Залаяв, Мопси стремглав выбежала из спальни. Эффи неторопливо следовала за ней. Сквозь сетку на двери он видел напряженное выражение ее лица и скованную походку. Паркер с трудом протиснулся с коробками в прихожую, когда она открыла дверь.
— Не знаю, достаточно ли я привез коробок, — сказал он, опуская их на пол. — В магазине сказали, что в случае необходимости мы можем взять еще.
— Что ж, лишняя тара нам не помешает. — Эффи отступила, давая Мопси возможность обнюхать коробки.
— В магазине мне также сказали, что могут одолжить маркировочный штемпель. — Паркер провел рукой по потному лбу. — Ну и жара. С чего мне начинать?
— Тебе ничего не надо делать. Я, конечно, благодарна тебе за коробки, но с остальным справлюсь сама. Ты ведь, кажется, приехал сюда отдыхать, расслабляться, а не работать.
— Утром я уже расслаблялся. Рыбачил. Правда, ничего не поймал. Кстати, видел Берн. Она не шутила, когда сказала, что уедет очень рано.
— Я не слышала, как она уехала.
— Она сказала, что ты спала. — Он широко улыбнулся. — Меня так и подмывало пойти и разбудить тебя.
В ответ Эффи пробормотала что-то невнятное, с недоверием глядя на него.
— Итак? — Он посмотрел в сторону гостиной. — Хочешь, начну там? С упаковкой книг мы закончили, а вот кассеты не разобрали.
— Я их уже разобрала. — Она продолжала стоять у двери. — Может быть, ты съездишь и привезешь еще коробок? Сам знаешь, их всегда бывает недостаточно.
Он понял, что Эффи хотела избавиться от него. Будь он благоразумнее, он ухватился бы за ее намек, привез коробок и отстал от нее. Но от этого ему не стало бы легче. Последние три дня он был в постоянном возбуждении, как физическом, так и душевном. И это было замечательно.
Нет, уходить он не собирался. Да и как он мог уйти, когда она выглядела чертовски привлекательной в своих маленьких шортах и топике, едва прикрывавшем обнаженное тело, с раскрасневшимися от жары щеками, с кудряшками, прилипшими к потному лбу, с блеском в зеленых глазах? Считается, что рыжеволосые обладают зажигательным темпераментом, и ему любопытно было проверить, насколько Эффи неистова в страсти. Нет, он не уйдет, он не может уйти.
Он шагнул к ней ближе и с удовольствием заметил вспыхнувшее в ее глазах ожидание.
— За коробками мы съездим позже, — сказал он тихо.
— Но…
Он не дал ей договорить. Схватив ее за плечи, он притянул ее к себе и прижался губами к ее рту. В эту минуту он не хотел думать ни о чем, ни о каких причинах, не позволяющих им быть вместе. Все эти годы было достаточно всяких причин, которые мешали ему быть с ней. Какое они имели значение теперь, когда даже от мимолетной улыбки на ее лице внутри у него все горело, а близость ее тела приносила наслаждение.
Он ждал сопротивления с ее стороны, что и случилось в первое мгновение, но затем она застонала, тело стало податливым, а губы слились с его губами. Она жадно ответила на его поцелуй.
Ее нежелание признать их взаимное влечение уязвляло его, но внезапная податливость и покорность грозили опасностью. Долго подавляемые желания требовали удовлетворения. Одного поцелуя ему было мало. Он хотел обладать ею, познать все ее тело, отдаться страсти и ощутить ответную страсть. Его руки скользнули по ее спине к бедрам, прижимая их к своим и не оставляя сомнений в силе его желания.
Она снова застонала, словно призывая его к большему наслаждению, отчего жар внутри его тела усилился. Но вдруг она вся напряглась, уперлась руками в его грудь и вырвалась из его объятий.
— Я… Мы… — Она отступила, недовольно покачав головой. — Тебе лучше уйти.
— Нет.
В ее глазах мелькнуло удивление, но она тут же нахмурилась.
— Не знаю, что за игру ты ведешь, Паркер Морган, но я не собираюсь заниматься шашнями с парнем моей сестры в ее отсутствие.
— Никакие это не шашни, и я не парень твоей сестры. Давно уже не ее парень. То было тринадцать лет назад, Эффи.
— Она так не думает. Да и почему ей думать иначе? С самого ее приезда вы не разлучаетесь.
— Потому что ты сама этого хотела. Это ты готова была сбежать, чтобы оставить меня с ней в пятницу, именно ты пропадала где-то полдня вчера, а потом не захотела ни купаться с нами, ни поехать пообедать.
— Я никогда не вмешиваюсь в любовные дела сестры.
— Если бы я был влюблен в твою сестру то считал бы, что ты поступаешь благородно.
Она резко подняла подбородок и посмотрела ему прямо в глаза.
— Берн думает, что ты влюблен в нее.
— Это она тебе сказала?
— Да.
— Значит, она неправильно поняла меня.
Какое-то время она молча смотрела на него, но затем отвернулась.
— Впрочем, это не имеет значения. Меня не интересуют твои игры.
— Я не играю.
— Ты понимаешь, что я имею в виду. — Она повернулась и пошла по коридору к спальне. — Если ты все-таки намерен помогать мне, то разбери вещи в сарае. К ним не притрагивались со смерти дедушки. Там полно инструментов и рыболовных снастей. Большинство из них такие же старые, как мой дед. Возьми себе что хочешь, а насчет остального решай сам: пустить их в продажу или выкинуть. Я в этом не разбираюсь.
Хороший же предлог она нашла, чтобы избавиться от его присутствия. Что ж, он сделает так, как она просит, но не допустит, чтобы она не обращала внимания на свои чувства.
— Игры, может быть, тебя не интересуют, но я интересую, — сказал он упрямо. — Запомни это.
Как она могла это забыть? Выгнать его из дома еще не значило избавиться от мыслей о нем. В течение следующего часа, что бы она ни делала, она знала, где он, чувствовала его присутствие. Шум вентилятора, стоявшего на полу в спальне, не заглушал стук и грохот, доносившийся из сарая, а дувший от него ветерок не охлаждал горевших от его поцелуя губ. Да, он ее интересовал, чертовски интересовал.
Скрипнула входная дверь. Эффи вздрогнула и насторожилась. Он вошел в коттедж. Затаив дыхание, она ждала, что он окликнет ее или войдет в спальню. Мопси побежала узнать, что происходит, и Эффи услышала, как он заговорил с собакой. От звука его ласкового, бархатистого голоса нервы у нее натянулись как струны.
Прошла минута, другая. Она все ждала, с трудом дыша, но ни Паркер, ни Мопси не появлялись.
«Уйди», — мысленно умоляла она его, боясь, что на этот раз ее сопротивление будет сломлено без всяких усилий. Нет, с этим надо покончить. Ведь он ее совсем не интересует.
«Обманщица», — говорил ей разум.
Закрыв глаза, она тряхнула головой. Чего добивается Паркер? Добивается, чтобы она окончательно потеряла голову. И зачем только Берн уехала в Чикаго? Верность и благородство — прекрасные чувства, но о каком благородстве может идти речь, когда сталкиваешься с таким искушением.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});