Читать интересную книгу Саламандры: Омнибус - Ник Кайм

— Твердый как железо, — проревел Цуʼган по радиосвязи, когда стрельба усилилась.

Над головой снаряды «Сотрясателей» нашли свои цели, и пустотный щит колыхнулся у верхнего края.

Эмек отбросил другого призрака за пределы психического кордона, усилия, необходимые для этого были видны по его телодвижениям.

— Возможно слишком устойчивый, — согласился он.

— Немного, брат, — пришел горький ответ Цуʼгана. — Ягон, — передал он через боевой шлем, — что там с данными по щиту?

— Слабеет, милорд, — раздался шипящий ответ Ягона. — Но все еще недостаточно для прорыва.

Цуʼган нахмурился. — Баʼкен…

— Мы должны наступать, — ответил исполняющий обязанности сержанта. — Пятьдесят метров, и надавим на щит посильнее.

В ста пятидесяти метрах опасность от энергетических вспышек, отбрасываемых пустотными импульсами и от дружественного огня «Сотрясателей» сильно увеличивались, но с другой стороны у Саламандр не было выбора. Скоро, после того как иссякнут снаряды, обстрел «Василисками» закончится. До того времени пустотный щит должен пасть.

— Брат-библиарий, — начал Цуʼган, — еще пятьдесят метров?

Через несколько мгновений Пириил слабо кивнул и начал двигаться вперед.

Цуʼган обратил свое внимание к фаланге.

— Капитан Мангейм, мы продвигаемся. Еще пятьдесят метров.

Офицер фаланги дал резкое подтверждение, после чего продолжил подбадривать своих людей и напоминать им об их долге перед Императором.

Вопреки себе, Саламандр понял, что восхищается капитаном.

Колокола продолжали звонить, когда имперские войска возобновили свое движение.

Ступени были мелкими и несколько раз Дакʼир почти терял равновесие. Он держался за стены, едва избежав падения в неизвестную темноту.

У подножья лестницы он пошел на слабое пятно мерцающего света. Его теплое, оранжевое свечение говорило о свече или костре. Внизу была еще одна комната, и оттуда исходил царапающий звук.

Проклиная себя за то, что оставил свое оружие в комнате наверху, Дакʼир осторожно шагнул через узкий вход, который вынудил его нагнуться, чтобы попасть в маленькое, пыльное помещение.

За порогом комнаты он увидел книжные шкафы, набитые многочисленными свитками, томами и прочими секретами. Религиозные реликвии были упакованы в полуоткрытые ящики, заштампованные имперскими печатями. Другие вещи — божественные статуи, символы и раки Экклезиархии были расставлены по периметру комнаты. А в ее центре, работая пером и чернилами за низким столом, находился старый, закутанный в робу клерк.

Писец оторвался от своих трудов и заморгал напряженными глазами, рассматривая гигантского, чернокожего воина.

— Приветствую, солдат, — вежливо поздоровался он.

Дакʼир кивнул, неуверенный в том, где он находился. Покалывающее чувство пробежалось по его телу, но затем исчезло, когда он шагнул в ореол света, отбрасываемого единственной свечой писца.

— Ты из Муниторума? — спросил Дакʼир. — Что ты делаешь так далеко от стратегиума? — Дакʼир продолжал изучать комнату, шагнув ближе. Она была покрыта многолетней пылью и грязью, более подходящей для забытой кладовой, нежели для офиса клерка Департаменто.

Писец засмеялся тонким, скрежещущим звуком, который заставил Дакʼира немного занервничать.

— Вот, — сказал старик, отстранившись от своей работы. — Видите, что держит меня в этой комнате.

Дакʼир подошел к столу в ответ на манящий жест писца, странным образом принужденный поведением старика, и посмотрел на его работу.

Посвященная Пустошь — завещание ее последних дней, — прочел он.

— Скала Милосердия не всегда была крепостью, — пояснил писец за его спиной. — И не всегда она была одна.

Почерк написавшего пергаментный список был небрежен, но Дак'ир смог прочесть его.

— Здесь говорится, что Скала Милосердия некогда была базиликой, храмом Имперской Веры.

— Читайте, милорд… — побуждал писец. Дак'ир послушался.

— … и Посвященная Пустошь была ее сестрой. Двух бастионов света, сияющих подобно маякам среди старых верований, несущие просвещение и согласие Вапорису, — прочитал он прямо из текста. — В тени Афиума, каковой был лишь зарождающимся поселением, но с непомерными амбициями, жили сии столпы веры. Равные между собой в усердии и преданности, но не в укрепленности стен… — Дакʼир оглянулся на старого писца, которые пристально смотрел на Саламандра.

— Мне показалось, ты сказал, что они не были крепостями?

Писец кивнул, побуждая Дак'ира продолжить свои исследования.

— Одна была построена на твердом каменном выступе, и от него получила название; другая же — на глине. Во время Бесконечного Потопа 966.М40, когда дожди сильнее каких не помнил Вапорис, шли шестьдесят шесть дней, случилось так, что Посвященная Пустошь ушла в трясину вместе с пятьюстами сорока шестью святыми заступниками и священниками. Три мучительных дня и ночи базилика погружалась в землю, камень за камнем со своими обитателями, запертыми в стенах, которые стали им могилой. И три ночи звонили они в колокола на самых высоких башнях Посвященной Пустоши, взывая: «Мы здесь!», «Мы здесь!», но никто не пришел им на помощь.

Дак'ир остановился, когда ужасное понимание начало медленно приходить к нему. Желая знать больше и не обращая внимания на писца, он продолжил.

— Афиум был наихудшим. Люди этого города не пошли в растущее болото из-за страха за свою жизнь, даже не пытались спасти попавших в беду. Они закрыли свои уши от звона колоколов и закрыли свои двери и ждали, когда кончится дождь. А в это время базилика тонула, метр за метром, час за часом, пока высочайшие башни не поглотила земля и все ее обитатели не были похоронены заживо и не замолкли колокола.

Дакʼир повернулся, разглядывая старого писца.

— Призраки на поле боя, — сказал он, — они — варп-эхо проповедников и их патронов. Они ведомы ненавистью, ненавистью к Афиуму, который закрыл свои уши и позволил им умереть, как и я ведом виной.

— Виной?

Дакʼир собрался спросить об этом, но писец прервал его.

— Ты близок к концу, Хазон, продолжай читать.

Дакʼир был вынужден вернуться к чтению, словно зачарованный.

— Это завещание — единственное свидетельство того ужасного деяния, более того, это мое признание в соучастии в нем. В безопасности я был в Скале Милосердия, сидел праздно, пока другие страдали и умирали. Этого нельзя вынести. Это я оставляю как маленькую расплату, для того чтобы другие могли узнать о случившемся. Моя жизнь будет потеряна, как и их тоже.

На этом оно закончилось, и только тогда Дакʼир понял, что старик произнес его первое имя. Он резко повернулся, собираясь потребовать ответы … но опоздал. Писец исчез.

Обстрел «Сотрясателей» внезапно прекратился, как бьющееся сердце при внезапной остановке. Его отсутствие было безмолвным похоронным звоном фаланге и ее союзникам Астартес.

— Готово, — прорычал Цу'ган, когда имперский обстрел прекратился. — Мы прорвемся сейчас или встретим конец. Ягон?

— Все еще держится, милорд.

Теперь они были почти в сотне метрах от пустотного щита, наступая в последней попытке перегрузить его. Без поддержки тяжелой артиллерии, это казалось невыполнимой задачей. Все больше и больше солдат фаланги гибло в разрывах психического щита, утянутые во влажное забвение нематериальными руками.

— Я чувствую… что-то… — с трудом произнес Пириил, — Что-то в пустотном щите… Сразу за пределами моей досягаемости….

Несмотря на колоссальные усилия, библиарий слабел. Психический барьер терял свою целостность, а вместе с ним и любую защиту от варп-эха, кидающихся на его границы.

— Стойте непоколебимо! — закричал Мангейм. — Удерживайте позиции и стремитесь к славе, воины фаланги!

Благодаря исключительной стойкости и решимости гвардейцы держались. Даже, несмотря на то, что их товарищей поглощала земля, они держались.

Цу'ган не мог помочь, но снова почувствовал восхищение их мужеством. Как безумный дервиш, носился он вдоль линии, осыпая ударами врывающихся призраков, его плечи пылали от напряжения.

— Саламандры! Нас почти прорвали, — закричал он. — Защищайте фалангу. Защищайте ваших братьев по оружию своими жизнями!

— До здравствует Вулкан и слава Прометею! — поддержал Ба'кен. — Пусть Он на Земле увидит вашу отвагу, люди фаланги.

Эффект от слов сержанта был гальванизирующим. Вместе с вдохновляющими призывами Маннгейма они закалили солдат перед лицом почти неминуемой смерти.

Цу'ган услышал слева от себя низкий крик боли и увидел, как упал Лазарь, пронзенный, как и Дак'ир жуткими пальцами.

— Брат!