Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Совсем сразу после моего ухода из того сада ушли и другие лучшие воспитатели, там работавшие. Они мне сразу сказали, что, если я оттуда уйду, они без меня там работать не хотят. Изредка встречаясь, мы с ними вспоминаем время работы в том саду, как страшный сон, хотя, судя по их рассказам о тех садах, где они теперь работают, там не намного лучше. Сон не сон, но поработав там, я получила богатый опыт, которым теперь могу поделиться с людьми, и убедилась в том, что при желании и старании можно сплотить хороших людей и организовать что-то хорошее, правда, если нет противодействующей заведомо более сильной силы в лице директора со связями и небольшой армией подчиняющихся ей наглых ленивых прохиндеек. А так как эта сила была, то нам, мне и хорошим воспитательницам, пришлось разбрестись по другим учреждениям, а та продолжает творить свой беспредел в своих владениях, точнее в Ваших владениях, владениях ваших детей, полностью финансируемых из наших с вами денег, денег налогоплательщиков.
Подчёркиваю, там работала пара неплохих людей, даже людей с талантом, который можно было развивать на благо детей, садика и себе на радость, но эти не дадут этого сделать.
За детство счастливое наше спасибо, родной Минобраз!
Я работала в нескольких детских садах педагогом и методистом, старшим воспитателем. И все эти ужасы я наблюдала параллельно на фоне того, что на всех ежемесячных окружных заседаниях методистов тебе и всем остальным старшим воспитателям детских садов клепают мозги о нравственно-патриотическом воспитании, инклюзивном дошкольном образовании (это когда дети-инвалиды ходят в один садик со здоровыми детьми, вместе с ними занимаются и всё остальное), о воспитании любви к природе, здоровьесберегающих технологиях, творческом развитии… Да не дай Бог в этой стране это самое инклюзивное образование — чтобы детки-инвалиды пребывали в обычных детских садах, где здоровым-то детям не сладко: детей обижают, за детьми должным образом не присматривают, часто вообще просто оставляют без присмотра. Дети обижают друг друга, а воспитатели попустительствуют. Не дай Бог там очутиться ребёнку-инвалиду! Это бесстыдная профанация, когда они бодрым голосом с трибуны вещают о том, что не должно быть дискриминации по отношению к инвалидам, о том, что к ним должны относиться так же, как к здоровым людям. Не дай Бог, чтобы к ним относились, как к здоровым детям, т. е. как к мусору, мешающемуся под ногами. К обычным детям в детских садах относятся как мусору под ногами. Для воспиталок маленькие подопечные им детки — это как какая-нибудь низшая недоразвитая раса. Они и общаются с детьми как с дурачками, зверушками какими. Это тогда, когда почти все дети от природы, от своей искренней и открытой души (пока их не перевоспитают взрослые), от простоты и застенчивости — намного воспитаннее и умнее своих воспиталок, уж поверьте. Пусть лучше к детям-инвалидам относятся по-особенному, т. е. не как к мусору.
Это не голословное утверждение. У меня был опыт, связанный с тем, как живётся больному ребёнку в обычной школе. Слово «больной» для меня условно, особенно «умственно больной». Это был просто ребёнок не как все. Видимо, травмированный в раннем детстве, он не был умственно отсталым, но не мог учиться в классе из-за особенностей характера и поведения. Он мог начать биться головой о парту от перенапряжения во время урока. Он постоянно нуждался в повышенном внимании и ласке. Время от времени он действительно чудил, откровенно чудил, но не был неадекватным, агрессивным. Я у него уроки не вела, но он часто приходил разговаривать со мной на переменках — и в индивидуальном общении со мной вёл себя даже более адекватно, чем обычные подростки. Был более внимателен, чем они, вежлив, в отличие от большинства подростков, говорил какие-то добрые вещи. Как к нему относились другие школьники? Обзывали, прогоняли от себя, не давали ему общаться с собой. Он постоянно мучился от этого, тёрся об стены, мотался по углам, не зная, куда себя деть, или приставал к ним, от чего они ещё больше его гнали и обижали. Как к нему относились учителя? Все занятия с ним проводились индивидуально, т. е. отдельно от класса. Один на один с учителем. При этом учителя были разные по разным предметам, как это обычно в средней школе (он числился в шестом классе). Для учителей он был неудобным субъектом, они нехотя плелись к нему на урок, они засыпали, сидя с ним на уроке, они постоянно между собой говорили, как тяжело, невыносимо с ним работать. На переменах они так же, как дети, гнали его от себя, если он хотел общаться. Вместо того чтобы почитать педагогическую литературу, найти подходящую методику, попробовать разные подходы, чтобы заинтересовать ребёнка, они шли с негативным настроем к нему на урок и во всём обвиняли его, больного, несчастного ребёнка, и его родителей! Родители тоже, как я поняла, хотели лишь бы куда-нибудь его сбагрить. Я думаю, что вообще все его беды начались от неправильного поведения родителей. Подробностей не знаю, не могу сказать. Днями, неделями напролёт ребёнок шатался по школе, гонимый со всех сторон. Как в советском мультике про слонёнка, которого все пинали и обзывали. И была лишь одна учительница — педагог ИЗО, которая относилась к нему хорошо, нормально с ним разговаривала, не гнала его от себя. И он её очень любил, я часто их видела вместе, как они что-то обсуждают. Она ему рассказывала разные интересные вещи, про художников, природу, разные страны — ему очень нравилось. Сладкоежка, он любил конфеты, и она часто угощала его чем-нибудь вкусненьким. А я всё думала: если бы не было в этой школе этой женщины, что бы с ним было? Я сама тогда была неопытным педагогом и не очень хорошо всё понимала, но, будучи человеком наблюдательным, я всё запоминала, а потом обдумывала, осмысливала.
И точно так же на окружных собраниях нам клепали мозги не только про детей-инвалидов, а и про всё остальное, будь то творческое развитие, нравственное воспитание, уголки природы в детском саду и мн. др. А когда мы стали уголок природы делать, так заведующая с завхозом нам даже на три пластмассовые леечки денег не дали. Говорит мне: «Нету»; я ей: «Да ладно уж — на трёхкопеечные лейки у тебя денег нету?! Ты за кого меня принимаешь-то?» Так ничего и не дала. Воспитательницы сами — кто свои принесли, кто у родителей попросили (и это только благодаря моей настойчивости сделать такой уголок, чтобы детки учились ухаживать за комнатными растениями и сажали зелёный лучок). Ну а какое развитие и воспитание дети получают в детсадах на самом деле — я вам уже описала.
Диагностика и взгляд педагогов, или Мартышка и Очки
В детских дошкольных учреждениях принято, даже обязательно, время от времени проводить диагностику развития детей по различным направлениям: речь, кругозор, математические знания, умение концентрироваться…. да каких только диагностик ни напридумывали. Вот их и надо проводить в детских садах. Сама идея неплохая. Диагностика позволяет педагогу узнать результат своей работы, узнать уровень развития, на котором находятся дети, узнать индивидуальные особенности детей, на что нужно обратить внимание в дальнейшей работе с ребёнком и т. п. Но как это осуществляется на практике? Обычно никак! Другими словами, есть бланки итогов диагностики, которые заполняются липово, таким образом, диагностику не проводят, а просто наобум заполняют бумажки, вписывая несуществующие результаты несуществующей диагностики, кладут в папочку, если придёт проверка или родитель попросит, откроем папочку, покажем: работа проведена, всё замечательно. Но случается иногда, что диагностику все-таки проводят, только опять же для галочки, или когда заведующая за что-то обиделась на своих воспиталок и хочет в виде наказания нагрузить их дополнительной работой — заставляет проводить диагностику. Кто страдает от таких репрессий заведующей? Воспиталки? Нет, страдают ваши дети. Их в принудительном порядке подвергают тестированию, и проводится всё это весьма непрофессионально, тяп-ляп.
Я пыталась научить воспитателей нормально проводить диагностику. Для этого я пролопатила горы различных диагностик, выбрала самые удачные из них, затем собрала воспиталок, разъяснила им цели, смысл проведения диагностик и начала объяснять, как нужно-таки проводить диагностику. В этот момент вошла заведующая детским садом со словами о том, что сейчас некогда проводить всякие диагностики, а надо быстренько взять и заполнить все бланки, и всё. Я возмутилась, такого срама я терпеть не могла. Меня прорвало: «Может, хватит уже липой заниматься, хоть раз в год можно нормально работу выполнить?!» Ей стало неудобно или просто лень было со мной бодаться, поэтому она ретировалась, оставив нас нормально, спокойно работать. Итак, в назначенный для проведения диагностики день я пришла и вместе с воспитателями лично её провела, после чего я опять собрала воспитателей и разъяснила им, как нужно теперь проанализировать результаты проведённой диагностики и как их использовать в дальнейшей работе с детьми. На что одна из воспиталок сказала: «Дурак он и в Африке дурак, чё тут диагностировать и анализировать?!» На что другие воспитательницы смущённо (ну, это они передо мной, старшим воспитателем, изобразили смущение для приличия) улыбнулись. Как смешно, правда? Вам смешно, уважаемые родители, от того, как относятся к вашим детям? Мне было не смешно. Столкнувшись со всеми этими безобразиями, я спать несколько дней не могла от осознания того, что творится в детских садах, какие люди «воспитывают» детей.
- Работа актера над собой (Часть I) - Константин Станиславский - Публицистика
- Мир Жаботинского - Моше Бела - Публицистика
- Уроки украинского. От Майдана до Востока - Марина Ахмедова - Публицистика
- Ослиный мост (сборник) - Владимир Ильич Ленин - Публицистика
- Террор. Кому и зачем он нужен - Николай Викторович Стариков - Исторические приключения / Политика / Публицистика