Читать интересную книгу Под сенью волшебной горы(Путешествия и размышления) - Юрий Рытхеу

Лесли Хант отобрал несколько газет и журналов и упаковал в большой конверт.

После учительниц заглянул молодой парень. Он вежливо кивнул мне и Ханту и сразу же направился к стендам с книгами. Он долго стоял перед ними, рассматривая корешки. Я подошел к нему и спросил, говорит ли он по-русски.

– Очень немного, – ответил парень.

Действительно, он говорил по-русски неважно, но понять его было все же можно. Родители его русские, но он уже называет себя канадцем, и родным языком для него является английский. Парень вытащил из кармана помятый конверт и показал письмо отца, написанное на русском языке.

– Здесь не с кем поговорить, – жалуется парень, – только вот отцовские письма…

Вечером я гостил у профессора Стенли Райерсона, одного из видных марксистов, автора широко известной у нас в стране книги "Основание Канады" и главного редактора журнала "Горизонты" – органа Коммунистической партии Канады.

– Без опыта Советского Союза, – сказал профессор, – Канаде трудно будет разрешить у себя национальный вопрос. Вы говорите об украинцах, русских, датчанах, о том, что все они себя считают канадцами. Но загляните к ним в душу, в душе они все украинцы, русские, датчане и так далее. У человека нельзя оборвать все связи, которые он обрел с рождением. Всегда что-то остается. И ничего худого в этом нет. Наоборот, это придает яркость индивидуальности. Такой человек более интересен, нежели выхолощенный космополит с его консервированными идеями и привычками, имеющими лишь узкопрактический интерес. И все-таки канадская нация – явление реальное, как бы ни старались разобщить граждан нашей страны по национальному признаку. Мы, коммунисты, хотим сплотить молодую канадскую нацию вокруг идей социализма…

Коммунистическая партия Канады работает в труднейших условиях, но общественное мнение считается с ней. Отмахнуться от идей, которыми живет сегодня значительная часть земного шара, невозможно, как невозможно и обойти молчанием приближающийся праздник пятидесятилетия Великой Октябрьской социалистической революции. В многостраничных газетах на видном месте появились статьи с вынужденными признаниями успехов Советского государства.

Двадцать шестого октября в бальном зале "Кленовый лист" отеля "Вестбюри" общество "Канада – СССР" устроило вечер, посвященный приближающейся годовщине Октября.

К тому времени я уже успел переселиться сюда из "Уолдорф Астории" и спустился в холл заранее, чтобы посмотреть на собирающихся гостей. Лесли Хант стоял рядом и взволнованно шептал мне, что никак не ожидал такого наплыва народа.

Из Порт-Хоупа приехал Фарли Моуэт с супругой, появился старый знакомый Джон Девиссер. Фарли, из уважения к столь торжественному моменту, был в шотландской юбочке.

После доклада профессора Райерсона к собравшимся обратился посол Советского Союза в Канаде.

Вечер завершился концертом оркестра народных инструментов советского павильона на Экспо-67. Надо было видеть лица и глаза присутствовавших русских и украинских канадцев! Они слышали голоса далекой родины, напомнившие им детство и юность.

На следующий день за мной заехал Петр Кравчук из украинской газеты "Життя и слово". Редакция и типография помещаются в одном здании. Пройдя через наборный и печатные цехи, мы попали в скромную редакционную комнату, где создается газета, доносящая до читателя правдивую информацию о Советском Союзе. У меня взяли интервью, а потом началась непринужденная беседа.

Побывал я и в редакции русской газеты "Вестник" у редактора ее Михаила Павловича Ясного. Это единственная русская газета в Канаде, и, надо сказать, довольно интересная.

Однако главной целью моих торонтских встреч было познакомиться с учреждениями и лицами, так или иначе имеющими отношение к народам, живущим на Севере Канады и этнически близким чукчам и эскимосам Советского Союза.

В доме № 277 на Виктория-стрит в Торонто, принадлежащем различным учреждениям, с небольшим магазинчиком на первом этаже, на третьем этаже размещается офис Индейско-эскимосской ассоциации Канады.

Мне уже довелось побывать во многих учреждениях, начиная от офисов частных компаний, издательств и журналов и кончая маленькими кабинками (похожими на те, которые ставятся в наших избирательных участках во время выборов) в иммигрантском отделе в Торонто. Но более скромного учреждения, чем Индейско-эскимосская ассоциация, мне нигде не приходилось видеть.

Не будь вывески, трудно было бы предположить, что именно здесь проявляется та самая "наибольшая" забота об эскимосах и индейцах Канады, о которой любит распространяться официальная печать.

Я насчитал всего четыре комнаты, которые занимает эта организация, призванная помогать индейцам и эскимосам, этим "сверхгражданам Канады", по выражению журнала "Глоб мэгэзин", сбывать в магазинах изделия их ремесел, оказывать материальную помощь нуждающимся.

В одной из комнат трудились клерки. Щелкал счетный аппарат, стучала пишущая машинка.

Исполнительный директор Ассоциации, полный и флегматичный мистер Макэвен, сосал коротенькую трубку. Он протянул мне пухлую, мягкую руку и молча показал на стул.

Беседа идет вяло. Исполнительный директор пододвигает ко мне пачку докладов и отчетов и говорит, что в них я найду все, что меня интересует. Он любезно пакует мне бумаги в конверт, и тут я замечаю на его столе маленькую брошюрку "Это тоже Канада". На мой вопрос, могу ли я ее взять, Макэвен кисло замечает, что у него только один экземпляр. Но под этой брошюрой я замечаю точно такую же вторую и молча кладу брошюру в свой конверт. Перед тем как проститься, я спрашиваю, сколько получает служащий Ассоциации, пекущейся о процветании индейского и эскимосского населения Канады. "Около пяти тысяч долларов в год", – отвечает Макэвен и сухо прощается со мной.

По дороге в гостиницу вытаскиваю из конверта брошюру. На первой странице – колонки цифр. В среднем за год канадцы тратят: 500 миллионов долларов на путешествия за границу, 1 миллиард – на спиртные напитки, 200 миллионов – на кондитерские изделия, 30 миллионов – на покупку пищи для собак и кошек. Далее приводились разного рода цифры, как бы иллюстрирующие общепринятое мнение о том, что люди западного полушария любят во всем точность и разного рода рассуждениям предпочитают весомые факты и реальные цифры. Читаю далее – из каждой тысячи новорожденных эскимосов умирает в младенчестве почти двести детей. Это почти в десять раз больше, чем умирает новорожденных у белого населения в провинции Онтарио.

Изучение эскимосской проблемы в Канаде я начал с посещения выставок и музеев, так как разрешение на поездку в районы канадского Севера откладывалось. Все этнографические музеи ничем особенным друг от друга не отличаются. Почти в каждом из них – интерьер жилища, где у очага сидит какой-нибудь абориген и занимается привычным делом. Меня всегда раздражают такого рода экспозиции. Может быть, потому, что я сам родился и вырос в яранге и в этой фигурке, склонившейся над костром, я иной раз вижу самого себя. Неприятно чувствовать себя выставленным на всеобщее обозрение, быть объектом исследования и антропологических измерений. Этнографы и антропологи не отличаются особым тактом по отношению к своим объектам, потому что ими, как правило, являются так называемые "примитивные" народы.

Куратор этнологии Королевского музея провинции Онтарио Эдвард Рогерс водил меня по музею и рассказывал о жизни эскимосов Канады и американского Севера. О том, как они охотятся на кита с помощью ручного гарпуна, какие они великие мастера делать каяки и умиаки – лодки, представляющие собой каркас из дерева, обтянутый моржовой кожей. Все это хорошо знакомо мне. Вот так же я помогал своему дяде обтягивать кожей лодку, и точно такой же гарпун висел в чоттагине нашей яранги.

Эдвард Рогерс гордится коллекцией Королевского музея. Он мне заявил:

– Мы изучаем культуру эскимосов и индейцев как часть общечеловеческой культуры, как часть культуры нашей страны.

"Все это верно и хорошо, – думал я про себя. – Но что дает это изучение самим индейцам и эскимосам?" Ведь из слов Эдварда Рогерса следовало, что это современная культура эскимосов и индейцев и сегодняшняя их жизнь – счастливый случай для ученых в натуре изучать экзотическую культуру далеких народов.

За завтраком в зале "Нормандия" отеля "Парк-Плаза" Эдвард Рогерс, смакуя рюмку сухого мартини, спрашивал меня, как мне понравился музей.

– Прежде чем ответить на ваш вопрос, позвольте мне вам задать встречный.

– Пожалуйста.

– Что бы вы сказали, если бы индейцы и эскимосы устроили своего рода антимузей? Собрали бы в этом музее предметы материальной культуры современного белого человека: холодильники, стиральные машины, роскошные автомобили, тостеры, разнообразнейшие бутылки, сделали бы интерьер бара, где коротают время джентльмены, интерьер современной гостиной, где, вперив глаза в экран телевизора, сидит современная семья. Наконец, отвели бы значительную часть экспозиций изобретениям, направленным на уничтожение человека человеком, создали бы панорамы, показывающие, скажем, сегодняшнюю войну во Вьетнаме? Как вы думаете, понравилась бы такая экспозиция белому человеку, который так покровительственно и снисходительно изучает культуру народов, ставших – по его же вине – экзотической редкостью?