Мы, конечно, знали, как я уже сказал, что государь в те часы принимал генерала Рузского, и присутствие при этом двух штабных генералов показывало нам, что это был лишь простой доклад о положении на фронте. Никакого политического значения мы ему не придавали. В действительности же это были последние минуты великой неделимой России; за ними следовали лишь ее развал, позор и ужас.
«За обедом у себя, – так рассказывает этот очевидец, генерал «S» (вероятно, Савич), – генерал Рузский обратился к нам (генералу Данилову и Савичу) и сказал: «Государь не верит; пойдемте вместе, все трое, к нему сейчас же после обеда, чтобы он знал не только мое мнение, но и ваше». Мы трое тогда же, в два с половиною часа дня 2 марта, отправились на вокзал и были немедленно приняты Его Величеством в салоне-вагоне. Никто, кроме государя и нас, не присутствовал при этом разговоре: все двери были заперты».
Государь их принял стоя; потом Его Величество сел и предложил генералам также сесть. Рузский повиновался, но остальные генералы продолжали оставаться все время стоя. Государь, который курил, предложил закурить и остальным. Рузский закурил папиросу, но два других генерала, несмотря на повторенное предложение Его Величества, не решились этим воспользоваться.
Рузский начал с доклада государю только что полученных телеграмм от командующих фронтами и вслед за тем перешел на общее положение, говоря, что «для спасения России и династии не остается другого средства, как отречение в пользу наследника».
Государь на это ответил:
– Но я не знаю, хочет ли этого вся Россия.
– Ваше Величество, – продолжал Рузский, – общая обстановка не позволяет сделать опроса всех, но события развертываются с такой быстротой, и положение настолько ухудшается, что всякое промедление грозит неисчислимыми бедствиями… Соблаговолите выслушать мнение моих сотрудников: они оба люди независимые и прямые.
Эту просьбу Рузский повторил один или два раза.
Государь повернулся в сторону генералов и, пристально глядя на них, сказал:
– Прошу вас сказать мне ваше мнение, но с полной откровенностью.
Все были очень взволнованы. Его Величество и Рузский усиленно курили. Несмотря на свое душевное состояние, государь продолжал совершенно владеть собой.
Один из генералов (Данилов) заявил, что государь не может сомневаться в его чувствах преданности, но, ставя выше всего чувство долга по отношению к Родине, которую необходимо спасать от позора подчинения требованиям врага, он не видит другого выхода из положения, как выход, указанный Государственной Думой.
– А вы? Вы такого же мнения? – обратился тогда государь к другому генералу (Савичу).
Генерал был настолько удручен и взволнован, что мог только прерывающимся голосом сказать:
– Ваше Величество меня не знаете, но слышали обо мне несколько раз от человека, которому Ваше Величество оказывали доверие.
– Кто это? – спросил государь.
– Генерал Дедюлин (бывший дворцовый комендант до Воейкова).
– Ах, да, – сказал Его Величество.
Генерал, будучи не в состоянии больше говорить, готовый разрыдаться, быстро закончил:
– Я человек прямой… я совершенно согласен с мнением генерала (Данилова).
Воцарилось молчание, продолжавшееся одну или две минуты. Наконец государь промолвил:
– Я решаюсь… Я отказываюсь от престола, – и перекрестился. Генералы перекрестились также. Обращаясь затем к Рузскому, государь ему сказал: – Благодарю вас за вашу верную службу, – и его поцеловал27.
Вслед за тем Его Величество удалился в свой вагон, а к ним вошел генерал Воейков, которого присутствовавшие считали одним из главных виновников переживаемой катастрофы.
На вопросы Воейкова генералы отвечали неохотно и недружелюбно.
Затем появился в вагоне министр Двора граф Фредерикс.
Воейков сейчас же вышел. Граф Фредерикс был страшно расстроен. Он заявил, что государь передал ему разговор с присутствовавшими и спросил его мнение, но раньше, чем ответить на такой ужасный вопрос, он, Фредерикс, хочет выслушать присутствующих.
Фредериксу повторили то, что было сказано государю. Старик был страшно подавлен и сказал:
– Никогда не ожидал, что доживу до такого страшного конца. Вот что бывает, когда переживешь самого себя.
Государь вскоре вернулся с собственноручно написанной на имя Родзянко телеграммой, в которой уведомлял о своем отречении в пользу наследника, оставляя его при себе до совершеннолетия.
Граф Фредерикс упомянул Его Величеству о назначении великого князя Николая Николаевича верховным главнокомандующим.
Государь к этому отнесся с живым одобрением и, выйдя снова к себе в вагон, написал телеграмму генералу Алексееву о назначении великого князя главнокомандующим и о своем отречении.
Во время отсутствия государя обратили внимание Фредерикса на то, что в своей телеграмме Родзянко государь не упомянул о великом князе Михаиле Александровиче как регенте.
Рузский тогда набросал на листе бумаги то, что надо было бы добавить к этой телеграмме, и граф Фредерикс понес его к государю.
Его Величество принес вскоре уже исправленную телеграмму и объявил, что подождет приезда в Псков Гучкова и Шульгина.
Поблагодарив затем генералов за их полные откровенности советы, государь простился с присутствующими.
Было три часа и пятнадцать минут пополудни[3]28. «Что-то скажут эти думские посланцы?» – продолжали тоскливо надеяться мы. Неужели они, как и главнокомандующие, будут видеть в отречении единственную возможность восстановить порядок? Ведь не все еще потеряно, телеграммы об отречении удалось задержать, и все может повернуться еще в другую сторону. Очень много будет зависеть от этих вечерних переговоров.
Ведь в Петрограде настроение может меняться каждую минуту, и недаром Рузский так желал, чтобы депутацию провели раньше к нему, не допустив ее непосредственно до государя, о чем предупредил у нас лишь скорохода, а не дежурного флигель-адъютанта, и отдал строгое распоряжение как у себя в штабе, так и на станции.
Он, наверное, если депутаты имеют другое поручение, сумеет уговорить их присоединиться к своим настояниям. Надо во что бы то ни стало не допустить их до переговоров и предварительного свидания с Рузским, а сейчас же, как приедут, провести их к государю.
В необходимости этого были убеждены мы все, и Воейков по приказанию графа Фредерикса поручил это исполнить мне как дежурному.
Было уже около 7 часов вечера, час, когда, по имеющимся сведениям, должны были приехать Шульгин и Гучков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});