– Вы только представьте, что мистер Риверс тоже ошибется и перепутает нас? – сказала она мне, когда за Маргарет закрылась дверь. – Что нам тогда делать?
И снова расхохоталась. Я глянула на себя в зеркало и улыбнулась.
Было же во мне что-то, из-за чего меня приняли за леди?
Лучшего моя мать и желать не могла.
В конце концов, я ведь намереваюсь прибрать к рукам все ее наряды и украшения? Ну, начала чуть раньше. Только и всего. Когда она отправилась к дяде, я сняла оранжевое платье, села и отпорола подпушку, а также чуть распустила лиф. Не стану же я себя калечить, даже ради осиной талии.
– …Правда, мы теперь красивые? – спросила Мод, когда я зашла за ней в библиотеку.
Она оглядела меня с головы до пят, потом огладила на себе юбку.
– Ой, какая пыльная! – вскричала она. – Это с дядюшкиных полок насыпалось! Это все книги, гадкие книги! – Казалось, она вот-вот заплачет.
Я стряхнула пыль, и мне вдруг захотелось сказать ей, что она зря переживает. Да появись она хоть в рубище и с лицом как у трубочиста, для Джентльмена она всегда будет самой желанной, пока в банке лежат пятнадцать тысяч с пометкой: «Мисс Мод Лилли».
Представьте, каково мне было – смотреть на нее, и знать все то, что я знала, и делать вид, что ничего не знаю. Будь на ее месте другая какая девчонка, все это было бы даже забавно. Я бы сказала: «Вам нездоровится, мисс? Принести вам что-нибудь? Хотите, я принесу вам зеркало, чтобы вы на себя посмотрели?» А она бы ответила: «Нездоровится? С чего вы взяли? Я просто озябла и гуляю, чтобы согреться». Или так: «Зеркало, Сью? К чему мне зеркало?» – «Мне кажется, вы смотритесь на свое отражение чаще, чем положено». – «А почему, как вы думаете, я это делаю?» – «Не могу знать, мисс».
Сказали, что его поезд прибывает в Марлоу в четыре часа дня и что Уильям Инкер отряжен встретить его, так же как встречал меня. В три часа Мод решила сесть с шитьем у окна, потому что там светлее. Конечно, к тому времени стало смеркаться – какой уж там свет! – но я промолчала. Там, у дребезжащего окна с волглыми песчаными мешочками, стояла низкая скамеечка, накрытая подушкой, во всей комнате места холоднее не сыщешь, но она просидела там чуть ли не полтора часа, обернувшись шалью, стуча зубами от холода и то и дело поглядывая на подъездную аллею.
Я подумала: «Если это не любовь, тогда я – голландский матрос, а если такова любовь, тогда все влюбленные – глупцы, и, слава богу, я не из их числа».
Наконец она прижала руку к груди и вскрикнула. За окном мелькнул огонек – фонарь на двуколке Уильяма Инкера. Она вскочила, бросилась прочь от окна, подбежала к камину и замерла, в волнении сжимая руки. Потом послышался цокот копыт по гравийной дорожке.
– Это мистер Риверс, мисс? – спросила я.
– Мистер Риверс? – переспросила она. – А что, уже так поздно? Да, наверное. Как же дядюшка обрадуется!
Дядюшка вышел его встретить. Она засуетилась:
– Наверное, он позовет меня поприветствовать мистера Риверса. Как сидит на мне юбка? Может, зря я не надела серое?
Но мистер Лилли ее не позвал. В комнатах под нами послышались мужские голоса, со скрипом закрылась парадная дверь, но лишь через час горничная пришла с сообщением, что прибыл мистер Риверс.
– Мистера Риверса устроили в его прежней комнате?
– Да, мисс.
– Мистер Риверс, должно быть, устал с дороги?
Мистер Риверс послал сказать, что он не очень устал с дороги и надеется увидеть мисс Лилли, а также ее дядюшку за ужином. Прежде этого времени он не осмеливается тревожить мисс Лилли.
– Понимаю, – сказала она, услышав эти слова. И закусила губу. – Пожалуйста, передайте мистеру Риверсу, что он не причинит госпоже никакого неудобства, если зайдет к ней в гостиную еще до ужина…
И продолжала в том же духе, запинаясь и краснея. В конце концов горничная все поняла и вышла. Она отсутствовала примерно четверть часа. Когда же вернулась, за ней следом шел Джентльмен.
Он шагнул в комнату и сначала вроде как не заметил меня. Взгляд его был устремлен на Мод.
Он сказал:
– Мисс Лилли, как великодушно с вашей стороны принять здесь усталого путника в пятнах дорожной грязи… Как это на вас похоже!
Голос его был нежен. А что до пятен – лично я не заметила ни одного. Думаю, он успел сходить в свою комнату и по-быстрому переодеться. Волосы его были приглажены, усы аккуратно расчесаны; и на сей раз у него было лишь одно скромное колечко – на мизинце, сами же руки были чистые и ухоженные.
Он казался тем, кем и хотел казаться: красивым порядочным джентльменом. Когда же он наконец обратился ко мне, я от неожиданности сделала реверанс и чуть не покраснела.
– А это Сьюзен Смит! – произнес он, оглядывая мое бархатное платье и растягивая губы в улыбке. – Но я чуть не принял ее за леди, клянусь вам!
Он шагнул ко мне, взял меня за руку, и Мод тоже подошла ко мне.
Он сказал:
– Надеюсь, вам понравилось здесь, в «Терновнике», Сью. Надеюсь, на новом месте вы показали себя как хорошая служанка.
Я ответила:
– Я тоже на это надеюсь, сэр.
– Она очень хорошая девушка, – сказала Мод. – Очень-очень хорошая.
Она произнесла это скороговоркой, словно ей приятно было, что он обратил на меня внимание: так отвечают обычно, когда незнакомец на улице похвалит вдруг вашу собачку.
Джентльмен крепко сжал мне руку, потом выпустил – она безвольно упала. Он сказал:
– Конечно, она и должна быть хорошей, всякая девушка обязана быть хорошей, когда у нее перед глазами такой пример для подражания, как вы, мисс Лилли.
Ее лицо, которое уже почти приобрело естественный цвет, снова запылало.
– Вы так добры, – сказала она.
Он покачал головой и закусил губу.
– Любой джентльмен просто обязан быть добрым, – проговорил он, понизив голос, – рядом с вами.
Теперь и его щеки зарозовели – не хуже, чем у нее. Думаю, он для этого специально поднатужился. Он не сводил с нее глаз, и в конце концов она улыбнулась ему. А потом рассмеялась.
И тогда я впервые подумала, что, должно быть, он прав. Она и правда была красивая, нежная такая и хрупкая – я поняла это, когда увидела, как она стоит перед ним и смотрит ему в глаза.
Вот дурачки. Большие часы пробили положенный час, они вздрогнули и словно очнулись. Джентльмен сказал, что отнял у нее много времени.
– Надеюсь, я увижу вас за ужином, вас и вашего дядюшку?
– Да, и моего дядюшку, – тихо сказала она.
Он отвесил ей низкий поклон и направился к двери, потом, уже шагнув за порог, кажется, вспомнил о моем существовании и устроил что-то вроде пантомимы, хлопая по карманам в поисках монет. Достал шиллинг и поманил меня, чтобы дать мне награду.
– Это вам, Сью, – сказал он. Взял мою ладонь и вложил в нее шиллинг. Монета была фальшивой. – Все хорошо? – добавил он тихо, так, чтобы Мод не услышала.
Я ответила:
– О, благодарю вас, сэр. – При этом сделала реверанс и подмигнула.
Да уж, делать эти два дела одновременно оказалось труднее, чем я предполагала, так что никому не посоветую: когда подмигиваешь, очень трудно сохранить равновесие в реверансе, а приседая, подмигивания незаметно.
Но, похоже, Джентльмен мук моих не оценил. Он улыбнулся довольной улыбкой, еще раз поклонился и вышел. Мод, взглянув на меня, молча прошла в свою комнату и закрыла за собой дверь – уж не знаю, что она там делала. Я сидела и ждала, пока она не позовет, и она позвала спустя полчаса – надо было помочь ей переодеться к ужину.
А пока я была в комнате одна, сидела и от нечего делать подбрасывала на ладони шиллинг. «Ну и ладно, – подумала я, – фальшивые монеты блестят не хуже, чем настоящие».
Но подумала с неудовольствием, сама не знаю почему.
В тот вечер она час или два после ужина провела в гостиной в компании дядюшки и Джентльмена – читала им вслух. В гостиную меня, конечно, не приглашали, а узнавала я, что она делает без меня, от мистера Пея или от миссис Стайлз – они вскользь упоминали об этом за ужином. Вечера я обычно проводила в кухне и потом в кладовке миссис Стайлз, какая же там была тоска! В тот вечер, однако, все было иначе. Спустившись в кухню, я обнаружила там Маргарет, орудующую двумя вилками: она поджаривала большой кусок окорока, а миссис Кекс поливала его медом. «Окорок в меду, – пояснила Маргарет, причмокивая, – любимое кушанье мистера Риверса». «Готовить для мистера Риверса, – сказала миссис Кекс, – одно удовольствие».