Мыслей об отступлении у него, естественно, уже не было, он двигался напрямую бульдозером и, по существу, открыл счет дням или годам навстречу своей гибели, которую никак не воспринимал как реальность, потому что в нее не верил, так как одержимость этой идеей слепила разум. А еще он спешил — время не шло, а бежало. По его разумению, время имеет только направление, оно не имеет ни начала, ни конца, а потому хотелось в отмеренный ему срок пребывания в США успеть приобрести многое из того, на что он положил свой завистливый и жадный взгляд в магазинах.
Но граница спокойной жизни уже была нарушена взломом, спектакль смерти приоткрыл занавес, но он не хотел смотреть на сцену и на играющих на подиуме участников жизненного спектакля. В его чугунной голове от круговерти мыслей неожиданно послышался нестройный звон праздничного бубенца из детства. Этот звук возвратил его в тот далекий и радостный мир, в который войти уже никому не суждено, но мысленно можно было окунуться в эту зыбкую, приятную для многих виртуальность. На мгновение он и сам расслабился. Вспомнил и страшные 1932–1933 годы голода в родных местах, и легкокрылую здоровую юность, и время увлекательной учебы.
Однако он быстро отогнал от себя появившуюся минутную слабость и освободился от окутавших его нездоровых, расслабляющих волю к действиям галлюцинаций. В тот момент он исповедовал один жизненный принцип: не бойся последнего дня, но и не призывай его. Он его и не хотел видеть.
«Все будет зависеть от того, как и сколько будут платить, — размышлял, как заправский торговец — офеня, полковник Поляков. — Если отнесутся серьезно, серьезно придется и поработать, риск минимален в здешних условиях. На территории же Москвы и вообще Советского Союза я ни шагу не сделаю по их заданию. Там можно быстро потерять голову. Чекисты моментально засекут мои связи с американцами, даже будь янки самыми опытными разведчиками.
Мои возможности рассчитаны только для условий заграницы. Я могу для них много сделать лишь за рубежом — вдали от дома, вдали от ГРУ и КГБ. Именно здесь сегодня пишется моя новая страница жизни. Ее нельзя готовить наспех — все должно быть продумано до деталей. Мелочи ведут к совершенству, а совершенство не мелочь. В противном случае меня ждет провал со всеми страшными последствиями и эшафотом на Лубянке. Намерения противника я знаю, не знаю только его возможностей. Поэтому осторожность, прежде всего осторожность — на кон поставлены моя жизнь, моей семьи, благополучие и достаток!»
Замечено, чем ближе человек подходит к жизненно опасному обрыву, каким для Полякова было предательство, тем почему-то у него появляется сильное желание оглянуться на свой пройденный путь, сверить часы, оценить обстановку и еще раз спросить себя — туда ли я иду и стоит ли рисковать?
Поляков же, обуреваемый желанием купить то, что ему хотелось, что нравилось и без чего он не мог, как ему казалось, возвратиться на Родину, шел напролом к своей черной мечте — ничтожной и опасной.
Таким образом, обладая всеми признаками рептилии, Поляков стал постепенно менять не только кожу, но и душу. Старая душа снималась чулком, как это делают змеи, новая уже защищала его от своих же упреков совести и чести. Они были выброшены вместе со старой кожей — нравственностью в душе…
Он подставлял себя, кадрового военного разведчика, офицера центрального аппарата ГРУ Генштаба в звании полковника, американским разработчикам из местной разведки, но попал в сети фэбээровских контрразведчиков.
Потянулись мучительные дни ожидания.
Но он верил в мудрость древних, говоривших: «все приходит тому, кто умеет ждать», и настойчиво ждал ответа.
* * *
К этому времени руководство ФБР уже окончательно приняло решение осуществить вербовку Полякова, по существу инициативно предложившего свои услуги американской спецслужбе.
Накануне вербовочного подхода глава ФБР Джон Эдгар Гувер, автор глобального плана тайных операций «Коинтел-про» — «Контрразведывательной программы», принял в своем кабинете Билла Бранигана, начальника подразделения, специализирующегося по разработке советских граждан на территории США.
Перед беседой со своим подчиненным Гувер внимательно ознакомился с содержанием досье на советского гражданина, а потом, многозначительно улыбнувшись, заметил, что если это не подстава советских органов госбезопасности, то его ведомство приобретением такого агента может утереть нос выскочкам из ЦРУ.
Вообще, как отмечал известный агент советской разведки Ким Филби, «…сотрудники ФБР, почти все без исключения, гордились своей обособленностью и своими привычками, корни которых лежали в их простом происхождении. Один из первых высокопоставленных людей Гувера, с которым я познакомился в Вашингтоне, утверждал, например, что его дедушка был лавочником в Хорс-Крике в Миссури. Поэтому все они пили виски, а пиво — в качестве легкого напитка. В противоположность им сотрудники ЦРУ разыгрывали из себя космополитов.
Они любили посмаковать абсент, а бургундское подавалось чуть выше комнатной температуры. Это не просто пустой разговор. Это одно из свидетельств глубокого различия в общественных взглядах двух организаций. Что, по крайней мере отчасти, является причиной трений в их отношениях».
Действительно, Гувер недолюбливал своих соперников по вербовочной работе, считая, что только сотрудники его ведомства способны обеспечить качественную безопасность страны от внедрения советской агентуры на важные объекты США.
Надо отметить, что неприязненные отношения к руководителям ЦРУ у него были на протяжении всего периода службы в ФБР. Он рассуждал с видом человека, убежденного в божественной непогрешимости своих решений.
Карьера Гувера к концу пятидесятых держалась на монолитном фундаменте. Он был осыпан почестями и не успевал принимать все новые и новые приветствия и награды от президентов, высокопоставленных чиновников и крупных акул бизнеса, вполне понятно почему заигрывавших с ним.
Как писал Энтони Саммерс — знаток жизни и деятельности Гувера в книге «Империя» ФБР: мифы, тайны, интриги», президент Эйзенхауэр наградил его премией за заслуги на государственной службе.
Власти штата Индиана объявили даже День Джона Эдгара Гувера, и такое же мероприятие планировалось провести в штате Иллинойс. Но самое главное то, что Гувер продолжал находиться рядом с теми, кто руководил государством: президентами, вице-президентами, госсекретарями, генеральными прокурорами и другими элитарными личностями. Старый волк и лис контрразведки (так его называли друзья и враги) не только видел свою жертву, он знал, как ее схватить, а затем… не убить, не съесть, а заставить с отдачей работать на Америку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});