомнился и, держась одной рукой за меч, пытался найти на земле свою шапку. Кто-то из мальчишек подобрал ее и с опаской сунул в трясущуюся руку. Лицо нищего озарилось блаженной улыбкой, он отцепился от Конана и медленно натянул на себя шапку.
Тут подоспел подмастерье, посланный Кларсом на кухню, и доверху набил котомку старика. Это было щедрое подаяние: румяный свежий хлеб, большой кусок ароматного сыра, горячее, только что с вертела, мясо и кожаная фляжка с вином.
Старик, все так же ни на кого ни глядя, похлопал по набитой до отказа суме и, что-то невнятно бормоча, заковылял к конюшне. Кто-то из мастеров осторожно повернул его к воротам, он закивал трясущейся головой и покорно вышел со двора.
— Хвала Митре, ушел восвояси! Я уж думал, разразится проклятиями или помрет на месте, когда ты его тряхнул своими ручищами! — мастер Кларс, которого непросто было испугать, с явным облегчением перевел дух. — Ты, Конан, поосторожнее с убогими! В них порой такие демоны сидят, что и последний кусок хлеба отдашь, лишь бы со двора убрались!
— Да, похоже, старик чуть в штаны не напустил, когда я его слегка потряс! Но ведь ворота же нашел, а коня, болван, не видит! Да он не проклинать, а благодарить меня должен! Ну, ладно, вон ребята ворота заперли, больше не вернется! Будет теперь где-нибудь под кустом сосать твое винцо. Кстати, и нам бы это не помешало, как ты думаешь, Бёрри?!
— Да я уже давно ни о чем другом не думаю… Кларс, разгоняй своих молодцов да веди нас к столу — с тебя причитается!
— Пошли, пошли, там у женщин давно уже все готово! Конан, отдай меч Риальту да сними кольчугу — он все отнесет в твою комнату.
Ужин их ждал поистине великолепный — огромный стол ломился от множества блюд с жареным мясом и запеченной дичью; широкие плошки были наполнены кушаньями, запахи которых могли свести с ума проголодавшегося человека. Но высокие кувшины и серебряные кубки могли быть уверены, что руки мужчин, рассевшихся вокруг стола, в первую очередь потянутся именно к ним, и душистое вино первым проложит дорогу к голодным желудкам, взбодрит кровь и развяжет языки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});