давно не держу, а остальные… им нужно время, — сказала я мягко.
Женщина стала потихоньку успокаиваться. Я отошла в сторону, не зная, что еще можно ей сказать. Ведь обещать ей, что все будет хорошо — я не могу, а больше ничего мне не приходило на ум. Да, мне было ее жаль, да, как мать я понимаю эту женщину и, возможно, в глубине души я ее и простила, но сейчас… сейчас, я просто отпустила эту обиду, зная, что нужно поступить именно так.
Из раздумий меня вывела радионяня, оповещая, что малыши просыпаются. Давно пора! А то времени уже сколько, им давно пора кушать. А, главное, как вовремя!
— Вероника, прости меня, за своим эгоизмом и самобичеванием я совсем забыла спросить, кого ты родила! — воскликнула отчаянно женщина.
— Ничего, — ответила я, слегка улыбнувшись. — Вас тоже можно понять.
Женщина потупила взгляд и опустила плечи.
— Ты, наверное, не покажешь мне внука? — спросила она безэмоционально.
— Почему это? — удивилась я. — Вы все же бабушка! — сказала я. Очень хотелось еще добавить «какая — никакая, но бабушка», но я промолчала, а спросила совсем другое:
— Так вы хотите на них взглянуть?
— На них?! — удивилась Анжелика Николаевна.
— Ну да! — подтвердила я.
— Я ужасная мать, да еще и самая ужасная бабушка на свете! — зарыдала вновь она. — Прости меня, девочка… — сквозь рыдания причитала она.
Я вновь обняла женщину и сказала более уверенно, чем ранее:
— Теперь у вас появился шанс исправить это!
Дети в Анжелике Николаевне вызвали такую эмоциональную бурю! Что неудивительно, они у всех вызывают такие эмоции. Два маленьких кудрявых черноволосых ангела с синими глазами, которые рады любому взрослому, лишь бы с ними поиграли! Мать Дмитрия не стала исключением, она с большой радостью взяла их на руки и стала нянчиться.
Дима больше ни словом не обмолвился, лишь несколько раз заглядывал в детскую, проверяя нас. Да, он не доверяет матери Дмитрия, а еще опасается за нас. Но, думаю, это ненадолго, с ним надо лишь поговорить. Рассказать все и попросить прощения, — он все поймет и постарается принять.
Когда внизу хлопнула входная дверь и Дмитрий по привычке крикнул «я дома», мы переглянулись с его матерью и, не сговариваясь, стали спускаться. Я видела, что она нервничает и волнуется перед встречей с сыном. Но тут я была уже бессильна. Простит Дмитрий мать или нет — решать ему, я только могу попросить мужа выслушать ее.
Дмитрий был на кухне и, как всегда, не дожидаясь меня, проверял кастрюли, то есть их содержимое. Услышав шаги, он, не оборачиваясь, воскликнул:
— Я такой голодный, ты даже не представляешь!
И со счастливой улыбкой он повернулся ко мне, но тут же его хорошее настроение как ветром сдуло. Дмитрий стал хмурым, он быстрым шагом приблизился ко мне и, задвинув меня к себе за спину, обратился к матери.
— Что ты тут делаешь? — повысил он голос. — Мало ты нам принесла горя, решила продолжить начатое?
Дмитрий негодовал. Видно было, что он еле сдерживается, чтобы не наговорить более… резких слов. Я знаю его уже довольно хорошо и понимаю: что бы ни сделала его мать, он ее все же любит, просто он старается защитить свою семью.
А вот женщина — она приняла сказанное близко к сердцу. Она вновь стала рыдать, но ее слезы не подействовали на Дмитрия, ну или подействовали, но не так, как нужно было.
— Я хочу, чтобы ты немедленно покинула наш дом и больше в нем не появлялась! — сказал он грубо.
И тут я поняла, что мне пора вмешаться. Я положила руку мужу на плечо, привлекая его внимание. Дмитрий развернулся ко мне, намереваясь что — то сказать, но я ему этого не дала.
— Дим, иди прими пока душ, а потом мы сядем ужинать, — мягко сказала я.
Ему нужно свыкнуться с мыслью, что его мать тут. Свыкнуться и подумать над тем, как ему быть дальше и что делать. А пока он сам будет успокаиваться, я успокою его мать.
— Но…?! — снова постарался возразить он.
— Иди! — нежно проговорила я и подтолкнула его в сторону лестницы. — И позови Диму, пусть спустится и поможет мне на кухне, — сказала я вслед мужу.
Когда Дмитрий скрылся из виду, я подошла к уже начавшей успокаиваться женщине. Она, всхлипывая, постоянно бормотала что — то вроде «он меня никогда не простит» и «я плохая мать». Подав ей стакан воды и дождавшись, когда она успокоится, я ее попросила:
— Вы не могли бы помочь Диме с накрыванием на стол? А я пойду проведаю малышей и поговорю с Дмитрием заодно.
— Да, конечно, — согласно кивнула она. — Но, может, мне стоит все же уйти? — спросила она неуверенно.
— Даже не думайте об этом! — сказала я довольно строго. — Лучше подумайте, как будете просить прощения у моего сына! Тем более, следующий подходящий случай может и не скоро представиться, — проговорила я, и видя, что сын зашел на кухню, сказала уже ему:
— Дим, помоги, пожалуйста, Анжелике Николаевне накрыть на стол. А я пока пойду посмотрю на малышей и позову папу к ужину, — попросила я Диму.
— Что их смотреть, играют они, — буркнул недовольно сын.
Да, перспектива остаться одному с матерью Дмитрия его явно не прельщала. Он все так же искоса и недовольно посматривал на нее.
— Ну, если ты не хочешь помогать на кухне… — только начала говорить я, а Дима уже собрался сбежать из кухни, но я продолжила:
— … то можешь поменять малышам памперсы!
Я знаю, что давлю на него. Знаю, что он останется помогать на кухне, даже не желая этого, лишь бы не менять памперсы. Это единственное, что он не освоил в помощи мне с малышами. Он с ними играл, кормил их, даже купать их помогал! Но памперсы… в нашей семье оба мужчины вздрагивали при их упоминании.
И сейчас он пересилит себя, но останется на кухне с Анжеликой Николаевной, лишь бы не менять памперсы. И, подтверждая мои мысли, сын обиженно буркнул:
— Иди уже