Не бывает так, что весь мир становится бархатным и мягким. Как оказалось, проще надеть тапочки личного просветления, чем выстилать коврами триумфа мироздание в целом.
Я сидел на диване перед камином в компании тишины и судьбоносной папки. Комнату заливало солнце и сердце хотело биться правдивее. Больше двух десятков лет я прожил в вечном поиске ответа на вопрос который задал сам себе, еще будучи ребенком и теперь я его получил. Единый организм цивилизации, частицей которого я являлся, функционировал исправно миллионы лет. Да случались и головные боли, и ушибы и растяжения, но это неизбежные спутники жизни. Человек не в праве менять непищевые законы поколений. Система звучит совершенством момента. Всё что мы можем делать – правильно слушать и собирать мозаику собственной судьбы. Но что делать, если не хватает последнего, завершающего стеклышка – элемента, который позволит тебе перестать просить богов о лучшей жизни, слезть с иглы воспоминаний. А ведь она была так рядом…
Глубокое философское дыхание прервал дверной звонок. Я всегда боялся внезапных гостей, ожидая плохого известия или каких-то проблем, требующих оперативного решения. Но сегодня страх и лень отпустили свои тугие клешни, и я с внутренней улыбкой встал с дивана. В дверях стояла рыжеволосая женщина, ставшая однажды моей провожатой. В руках она держала дорожное портмоне темно-синего цвета.
– Я сделала всё, как ты сказал. С сигнализацией проблем не было. Надеюсь с домом всё в порядке?
Когда я оставил ее одну в своем доме – незнакомку, имени которой даже не знал, я был уверен, что все будет хорошо, даже не смотря на то, что она носила шубу чуть ли не на голое тело. Так и оказалось.
– Пройдешь?
– Нет, я на секунду.
Она протянула мне кожаный аксессуар, молча развернулась и двинулась к ожидающей у ворот машине, на этот раз намного более живой, без спецномеров и проблескового маяка.
– Что здесь?
– Не здесь, а там, – с улыбкой, чуть развернувшись в мою сторону, ответила гостья.
Я открыл портмоне. Прямоугольная бумага сверкнула номером рейса . У меня было шесть часов до вылета в родной город, город, где я впервые увидел красный шелк в черных волосах того самого недостающего элемента моей мозаики.
Хорошо прилетать в места, которые были твоим домом когда-то. Ты любишь их не в ответ. И не ждешь взаимности. Они просто дороги тебе как факт бытия, как доказательство твоего существования на земле. Ты был здесь. И этот бетон, асфальт, пепел заводов, руины минувшей эпохи и новорожденная архитектура, все они – фотографии из альбома твоего путешествия. Я взял такси до знакомого адреса и попросил водителя не спешить, но, как бы он не старался быть степенным, через 35 минут мы были на месте. Я рассчитался, но попросил его подождать меня несколько минут. Походкой, голодной до воспоминаний, я двинулся по маршруту своих былых побед и поражений. Не знаю, может только у меня по низу живота пробегают легкие спазмы при виде двора, в котором ты вырос, деревьев, под которыми прятался от грибных дождей, окон из которых кричали тебе и в которые махал рукой сам. Баскетбольная площадка около дома в пятничное утро была пуста, лишь листва прятала тот самый асфальт, о который, бывало, рассекал колени. Поставив сначала одну ногу потом другую, я постепенно давал телу привыкнуть к накатывающей волне эмоций, сжимающих не только сердце. Морозный воздух поздней сибирской осени покалывал легкие, и я понял, что ответ на мучающий меня вопрос не спас меня от поиска. Поиск всегда был направлен совсем на другое. И он прекращался дважды в моей жизни – в моменты, когда она была рядом. Тогда в конце 90х, судьба развела наши дороги и спустя годы соединила вновь. Но теперь, время не сделает нас ближе, не подарит шанс. Капля надежды на то, что где-то случайно в аэропорту я увижу те самые глаза, освободившие меня от поиска, испарилась с ее смертью.
В углу площадки я заметил потертый дежурный мяч. Пальцы ощутили грубый каучук, впитавший силу и мастерство рук не одного десятка талантливых ребят. Других здесь и не было. Удар, еще, еще удар – это был хороший мяч. Я подошел к линии, подкрутил его, ласково положил на ладонь и занес для броска. Кисть по старой памяти технично изогнулась в завершающей дуге, но удар о переднюю душку кольца заставил меня опустить голову. Мимо. Еще попытка. И еще с точки под 45 градусов. Промах. Мне не хватало чего-то. Техники? Тренировки? Нет. Мне не хватало её. Той, с которой я перестал промахиваться, в тот далекий день северного лета. Ту, которой я показал черепаху, на которой покоится вселенная. Еще бросок! Мимо.
– Последний бросок, – тихо сказал я сам себе.
Я выдохнул, завел руку над головой, собрал электрический импульс и пустил его по сухожилиям в кисть.
– Играй для меня.
Точно также как и 15 лет назад, я стоял спиной к прозвучавшему голосу. Рука запустила оранжевый шар в свободный полет, и в наивысшей точке траектории он слился с Солнцем, на мгновение став центральной звездой. Не дождавшись пока он коснется кольца, я обернулся. Передо мной стояла она. Я не видел и не слышал ничего кроме её глаз. Будто громкость окружающего мира убавили до нуля и приостановили ход видимой истории. Жаркая тьма ее глаз наполняла мое тело потоком неиспытанной красоты, казалось, я перестаю существовать, настолько объемлющее и завершающее чувство накрывало мое сознание своей неизбежностью.
– Ты попал, – она показала на кольцо, оставшееся за моей спиной.
Но сейчас меня волновало совершенно не это. Я не мог говорить. Да и смотреть получалось с трудом. Всем своим телом я видел ее. Ощущал биение жизни внутри ее клеток. Я созерцал организм, ставший вдруг живым из небытия, словно мою память поцеловало небо, освободив её от посмертного сна. Я не хотел ее обнять или поцеловать. Я не хотел ее как женщину. Я знал ее как часть себя. Как организм с единым кровообращением. Как родину, во имя которой мужчина побеждает всё. Я стоял перед ней абсолютно честно и беззащитно, не зная с чего начать, ведь я был уверен, что всё уже кончилось. Её хрупкий силуэт в черном деловом костюме свободного кроя, поверх которого развивался шерстяной шарф, с искусно-вышитыми тюльпанами, убеждал меня в обратном. Она подошла, положив руки на шею, уперлась головой мне в грудь. Я смотрел выше ее головы. Неважно, что было уготовано для нас там, за горизонтом, я знал, что смогу всё. Я