Читать интересную книгу И у крокодила есть друзья - Игорь Акимушкин

Она пахнет сливками, которые чуть-чуть начали скисать. «Сливки» выливают в «чашу» растущие по ее краям цветы.

Растение это называется дриандрой. Кенгуру приходят и, сунув в «чашу» морду, пьют «сливковый» нектар, притом пачкают (бессознательно, конечно) нос пыльцой. Скачут затем к соцветиям другой дриандры, вылизывают и там сок и оставляют пыльцу на цветах.

Так производят они перекрестное опыление этих кустарников.

Интересно, что соцветия дриандры растут на высоте, наиболее удобной для кенгуру, и размеры их таковы, что это животное вполне может сунуть в них морду.

Значит, не только насекомые и птицы за сладкое вознаграждение опыляют цветы, но и звери.

На родине кенгуру в Австралии сумчатые летяги, или летающие кус-кусы, подобно нашим белкам-летягам, порхают с дерева на дерево на кожистых «парашютах», натянутых между передними и задними лапками.

Летающие кус-кусы едят и насекомых и древесные почки, но главная их пища — нектар, который они высасывают из цветов эвкалиптов. За эти повадки сумчатых летяг называют в Австралии «сахарными белками».

Карликовый летающий кус-кус, или сумчатая мышь, и сумчатая соня — тоже большие любители нектара и посещают цветы эвкалиптов и банксий.

Из нелетающих зверьков лучше всех добывает цветочный мед узкорылый пяткоход, или медовая мышь. Он живет на западе Австралии. Ростом пяткоход с крупную мышь. Зверек ловко лазает по веткам деревьев. У него узкая вытянутая морда: она легко всовывается в раструбы цветов. А если цветок слишком мал даже и для его морды, то пяткоход вылизывает из него нектар длинным и тонким языком с насечкой по краям. Углубления в насечке захватывают сок со дна цветка, словно ковши ленточного экскаватора воду из реки.

Нелетающему животному труднее добраться до цветка, чем крылатому. Поэтому птицы и насекомые как опылители не знают себе равных. Из зверей только летучие мыши и летающие лисицы[32] могут составить им некоторую конкуренцию.

Все растения, опыляемые летучими мышами, распускаются только ночью (ведь летучие мыши днем спят), запах у цветов затхлый, какой-то кислый, но летучих мышей он привлекает. Как и орнитофилы, это крупные прочные цветки, всегда с широким колокольчатым входом. Растут они, как правило, на концах самых длинных веток либо прямо на стволах, внизу под кроной, чтобы рукокрылые опылители легче могли до них добраться.

Летучими мышами опыляются некоторые виды баобабов, хлопчатника, алоэ, бананов, кигелии, дурио и других тропических растений.

Великий круговорот

Самый грандиозный межвидовой союз, в котором принимают деятельное участие растения, симбиоз, так сказать, глобального масштаба объединяет всех вообще живых существ на земле. Все животные и все растения — обязательные члены этого союза и все связаны теснейшими узами взаимозависимости в единый «суперорганизм» — биосферу.

В нем, этом «суперорганизме», три главных действующих «органа»: животный мир, мир растений и царство бактерий, которые тоже растения, но исполняют на арене жизни свою особую роль.

Горы мертвых тел лежали бы повсюду, если бы не бактерии[33]. Они освобождают планету от животных и растений, в которых уже угасла жизнь. Сгнивая (с помощью бактерий), прах трупов возвращается в землю, из которой еще недавно извлекли его в виде почвенных солей корни растений, превратили, добавив еще кое-что, в сахар, клетчатку, белок и жир и отложили в своих листьях, стеблях и семенах. Затем эти готовые уже пищевые концентраты попали в желудок коровы, козы или другого травоядного зверя либо насекомого и птицы. Желудок переварил растительные ткани, кишки их всосали, кровь разнесла по всем клеточкам тела и там из продуктов, заготовленных растениями, выросли новые ткани животного. А когда животное умерло, гнилостные бактерии снова вернули матери земле вещества его тела. Цикл замкнулся.

Этот великий круговорот веществ — основа жизни на земле, ее, так сказать, энергетическая база. Все организмы, живя, питаясь и умирая, приводят в движение гигантский «маховик» круговорота жизни и смерти.

У «колеса» три спицы — три фазы вращения — в каждой из них роль главного двигателя выполняет особая группа живых созданий. На первой фазе продуценты, на второй — консументы, на третьей — редуценты. На первой создается органическое вещество из воздуха и солей земли, на второй — оно преобразуется в новые формы, на третьей — вновь возвращается в землю и воздух, распадаясь на несложные части.

Продуценты у нас — растения, только они наделены волшебным хлорофиллом, способным консервировать солнечную энергию в белках, сахарах и жирах, создавая их при блеске солнца из воды и углекислого газа.

Процесс этот называют фотосинтезом, то есть созиданием с помощью света.

Животные питаются готовыми продуктами, синтезированными растениями. Их, животных, называют поэтому консументами — пожирателями. Животные, кстати сказать, и дышат кислородом, который выделяют при фотосинтезе растения. Когда-то, на заре жизни, до того как разрослись на земле леса, в атмосфере почти не было кислорода (и на планете, надо полагать, тогда очень трудно дышалось). Это растения напустили под голубой купол животворный газ. Они и сейчас продолжают пополнять его запасы в небесах. Поэтому ночью (в темноте хлорофилл не работает) кислорода в воздухе меньше, а углекислого газа больше, чем днем.

Полагают, что благодаря жизнедеятельности растений в атмосферу выделилось не менее 26–52 квадрильонов тонн кислорода — в несколько десятков раз больше, чем содержится его сейчас.

Животные тоже не остаются в долгу перед зелеными благодетелями: когда дышат, насыщают воздух и воду (если живут в море) углекислым газом. Растения, как известно, им питаются. И после смерти своей консументы оставляют продуцентам бесценное наследство — полные питательных веществ трупы.

Тут за них принимаются редуценты — бактерии: разлагают на составные части, которые затем легко усваивают из земли, воды и воздуха растения, вновь создавая из них сложные органические продукты. «Колесо жизни» свершило полный оборот.

Часть вторая

Разговор без слов

Родители помогают детям

Они знают друг друга в «лицо»

Помню, как-то в мае я сидел на опушке березовой рощи и смотрел на голубой купол, под которым совершаются столь великие процессы. Было очень тепло, и майские жуки выползали из земли. Четыре года червями копошились они во мраке вырытых в перегное подземелий. В сырости, духоте, не видели света белого. И вот вылезают теперь из аккуратненьких норок и, кажется, совсем не ослеплены блеском солнечного дня, не опьянены лесными ароматами. Деловито расправляют крылья, заводят мотор — он жужжит — и летят вверх к зелени деревьев.

Я и не знал, что так много майских жуков ждет под землей своего дня-икс. Не сходя с места, я насчитал их больше десятка. Они выползали и у моих ног, и у самых рук, почти между пальцами, которыми я опирался о землю, и сзади из-под травы, которую я примял, усевшись прямо над их подземельями.

А в зеленой дымке, которой окутал май кроны деревьев, гудели крылья многих тысяч жуков. Они копошились в молодой листве и кружились вокруг. Для них березки лишь салат, который возбуждает аппетит.

Немного позже самки опять зароются в землю и отложат там несколько десятков желтоватых яиц. А потом умрут. Союз их с самцами был недолгим, как коротка и сама жизнь этих жуков: месяц радостного жужжания, и всему конец.

Эти личинки, уединившись в подземельях, живут годами. А породившие их жуки никогда больше не встретятся друг с другом. Никогда не увидят и детей своих, но и никакие больше заботы о продлении рода не беспокоят их. Только зарыться в землю и отложить там яйца, дальше пусть личинки сами борются за право жить под солнцем.

Тут же среди ветвей, атакуемых проголодавшимися жуками, звенела чудесная песня — гимн любви и весны. (Так, я слышал, говорят о ней поэты.) Певец ждал подругу. Скоро, теперь уже скоро, она вернется из далекой Африки, из диких лесов, морем бушующей зелени сомкнувшихся вокруг горы Килиманджаро. Вместе построят они гнездо и будут поить и кормить, согревать и защищать большеротых птенчиков, которых разведут в нем.

Соловьи прилетают к нам вместе с кукушками. Но поют чуть позже: под Москвой в начале мая.

Самцы раньше самок возвращаются из зимнего изгнания: спешат занять полюбившийся куст черемухи и клочок земли под ним. Каждый летит на то место, где и прежде выводил птенцов. Находит среди деревьев и кустов свой старый гнездовой участок. (Как находит, пока неведомо.) И поет здесь, поджидая самку и предупреждая соперников, что место занято.