„Это мой ребенок! Он частичка меня, моя плоть и кровь! Разве я смогу его когда-нибудь бросить на произвол судьбы?” – подумала Эмма. Внезапно ею овладело острое чувство протеста, желание добиться своей цели наперекор обстоятельствам, которые пока складывались не очень-то благоприятно.
– Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, – как заклинание, прошептала Эмма. – Никогда! У тебя будет все самое лучшее, что только можно приобрести за деньги в этом мире! Я обещаю это тебе!
Она еще какое-то мгновение понаблюдала за своей дочерью, которой сегодня исполнилось уже четыре дня, и снова повернулась к огню. Никакие жертвы, на которые она способна пойти, не будут чрезмерными, если от них зависят безопасность и безбедное существование ее дочурки. Эмма решительно взяла в руки фланелевую ночную сорочку, которую она сейчас шила, и решив больше не заглядывать далеко вперед, принялась за шитье. Да, надо жить именно так: шаг за шагом, день за днем, по кирпичику возводя здание своей жизни. Другого пути у нее нет.
По мере того, как она накладывала свои идеальные стежки на шитье, атмосфера уныния, не свойственная Эмме, сгущалась вокруг нее. Она понимала, что не сможет оставить при себе ребенка, как бы ей этого ни хотелось. Она должна ходить на фабрику и зарабатывать себе на жизнь, и нет никого, кто бы присмотрел за ребенком в течение дня. Мысли о том, чтобы отдать ребенка на усыновление или сдать его в сиротский приют у нее даже не возникало. Выход возможен только один. Эмма не была от него в восторге, но, так как другие варианты отпадали, проведя несколько бессонных ночей, она все же приступила к реализации своего плана, взвешивая все за и против. Противоречивые мысли метались в ее голове почти с той же скоростью, с которой летала игла в ее руках, продолжавших обметывать рубец шва на ночной сорочке.
– Эй! Есть кто-нибудь дома?
Эмма испуганно подняла глаза. Дверь отворилась, и в комнату вошел Блэки О'Нил. На улице стоял ветреный мартовский день, и свежий ветер разрумянил его и так загорелые щеки и растрепал черные волосы, превратив их в копну перепутанных завитков, От него исходил дух веселья и счастья, и он показался Эмме ужасно самодовольным. В руках он держал несколько пакетов.
– Блэки! Я не ждала тебя так скоро! – с удивлением воскликнула Эмма. Она отложила шитье и встала, машинально поправляя свою прическу, находившуюся в идеальном порядке.
Блэки широко улыбнулся, показав белоснежные зубы, и швырнул все на стол, нежно обнял Эмму своими громадными ручищами и привлек ее к себе.
– Ну, после родов с тебя просто картинки можно писать, такой здоровой и красивой ты выглядишь, – заметил он, оценивающе ее разглядывая.
Эмма, скрывая беспокойство, заставила себя улыбнуться, но ничего не произнесла в ответ. Блэки, явно не замечая ее удрученного вида, с энтузиазмом продолжил:
– Я тут принес кое-что для ребенка в подарок. Пустяки, но тебе должно понравиться.
Он указал взглядом на вещи, лежавшие на столе.
– О, Блэки, ты слишком щедр! Вовсе не к чему тебе тратить на ребенка все свои деньги. Ты ведь на прошлой неделе уже купил мне шаль.
– Думаю, что деньги и существуют для того, чтобы их тратить.
Он стянул с себя пальто и направился к вешалке у двери, чтобы повесить его.
– Дела у нас с дядюшкой Пэтом на этой неделе идут лучше некуда. Мы получили три серьезных заказа, и нам придется нанять еще людей, чтобы справиться с ними. Да, успех прямо-таки витает в воздухе вокруг О'Нилов, – он повернулся к Эмме и подмигнул ей.
– Кроме того, вчера мне подвалило счастье, так сказать, нежданно-негаданно. Я выиграл на скачках в Донкастере. Вот так, крошка. Так что сегодня утром я сказал себе: поскольку тебе повезло на этой неделе, Блэки О'Нил, и в кармане у тебя завелись лишние денежки, ты обязан поделиться своим успехом с Эммой. И поутру я отправился на Бриг-гейт и купил там немного вещичек для моей дорогой Тинкер Белл.
– Я рада, что ты выиграл, Блэки, но не лучше ли было тебе отложить эти деньги на постройку того большого дома, о котором ты всегда говоришь? – спросила прагматичная, как всегда, Эмма.
Это позабавило Блэки, и он пожал плечами.
– В один прекрасный день у меня будет хороший григорианский дом, Эмма, а те несколько шиллингов, которые я истратил сегодня, не имеют никакого значения.
Он наклонился всем своим большим телом и опустился на колени рядом с колыбелькой, осторожно глядя на ребенка.
– А разве не это – самое дорогое? Ну просто маленький ангелочек, ей-богу.
С чрезвычайной осторожностью он погладил по одеялу. Ребенок шевельнулся и открыл глаза, хлопая длинными светленькими ресничками. Девочка загукала и задвигала ножками под одеялом. Блэки просиял.
– Ты посмотри, крошка, мне кажется, что она уже узнает своего дядю Блэки, честное слово!
– Кажется, да. Она прелестный ребенок и так хорошо себя ведет. Ни разу не заплакала с того дня, как мы вернулись из госпиталя Святой Марии. – Эмма взглянула на стол. – Спасибо тебе за подарки.
– Ерунда! – воскликнул Блэки, вскакивая на ноги и выпрямляясь во весь рост. – Давай, Эмма, распаковывай их. Начнем с этого.
Он протянул ей самый большой сверток. Эмма села в кресло и развернула его.
– Боже мой, какая прелесть! – воскликнула Эмма, вынимая розовое вязаное пальтишко, отделанное розовыми лентами.
Блэки так и расцвел от счастья.
– Здесь еще шапочка и сапожки, – сказал он, протягивая Эмме другой сверток. – Надеюсь, что они будут ей впору. У меня были сомнения с размерами, поскольку я не привык покупать вещи для такого крошечного существа. – Он обеспокоенно посмотрел на Эмму. – Как ты думаешь, они подойдут ей?
– Да они просто превосходны! Спасибо тебе, Блэки.
– Разверни еще этот, последний. Ты знаешь, крошка, здесь не такие практичные вещи, как пальто или шапочка, но, думаю, тоже нужные, если мы считаем, что у Тинкер Белл должны быть игрушки.
Эмма нетерпеливо сорвала бумагу, и у нее в руках оказался белый плюшевый ягненок с большим розовым ошейником и колокольчиком на шее.
– Ой, какой хорошенький! А тут еще и погремушка! – Она потрясла полированным костяным кольцом, к которому тоже был прикреплен колокольчик.
Положив ягненка и погремушку в колыбель рядом с ребенком, Эмма встала и поцеловала Блэки.
– Спасибо, ты так добр к нам.
Эмма была тронута его вниманием и заботой, с которой он выбрал одежду и игрушки.
– Э, все это пустяки, любовь моя. Кстати, а куда подевалась Лаура? – спросил он, озираясь по сторонам.
– В католической церкви сегодня благотворительный базар, а она стоит за одним из прилавков. К чаю она должна вернуться. Ты, конечно, останешься, не так ли? Мы просим тебя об этом.