Читать интересную книгу Персы и мидяне. Подданные империи Ахеменидов - Уильям Куликан

Рис. 44. Золотые ушные подвески из клада Ахалгори, Грузия.

Рис. 45. Золотые оправы краев рогов для питья: а – из клада Ахалгори, высота – 4 дюйма, б – из кургана «Семь братьев», Кобан, высота – З1/2 дюйма.

Оправа ритона из Ахалгори покрыта теми же самыми миниатюрными пальмами, которые обнаружены на медальонах. Это не обычные ахеменидские пальмы, как и битвы зверей на оправах из «Семи братьев», так часто описываемые как ассиро-персидские, будь они ахеменидские или ассирийские. Мы можем лишь предположить, что в начале V в. до н. э. существовал мидийско-скифский стиль, к граничным проявлениям которого принадлежат эти объекты.

Ахеменидские изделия достигли еще более далеких от своей родины мест. Скифские захоронения в Прохорово в Оренбургской области (Урал) содержали изящно сделанные коврики, ахеменидские серебряные чаши для питья (две из них с арамейскими надписями) и ахеменидскую печать. Один из самых прекрасных экземпляров кубков с головой барана – серебряный сосуд, обнаруженный в 1734 г. под Усть-Каменогорском в Сибири, – теперь хранится в Эрмитаже. Другое замечательное серебряное изделие, найденное в Узбекистане, – пиала с чеканными пальметтами между изогнутыми лебедиными шеями идентична чаше из греческой гробницы на Родосе. Перечисленные предметы представляют собой лишь подборку; даже без них существует достаточно важных фактов, позволяющих установить, что подобный импорт оказал сильное влияние на скифские искусства и ремесла обработки многих материалов. Выпиливание по дереву, обработка кожи и вышивка из огромных замороженных скифских захоронений на Алтае (битвы зверей, головы лебедей с пальметтами, голова Беса и другие мотивы могли быть переняты в этих отдаленных районах только из ахеменидских источников) и сохранение персидских ковриков в могильнике Пазырыка ясно демонстрируют непосредственную связь. Небольшой, но очень существенной деталью является трактовка мускулатуры на крестцах в виде «круга и капли», господствующих в ахеменидском рисунке V в. и возникающих на животных в алтайско-скифском искусстве (рис. 46).

Рис. 46. Фрагменты многоцветной тканой тесьмы из скифских захоронений. Алтай.

Рис. 47. Серебряная амфора с поильником, Дувалиж, Болгария. V в. до н. э. Высота – 10 5/8 дюйма.

Среди фракийцев Персии ахеменидский вкус успел оказать влияние только на европейскую сатрапию Скудру (часть Фракии, вытянувшуюся на территорию Северной Болгарии). Эта область дала две ахеменидские находки, принадлежащие, вероятно, к Vb. Первая, возможно, относится ко временам Ксеркса: изящная серебряная амфора с носиком в ручке из кургана Кукова в Дувалиже под Пловдивом (рис. 47). Ее корпус с искусно нанесенными желобками под носиком украшен цепочкой цветков и бутонов. По греческой керамике этот курган датируется серединой V в., но амфора, вероятно, была изготовлена на полвека раньше; ее ручки, сделанные в форме крылатых львов с рогами горного козла, имеют много устаревших черт, очень похожих, особенно гривами, на ритон из Метрополитен-музея, хотя в очертаниях задних частей использован мотив «круг и капля», характерный для V в., и корпус вазы по стилю близок амфоре с носиками в основании из Синопа (см. главу 6, рис. 33). Кроме того, по греческому содержимому могильника, в котором они были найдены, два серебряных кубка и чашу из могилы вождя в Долбоках, у Стары Загоры, в центре Восточной Болгарии, следует отнести ко второй половине V в. Чаша эта не украшена, но конические кубки имеют у края простой и приятный узор из цепочки цветов лотоса и пальм. Интересно заметить, что узор вокруг нижних частей этих кубков происходит от грубых, чешуевидных перьев, обнаруженных на ассирийских и урартских зверях и использованных Ахеменидами в таких изделиях, как ритон Бейелера. Этот перьевой узор бесцельно воспроизводился скифами: мы находим его на одном роге для питья из кургана «Семь братьев», на скифском оружии и более поздних псалиях удил; он долго сохраняется в скифских землях и возникает на знаменитой амфоре Концести византийской работы V в. н. э.

Рассматривая ахеменидские предметы из Болгарии, мы должны помнить, что Фракия соприкасалась с ахеменидским миром абсолютно независимо от существовавшей в ней персидской сатрапии. Милет владел колониями на западном берегу Черного моря и, перевозя свои товары по морю вдоль берега, тесно контактировал с Синопом и другими портами. Хотя вожди фракийского племени одрисов ввозили товары из Афин, та же прибрежная торговля доставляла изделия из Пантикапея и других греческих центров Крыма, и в то же время скифы оказывали общее влияние как на крымских греков, так и на фракийцев. Воздействия всех этих источников видны в крупной, относящейся к кануну эллинистической эры золотой находке 1949 г. в Панагджуриште недалеко от Пловдива. Изготовлены эти сокровища на самом деле греческими мастерами. Риты с головами животных близки к соответствующим формам афинской керамики; они украшены чеканкой со сценами из греческой мифологии, но многие незначительные декоративные детали, например пальметты и носик в форме льва в основании одного из сосудов, а также пиала с чеканными пучками травы напоминают греко-скифскую работу. Амфору с ручками в виде сатиров по украшению можно отнести к абсолютно греческим изделиям, но она имеет хорошо знакомую ахеменидскую форму. Считается, что этот клад был закопан вождем одрисов во время одного из кельтских вторжений во Фракию во второй половине IV в. до н. э.

В левантийских провинциях никогда не находили ничего столь же ценного. Согласно Страбону, Дамаск был важнейшим городом на сирийской территории, но у нас нет никаких сведений о нем в эпоху Ахеменидов. На землях арамейцев Северной Сирии, в Нейрабе, рядом с Алеппо, и севернее, в Деве-Хюйюке, открыты значительные ахеменидские захоронения, предположительно принадлежащие гарнизонным войскам, охранявшим официальные торговые пути. Поселение Нейраб, по-видимому, было основано в нововавилонский период и продолжало существовать при Ахеменидах, поскольку клинописные деловые документы, обнаруженные при раскопках, могут датироваться самое раннее временем правления Набонида и Камбиса. Могильник Деве-Хюйюк, как можно понять по кипрской и поздней египетской керамике, был начат в конце VI в. и продолжал использоваться в V в. Число иностранных предметов, похороненных с воинами и их женами, говорит об их гарнизонной службе в Египте, на Кипре и в Финикии. Кроме оружия и конских удил ирано-скифского типа, были найдены простые зеркала, застежки и набор металлических трубок с крышками, предназначенных предположительно для хранения краски для век или какой-либо другой косметики. Поселения, к которым принадлежат эти могильники, мало исследованы. Раскопки в Нейрабе, Кадете и Тиль-Барсипе имеют особое значение из-за найденных там ахеменидских терракотовых статуэток. Фигурки женщин точно в такой же одежде, в которую одеты представители персидской знати на рельефах в Персеполе и держащие лотос у груди, являются для нас единственным указанием о воспроизведении стиля дворца за его пределами. Кроме того, в Нейрабе точно датирована группа терракотовых фигурок всадников, очень популярных в Палестине, Сирии и даже в персидском Вавилоне. Эти маленькие статуэтки персидских кавалеристов являются полезными «окаменелостями типа» «персидской эпохи» в районах, где она археологически неразличима.

Нет такого места, где различить ее было бы сложнее, чем в неясной Финикии. Мы можем быть уверены, что коммерческая деятельность в прибрежных городах при персах значительно активизировалась. Арад, Библ, Тир и Сидон были самоуправляющимися государствами, чеканившими собственные монеты: Арад по персидскому, остальные – или по греческому стандарту, или финикийский сикль. Трафареты этих монет были греко-финикийскими, как для монет персидского стандарта кипрских городов, но в Сидоне, резиденции сатрапа, производили прекрасные сикли, на которых чеканилось изображение персидского правителя на колеснице с триремой на оборотной стороне. В могущество империи Финикия вносила существенный вклад своим флотом, состоявшим из 300 трирем, адмиралом которого по должности был царь Сидона. Для ведения войны и поддержания мира флот являлся ключевым фактором. Вероятно, именно для верховного адмирала в Сидоне возвели дворец в персидском стиле. О нем известно немного, кроме находящихся теперь в Национальном музее в Бейруте капителей с быками и сферических оснований, провинциальных имитациях колонн Суз и Персеполя. Но существуют другие признаки главенствующей роли, полученной тогда Сидоном в Финикии: ее монеты и промышленно изготовленные амфоры проникли в Египет и Персию, а сидоняне заняли резиденции в Афинах и на Родосе. Местных финикийских царей, например Табнита и Эшмуназара, аккуратно хоронили в просторных египетских гробах из черного гранита, а сидонскую знать – в менее дорогих антропоидных саркофагах, значительное число которых было найдено в глубоких катакомбах вокруг города. При персах за пределами Сидона был реконструирован величественный храм Эшмуна; знаки строительства обнаруживаются в Араде, Библе и Тире. Но что касается ахеменидского искусства, мы должны помнить: среди населения финикийских городов преобладали греки, и их природный вкус был скорее ориентирован в сторону Средиземного моря, а не на территории в глубь Азиатского материка, в отношении которых у них сохранились грустные исторические ассоциации. Немногочисленные предметы скульптуры – пара львов из храма Баалат-Гебель в Библе и несколько могильных стел из окрестностей Тира – показывают уровень влияния Ахеменидов, но в остальном пределы финикийских устремлений представлены избитыми египетскими мотивами с некоторыми незначительными модификациями в греческом стиле. Расположенная дальше от моря персидская провинция Иудея пользовалась некоторой административной и финансовой независимостью от сиро-вавилонской сатрапии. При персидском режиме в Иудее впервые по греческим образцам отчеканили монеты, и, возможно, еще лучше «персидская эпоха» разграничивается археологически по керамике, ввезенной из Аттики. Однако она становится все более известной благодаря многочисленным ручкам тарных кувшинов с отчеканенными довольно нейтральными узорами и тремя древнееврейскими буквами, обозначающими Иудею. Из Книги Неемии явствует, что расходы персидской администрации оплачивались за счет налогов наличными и натурой. Вероятно, правительство производило клейменые кувшины, чтобы доставлять натуральный налог в некоторые провинциальные пункты. Распространение этих кувшинов четко определяет состав персо-иудейской провинции, известный нам из библейских источников, – Телль-ен-Насбех (Миспах, согласно Неемии, административный центр персов), Рамат-Рахель, Иерусалим, Иерихон, Гибеон, Лахиш, Гезер. Большинство из этих городов Неемия перечисляет среди внесших вклад в восстановление стен Иерусалима. Кроме резиденции в Лахише, ни в одном из этих мест не найдено персидского слоя с какими-либо ценностями; после «исхода» страна обеднела и население ее сократилось. Оттиск печати из Гибеона, сохранившийся на холстяном конверте из-под документа, – вот один из немногих ахеменидских предметов, найденных в Палестине.