Читать интересную книгу Сталин. По ту сторону добра и зла - Александр Ушаков

Как нет ничего странного и в том, что он с такой легкостью переиграет такие блестящие умы, какими считались в партии Каменев, Бухарин и Троцкий. Да, они умели говорить и писать, но куда им было тягаться в умении вести тайную борьбу с человеком, который целых восемнадцать лет ходил по краю пропасти, из которой веяло могильным холодом. И без всякого преувеличения можно говорить о том, что все эти «писатели», как их с известной долей иронии и презрения называл сам Сталин, были в сравнении с ним маленькими детьми...

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Да, все это догадки и предположения, но ничего невероятного в них нет. Как нет ничего унизительного для самого Сталина, который добывал для партии деньги... Созданная для расследования дела об экспроприации комиссия выявила ее участников, и все они были исключены из партии. Коба оказался в сложном положении: на него косились меньшевики и в любой момент могли арестовать власти.

Нависла опасность и над Сергеем Яковлевичем Аллилуевым, который в те дни много помогал Кобе в его противоборстве с меньшевиками. Однако в конце концов ему пришлось срочно уехать в Петербург. «В конце июня, — вспоминал он, — по совету товарищей я направился к Кобе. Коба с женой жил в небольшом одноэтажном домике. Я застал его за книгой. Он оторвался от книги, встал со стула и приветливо сказал: «Пожалуйста, заходи». Я сказал Кобе о своем решении выехать в Питер и об обстоятельствах, вынуждающих меня предпринять этот шаг. — Да, надо ехать, — произнес Коба. — Житья тебе Шубинский (бакинский градоначальник. — Прим. авт.) не даст. Внезапно Коба вышел в другую комнату. Через минуту-две он вернулся и протянул мне деньги. Видя мою растерянность, улыбнулся: — Бери, бери, — произнес он, — попадешь в новый город, знакомых почти нет. Пригодятся... Да и семья у тебя большая.

Потом, пожимая мне руку, Коба добавил: — Счастливого пути, Сергей!»

Они расстались друзьями, и никто из них даже не мог предположить, что пройдет еще совсем немного времени, они породнятся, а потом Сталин расправится со всей «большой семьей» Сергея.

После отъезда Аллилуева положение подпольщиков стало еще более опасным, и Коба перебрался в Тифлис. И прибыл он туда в самое время. Позже он решил переехать в Баку. Официально считалось, что он ехал туда в целях укрепления организации местных большевиков, поскольку Бакинский комитет РСДРП все еще находился в руках меньшевиков. Като не очень хотелось покидать насиженное место с маленьким Яшей на руках, но, верная традиции грузинской женщины служить семье, она безропотно последовала за своим неугомонным мужем.

Однако в Баку ее ждала новая напасть: через несколько дней после приезда Коба исчез. Шли дни, ее тревога росла (Кобу могли убить «кичи», как называли телохранителей промышленников. - Прим. авт.), но в конце концов ее успокоили какие-то неизвестные ей люди.

Ну а сам пропавший, судя по всему, находился в это время в Берлине, где проходил Штутгартский конгресс II Интернационала. А вот кто его туда послал и что он там делал, и по сей день остается тайной. Известно только, что вместе с 200 немецкими коммунистами Коба должен был побывать на международной конференции. И эта поездка запомнилась прежде всего весьма курьезным случаем, о котором потом со смехом рассказывали русские революционеры.

По каким-то причинам к поезду не явился контролер, который должен был забрать у пассажиров билеты. Тем не менее ни один из немецких товарищей не сошел с платформы, и все они в течение двух часов послушно ждали контролера. Из-за чего и опоздали на ту самую конференцию, на которую столько времени добирались из разных городов.

Спутники Кобы от души потешались над такой в общем-то тупой дисциплинированностью, а вот самому Кобе, в глубокой задумчивости смотревшему на толпившихся на платформе немцев, было не до смеха. И кто знает, не в тот ли час будущий диктатор лишний раз убедился в том, что русские люди никогда не стали бы ждать контролера. Со всеми вытекающими отсюда последствиями...

К несказанной радости жены, Коба уже в августе появился в Баку и сразу же включился в бурную кампанию по переизбранию Бакинского комитета. 24 августа была создана Организационная комиссия по созыву городской конференции, на которой должно было многое решиться. И надо ли говорить, что одним из ее самых активных членов стал Коба.

Вопреки решению V съезда РСДРП он выступил с инициативой возродить распущенный меньшевиками боевой отряд, но лишь под руководством большевиков. Его поддержали не только собратья по партии, но и будущий генеральный прокурор СССР А.Я. Вышинский, который числился тогда в меньшевиках и предложил «позаимствовать» оружие у полиции и жандармерии. Впрочем, ничего удивительного нет. Он прекрасно знал об отношении Ленина к роспуску боевых отрядов и всегда мог надеяться на индульгенцию. Да и не только в Ленине было дело. Местные промышленные тузы запугивали выделявшихся рабочих с помощью «кичи», и надо было реагировать на это соответствующим образом...

Так начался, а вернее, продолжился «бакинский период» в жизни Кобы, который сам он считал рещаюшим в своей революционной биографии. «Два года революционной работы среди рабочих нефтяной промышленности закалили меня как практического борца и одного из практических руководителей... — так оценил позже Сталин свою работу в Баку. — Там, в Баку, я получил... второе свое боевое революционное крещение. Здесь я стал подмастерьем от революции...»

Наверное, нет смысла рассматривать так называемый бакинский период жизни Кобы по дням и месяцам. Он будет периодически покидать Баку и возвращаться в него вплоть до апреля 1912 года и проведет в нем в общей сложности более двух лет. Гораздо важнее выяснить, в чем заключалось его «второе боевое революционное крещение».

«Задача состояла в том, — скажет Сталин в статье, посвященной 50-летию со дня рождения Ленина, — чтобы отделить овец от козлищ, отмежеваться от чужаков, организовать кадры опытных революционеров на местах, дать им ясную программу и твердую тактику, наконец собрать эти кадры в единую боевую организацию профессиональных революционеров, достаточно конспиративную для того, чтобы устоять против жандармских набегов, но вместе с тем достаточно связанную с массами для того, чтобы повести их в нужную минуту на борьбу».

Именно в Баку Коба пересмотрел многое из уже полученного им опыта и, познав жизнь рабочих и их истинные интересы, попытался свести их воедино в виде уже совершенно определенной программы. Иными словами, ему предстояло связать свои до поры до времени абстрактные теоретические схемы с реальной жизнью. И теперь ему надлежало не только исполнять чужую волю, но и самому принимать весьма ответственные решения.

Как это было в сентябре 1907 года в Биби-Эйбатском районе, где «кичи» убили рабочего Ханлара Сафаралиева. Его похороны Коба превратил в самую настоящую демонстрацию, и под рев заводских гудков (полиция запретила похоронную музыку) за фобом погибшего товарища сопровождали 20 тысяч человек. На кладбище выступил сам Коба. Он начал свою речь с обращения к отцу Ханлара. «Не плачь, старик, — сказал он, — ты — отец благородного сына...»

Демонстрация сыграла свою роль. 25 октября состоялась городская конференция, большевики снова стали хозяевами в Бакинском комитете, и Коба был одним из его самых активных членов. И не было практически ни одного мероприятия, в организации которого не принял бы участие Коба.

Бакинский период в жизни Кобы интересен еще и тем, что именно тогда Коба выступил... против Ленина. Да, многие биографы Сталина будут говорить о его чуть ли не слепом преклонении перед Лениным, который в течение многих лет был его духовным наставником. При этом чаще всего ссылаются на воспоминания грузинского меньшевика Р. Арсенидзе, который хорошо знал Сталина и утверждал, что тот копировал своего кумира до такой степени, что его стали называть «левой ногой Ленина».

Что ж, доля истины в таком утверждении есть: Сталин действительно одно время преклонялся перед Лениным, но никогда не раболепствовал перед ним. О чем лучше всего свидетельствует занятая им позиция летом 1909 года. Именно тогда он бросил вызов партийному руководству в статье «Партийный кризис и наши задачи», в которой не просто говорил о переживаемых партией трудных временах, но и предлагал целую программу изменений в деятельности партии.

Более того, всю вину за уход многих членов из партии он возлагал на ее высшие органы, в частности на самого Ленина. Назвав ЦК РСДРП «фиктивным» центром, он писал: «Задача руководства партийной работой... составляет обязанность Центрального комитета. Но она плохо исполняется... результатом чего является почти полная разобщенность местных организаций».

В чем была главная причина такой плохой работы ЦК? Да только в том, что он сам и его печатные органы находились за границей. «Странно было бы думать, — писал Сталин, — что заграничные органы, стоящие вдали от русской действительности, смогут связать воедино работу партии, давно прошедшую стадию кружковщины».