— Шон, я даже не знаю, что мне сказать.
— В чем дело, Сасс? Ты переменила решение? Я проделал этот путь, чтобы сообщить тебе, что ты можешь снимать свой фильм, а ты глядишь на меня так, будто тебе еще нужно обдумать такую возможность. Ну, если бы я знал, что тебя это уже не слишком интересует, то сообщил бы об этом в письме и сэкономил бы массу времени.
— Нет! — Сверкнув глазами, Сасс вскочила и направилась к нему. Гостеприимная хозяйка дома исчезла, ее сменила раздраженная Сасс. — Дело не в этом. Даже не сомневайся, что это мне очень нужно. Боже мой, я проделала такой далекий путь до Аляски, едва не умерла у твоих дверей, лишь бы выпросить у тебя право. Но, Шон, это было до того как…
Она подошла к нему совсем близко и хотела взять его руки в свои. Он уклонился, но так незаметно, что она даже не была уверена, пошевелился ли он. У нее опустились руки. Теперь она поняла так много. Мужское достоинство Шона Коллиера пострадало, его вера в себя разрушена. Люди, вероятно, любившие его, предали его самым невозможным образом. Сасс вздохнула, отошла и остановилась перед желтым гибискусом, цветущим зимой в Калифорнии, давая Шону возможность взять себя в руки.
— Мне никогда не доводилось испытывать такие страдания, Шон. Я никогда не сталкивалась с подобным коварством. Но зато я никогда… — Она остановилась, зная, что скажет сейчас правду, да такую, о какой она до этой минуты и не думала. — Зато я никогда так и не любила. Я не уверена, что когда-либо испытывала такие чувства, как ты. Но воспринимаю я все очень глубоко. И я никогда не решилась бы на эту затею — в финансовом, творческом или личном плане, — если бы знала, что «Женщина в конце тропы» основана на твоей жизни и твоей боли. А это совершенно меняет дело, Шон.
Понимая, что следующие слова ей лучше произнести, глядя ему в глаза, Сасс повернулась, ее юбка, подхваченная дуновением морского ветра, взметнулась выше лодыжек. Шон сверкнул глазами в сторону сияния ее облаченных в тонкие чулки ног, бокал, все еще зажатый в его пальцах, покачнулся, но Сасс ничего не замечала. Ее прекрасное лицо было обращено к нему, а золотисто-рыжие локоны, схваченные эмалевой заколкой, трепетали вокруг головы. Тело Сасс, тонкое и соблазнительное, требовало его внимания, и он отдал ему дань. Разве он не думал только о ней с тех пор, как они расстались в гостинице Питерсберга? Тогда он был уверен, что никогда ее больше не увидит.
И все-таки Шон ее видел. В снах, в хлопьях падающего снега, на синем небе и в своем одиноком жилище. Она присутствовала повсюду, и поначалу он злился, что Сасс оставила столь зримый след. Потом стал злиться на себя за собственную слабость, за то, что не может изгнать из памяти лицо Сасс, как изгнал лицо Мойры. Однажды утром гнев сменился апатией.
Но в тот момент, когда Шон Коллиер поверил, что наконец-то избавился от воспоминаний о Сасс Брандт, ему вдруг стало ясно, что он проиграл. Пассивность оказалась всего лишь передышкой перед тем, как на его сердце и душу обрушилась новая волна чувств. Он обнаружил, что снова тоскует о ней, хочет слышать ее голос, видеть, как она полуодетая лежит перед очагом, еще раз почувствовать аромат ее волос. Ему захотелось проснуться и обнаружить ее стоящей рядом с ним, как в то утро, когда она стояла при слабом свете камина, похожая на сошедшую с небес святую. И все это привело его сюда.
А теперь Сасс смотрела на него, еще более красивая, чем в тот день, когда он впервые с ней встретился. Ему захотелось видеть ее такой всегда. Впрочем, вглядевшись, Шон Коллиер понял, что Сасс Брандт не собирается говорить ему любезности. Нахмурив брови и сцепив пальцы, она пристально смотрела на него, и потемневшие глаза выдавали серьезность ее мыслей.
— Ты и в самом деле хочешь этого, Шон? — спокойно спросила она.
— Прости, я не понял.
Сасс решительно шагнула к нему.
— Ты что-то хочешь? Или, может, в чем-то нуждаешься? Тебя могли привести сюда лишь одна из этих двух вещей. Если это деньги, тогда я скажу Лизабет, чтобы она выписала чек, если…
Внезапно Сасс осеклась. Шон схватил ее за локоть и привлек к себе. Она подняла к нему лицо, и ей показалось, что Шон Коллиер хочет ее убить — или поцеловать. Но он не сделал ни того, ни другого.
Он находился так близко, что она видела тонкие нити седины у виска, в густой черной бороде, в усах над соблазнительными губами. Его губы даже сжатые в гневе вызывали в памяти древние времена. Времена мужчин, целовавших женщин не ради их соблазнения, а для того, чтобы доставить им удовольствие и покорить навсегда их сердце.
Все эти мысли промелькнули в голове Сасс за краткие секунды, настолько напряженные, что она поразилась своей способности все еще думать. Она чувствовала силу его пальцев, когда они впились в ее руку. Она ощущала его запах — снегов Аляски и вереска его родной Ирландии. Сасс заглянула ему в глаза, но увидела взмах черных, как смоль, ресниц, крошечный шрам под левым глазом, волнистые волосы над отмеченным скорбью челом. Сасс ощутила свое тело так, как никогда прежде. Шон требовал от нее ответа, сама его поза требовала, чтобы она уделила внимание ему и его внезапному гневу. Пораженная, она могла лишь подчиниться, ждать, пока он не объяснит, что же вызвало такую внезапную вспышку.
— Ты спрашиваешь, чего я хочу? Ты уверена, что владеешь чем-то, что я могу у тебя взять? Деньги. Деньги, Сасс! Я просто не могу поверить! После тех часов, которые мы провели вместе, после того, что я тебе рассказал, ты могла оскорбить меня своими словами о деньгах. Господи, да я пришел к тебе не за этим. Я пришел, чтобы отдать. И получить. Мне казалось, что ты приезжала ко мне тоже ради этого. Но я ошибался. Все твои речи… — Он отпустил ее с презрительной гримасой. — Ах, не нужно смотреть на меня, Сасс. Я ошибался. Я думал, что ты хотела того же. Отдать и получить. Совершить сделку между нами. Сделку между сердцем и душой.
Сасс показалось, что сейчас, когда он убрал руку, она рухнет на землю. Что оборвалась какая-то жизнетворная связь, и если бы она не была Сасс Брандт, то упала бы в обморок, оказавшись без его поддержки. Он направился по дорожке, затем повернул назад, будто не мог вспомнить, как пришел сюда, на эту залитую луной площадку.
— Покажи мне выход из этого лабиринта, — прорычал он, — я совершил ошибку, приехав сюда.
— Подожди минуту! — Сасс ожила, подхлестнутая его гневом. — У тебя нет никаких оснований для злости. Погляди на эту ситуацию со стороны. Что я должна думать? Ведь когда я явилась к тебе, я сказала, что мне нужно и что я готова дать взамен. В ту ночь ты заставил меня устыдиться собственной настырности, всколыхнувшей твою боль. Господи, Шон, я чувствовала себя ужасно. Я чувствовала себя как раз такой, какой показалась тебе сейчас — жадной до денег, настырной щукой из Голливуда.