— У тебя там синяки, — сообщил я, показывая на спину и делая вид, что не смотрю на нее.
— Шутишь? — Она вскочила и извернулась, пытаясь увидеть себя сзади.
— Шучу, — признался я.
Она села и не спеша потянулась за полотенцем. У нее до сих пор была великолепная грудь. И она знала, что я считаю ее великолепной.
— Скучаешь, — утвердительно сказала она.
— Угу. Здесь мне совершенно нечем заняться.
— Можешь ведь привести в порядок файлы, можешь попробовать писать наброски, проверить…
— Дорогая, сколько раз можно приводить в порядок файлы? Думаешь, их количество от этого увеличивается? Совсем наоборот — убавляется.
Я налил себе минералки и глотнул. Черт побери, без газа. Лишь из-за Пимы я удержался от того, чтобы сплюнуть.
— У меня тут возникла одна маленькая, малюсенькая идея… — сказал я. — Я еще до конца не решил, но чувствую, что в итоге дело может закончиться…
— Поездкой, верно? Дня на два-три, да?
— Твоя догадливость меня унижает. — Она пристально посмотрела на меня:
— Знаешь что? Я уже давно поняла, в чем заключается твоя сила.
— Она заключается в…
— Не перебивай! — потребовала она. — А именно — ты подсказываешь собеседнику ответ, а когда тот, обрадовавшись собственной догадливости, выдает этот ответ, ты разводишь руками и говоришь: «Ну какой же вы умный! Невероятно!» И он уже у тебя в руках. Он сделает для тебя всё… И не красней! Эту твою штучку я тоже знаю.
Я схватил стакан с остатками негазированной минералки и вылил себе на голову.
— Ох-ох-ох! — издевательски произнесла Пима. — Думаешь, я дам себя обмануть? — Она фыркнула, встала и пошла к дому. — За мной! — бросила она через плечо и, сделав два шага, сбросила полотенце. — Быстро!
Я подчинился. Лишь часа через полтора мы вернулись к прежнему разговору. Еще через час я выехал в составе колонны из трех машин в Огайо.
Четыреста километров. Мне удалось убедить Саркисяна, что у него есть более серьезные дела на месте, например преследование похитителей и охрана Пимы с мальчиками. Я попросту вырвался из цитадели, сам не зная, чего я могу хотеть и что я могу узнать от Лейши Падхерст. Так уж получилось, что она оказалась моим единственным следом, вернее — следом следа. Я вел машину сорок минут, затем автомат, управлявший движением на автостраде, начал скандалить; если бы я сидел в своем «бастааде», я мог бы с ним поспорить, но в бронированном «линкольне»? Не получится. Я даже не стал пытаться.
* * *
Ник Дуглас загорел дочерна — видимо, провел несколько месяцев в местах, более насыщенных ультрафиолетом, чем Чикаго в это время года. Вечер был теплым, но ему было холодно — он набросил на плечи свитер и стал похож на английского поэта, имеющего склонность к гладколицым мальчикам с персиковым пушком на щеках. В свой стакан он бросил только один кубик льда, да и то размышлял, бросать или не бросать, целых полминуты — за это время лед успел наполовину растаять.
— Ну, так что там выследили твои орлы? — спросил я Саркисяна.
Он пожал плечами. Я перевел взгляд на Ника.
— Сам видишь — мы платим налоги, а они не могут найти даже одного-единственного человека.
Я был зол. Целый день я потратил на поездку в окрестности Толедо на озере Эри. Дом, в котором, по всем данным, должна была обитать Лейша Падхерст, был пуст. Датчики показывали, что последний раз нога человека ступала здесь два с половиной месяца назад. Мисс Падхерст отключила стандартную функцию извещения медицинских служб и полиции об отсутствии признаков жизни в доме, заперла его на замок — отключив сигнализацию! — и уехала в неизвестном направлении. Она не пользовалась ни банковским счетом, ни услугами авиакомпаний или железной дороги, ни прокатом автомобилей. Она не попала в больницу, не погибла в автокатастрофе. Лейша Падхерст вела себя так, словно она по тайным каналам покинула США или ее вообще не было в живых. Если бы меня спросили, я… Кто-то толкнул меня в плечо. Я оторвался от размышлений.
— О чем думаешь? — спросил Ник.
— Всё об одном и том же: где-то чем-то воняет. — Я в два глотка допил пиво, открыл новую банку и сразу выпил половину. — Воняет основательно, по крайней мере для меня, но вот откуда именно — черт его знает. — Я зевнул. После одной банки пива меня всегда клонило в сон, и я быстро глотнул еще. — Во всяком случае, отступать я не собираюсь.
— Ясно…
Ник тоже зевнул.
— Извини, другой часовой пояс…
Из ближайших кустов доносилось стрекотание сверчков. Над нашими головами какой-то самолет выписывал в неподвижном воздухе красно-черным дымом надпись: «Пикседелин!». Я уже собирался спросить, что такое пикседелин, когда звякнул телефон в кармане у Саркисяна. Он приложил трубку к уху и мгновение спустя застыл неподвижно. Его беспокойство сразу же передалось мне, и я, вскочив, посмотрел в сторону корта, по которому бегали двое мальчишек, пытаясь выиграть хотя бы один гейм у своего противника из ЦБР. Пима, лежавшая с книгой в гамаке, подняла голову и вопросительно взглянула на меня. Я улыбнулся ей и сел. Дуг Саркисян что-то пробормотал, потом добавил: «Действуйте как обычно».
— У меня плохие новости, Оуэн, — сказал он, со вздохом убирая телефон. — По твоему дому нанесен прицельный и очень точный удар — груда развалин, но в окрестностях никаких повреждений.
Наступила глубокая тишина. Я смотрел на друга и молча ждал, не зная, что сказать. Не что-либо умное, но вообще. Меня охватило странное оцепенение, словно мне сделали обезболивающий укол в мозг вместо десны.
— Кто-то посылает тебе недвусмысленные намеки, — кашлянув, заметил Ник. Потом фыркнул, с трудом подавил смех, прикрыв рот, наконец, пробормотал: — Извини. Я просто подумал, что столь же недвусмысленные, как и мой.
— Весь дом — до основания? — глупо спросил я.
— Весь, — кивнул Саркисян.
— Такое уж у нас строительство… — махнул рукой Ник.
Постепенно присутствие духа возвращалось ко мне. В конце концов, большая часть моей сокровищницы находилась здесь, содержимое памяти компьютера тоже. У нас был целый шкаф одежды и хороший страховой полис.
— Я вас убью! — буркнул я, схватил банку пива и прикончил ее в три секунды. — Кто скажет Пиме?
— А она забрала свои тряпки? — осторожно поинтересовался Саркисян.
— Наверняка не все, — усмехнулся я.
— Ну, тогда не я.
Я посмотрел на Дугласа — он покачал головой. Я почувствовал приближение приступа какого-то идиотского веселья, чем-то отдаленно напоминавшего истерику. Повернувшись к Пиме, я крикнул:
— Дорогая, Дуг только что узнал, что наш дом взорвали!
— Ах! — Она театрально схватилась за грудь, потом приложила руку ко лбу и, словно в ужасе, воскликнула: — Пива!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});