Хочу его так, как не хотела ни одного мужчину. Тело дрожит от желания, а между ног настоящее озеро.
— Это точно!
Клим тянет меня к груди, пытается накрыть губами губы, но я дергаюсь в его руках, изворачиваюсь, стараясь вырваться. Веду себя как сумасшедшая.
— Найди себе другую. Более опытную, — шиплю как змея.
Видимо, устав бороться, Клим подхватывает меня на руки и бросает на кровать.
— Других таких нет. Я проверял.
С мукой на лице он достает из кармана знакомый шелковый шарф и протягивает мне.
— Что?.. Что ты хочешь?.. — не понимаю.
— Видишь перекладину? — показывает на кованое изголовье.
Неудобное, вычурное, больше похожее на забор.
— Да...
— Я сейчас лягу на кровать... — Клим сбрасывает остатки одежды и становится коленом на матрас. — А ты привяжешь к ней мои руки. — Кадык на его горле дергается. — Надеюсь, эта шелковая штука продержится хоть немного.
Глава 31
Глава 31
Засыпаю я под утро. Буквально отключаюсь после очередного яркого оргазма. С искусанных губ слетает то ли «спасибо», то ли «хватит», и перед глазами вместо красивого лица Клима вспыхивает темнота.
Утром под вой будильника впервые хочется вспомнить, что я владелица компании, и послать работу к чертовой матери.
Ни о каких делах даже думать невозможно. В теле, кажется, не осталось ни одной косточки. Я вся, от ног до кончиков волос, — мягкий пластилин. В голове же пестрыми красками вспыхивают анимированные картинки самого эротического содержания.
На одной привязанный к кровати Клим. Голый, шикарный и злой как демон от своей беспомощности.
На другой — я. Вначале растерянная и румяная у его ног. Потом сосредоточенная на бедрах. А после оглохшая и онемевшая от заполненности, верхом на Хаванском.
На третьей — мы вместе.
Эту картинку непросто рассмотреть даже сейчас. Все смазано от быстрых движений, резких толчков и пота.
Мой шарф продержался всего десять минут. Первое время Клим старался сохранять выдержку. Спокойным, учительским тоном рассказывал, как отрыть шкаф и на какой полке взять презервативы. Героически терпел, пока я неуклюжими от волнения пальцами вскрывала новенькую упаковку и раскатывала латекс по каменному члену. Клял себя и гнул металл — когда пыталась вобрать его целиком.
У деревянного изголовья не было бы ни одного шанса: переломал бы как прутик. Но благодаря ковке я смогла получить первый оргазм самостоятельно. С бархатным членом вместо вибратора и с живым роскошным мужчиной вместо эротических фантазий.
Наверное, это было жестоко. Без сочувствия и без взаимности. Клим матерился, будто я не трахаю его, а убиваю. Грозился привязать к той же планке и отыметь во все положенные и не положенные природой места. Тяжело дышал и подбрасывал бедрами так высоко, что от глубины и скорости проникновения кружилась голова.
Это было самое безумное родео, какое можно представить.
Даже в самых смелых фантазиях я не могла желать такого секса. Кровать под нами скрипела, проклятия чередовались со стонами. И от свободы за спиной раскрывались крылья.
Я шалела, забыв о тормозах. Клим словно разбудил во мне кого-то. Эта женщина была чужой. Постоянно сбиваясь с ритма, она насаживалась на тугой горячий член. Как вкуснейшие леденцы, вылизывала шоколадные мужские соски. Не слушая приказов остановиться, осторожно покусывала чувствительную кожу на мошонке. И изучала подушечками пальцев каждую влажную от пота линию, каждую литую мышцу и впадинку.
— Что ты говорил о моих дырочках? — Скользила мизинцем по тугому узелку между ягодицами.
— Только посмей! — Клим уже не стонал и не ругался. Он рычал раненым зверем на всю свою бетонную берлогу.
— Ты это так вкусно описал... — Закусив губу, я наблюдала за диким огнем в голубых глазах и желваками на скулах. — В таких подробностях...
— Затрахаю так, что сесть не сможешь!
Шелковый шарф трещал, как старенький хлопковый платок.
— Ты все обещаешь и обещаешь.
Стянув заполненный спермой презерватив, я облизывала влажную головку. Одной рукой царапала стальной пресс, другой — все смелее гладила нежный узелок.
— Не смей... — Клим вздрагивал. Крупно. Так, что колыхался матрас.
— Ты мне все разрешил. Дал карт-бланш на тело.
Задыхаясь от восторга, я губами и пальцами изматывала своего недавнего мучителя.
Настойчиво. До грубого гортанного стона.
Быстро. До саднящей боли между ног, которую можно было унять лишь одним способом.
Без страха. До легкого проникновения... одной фалангой сквозь затвердевшие от напряжения мышцы.
— Диана!
Я так и не поняла, кто в конце концов сдался первым — изголовье или шарф. Стоило снова потянуться губами к плоти, тело подо мной перевернулось. Где-то в стороне зашелестела фольга. Сильные руки крутанули меня в воздухе и поставили на колени. Спустя мгновение налитой член до самого основания толкнулся в подпухшие мокрые складки.
Глава 32
Глава 32
В офисе чувствую себя странно. Ночью был не первый секс в жизни, однако подчиненные посматривают на меня с таким видом, словно стряслось что-то особенное.
Не выдержав всеобщего внимания, в обед я даже запираюсь в туалете. Изучаю себя в зеркале. Ищу засосы. Пытаюсь увидеть на лбу надпись: «У нее был секс». Для надежности умываю лицо теплой водой и наношу тонкий слой тонального крема.
Внешне все как обычно. Ни предательского румянца, ни болезненной бледности, ни блеска в глазах. Но работники по-прежнему косятся, а смущенные улыбки некоторых из них заставляют все чаще заглядывать в маленькое зеркало пудреницы.
— Диана Дмитриевна, у вас все хорошо? Может быть, ромашкового чаю? — после обеда интересуется Арина.
— У нас все по плану? Какие-нибудь новости? — несколько минут спустя спрашивает мой заместитель.
— Я ничего не пропустил? — еще через час встревоженно уточняет Всеволод Львович.
Ощущаю себя попугаем, каждый раз отвечая им «нет». И с трудом сдерживаюсь, чтобы не махнуть домой, в свою старую квартиру. Хотя бы на часик или два — побыть наедине с собой и привести в порядок голову.
Последнее точно не лишнее. Но вместо тишины и знакомых стен меня спасает Герман.
«Я в ресторане возле твоего офиса. Жду на кофе», — присылает он ближе к вечеру.
Не раздумывая я откладываю в сторону все бумаги.
***
— Мне тут сорока на хвосте принесла, что один из твоих акционеров недавно лишился всех денег и сейчас под подпиской о невыезде. — Герман символически поднимает свою чашку