А если заводят, то лишь тайные интрижки, но на это она никогда не пойдет! Да и герцог – человек благородный и не предложит ей ничего подобного. Боже праведный, что за мысли у нее в голове!
Тайная интрижка! Она же дочь викария! Она не должна была позволять целовать себя!
Корделия возмущенно хмыкнула. Надо немедленно выкинуть этого человека из головы! Она скомкала простыню, решительно повернулась на бок и крепко закрыла глаза.
Вдруг дверь открылась, и Корделия приоткрыла глаза, чтобы разглядеть, кто вошел. Конечно же, это была Пруденс. Задвигая засов, старуха что-то бормотала себе под нос. Корделия напрягла слух, но смогла разобрать лишь несколько слов: «чертов герцог», «проклятое» что-то и «адски долгий промозглый день».
Пруденс продолжала бурчать, а Корделия задумалась. Пруденс бранилась! Совсем на нее не похоже. Что же вывело ее из себя?
Пруденс резко повернулась и уставилась на Корделию. Корделия тут же прикрыла глаза, но успела заметить, с какой неприязнью смотрит на нее служанка.
Она почти чувствовала, как та буравит ее своим взглядом, и изо всех сил старалась дышать ровно. Никогда раньше она не чувствовала такой неприязни, исходящей от другого человека и направленной непосредственно на нее. Что она сделала ужасного, что Пруденс так ее ненавидит?
Корделия лежала так бесконечно долго, боясь шевельнуться. Она не знала, когда Пруденс отвела взгляд, но в тот момент, когда Корделия не могла больше терпеть и готова была открыть глаза, Пруденс наконец легла.
Корделия задержала дыхание, ожидая, когда Пруденс захрапит.
Вдруг служанка прошипела:
– Мерзкая мисс! – и отодвинулась от Корделии как можно дальше.
Корделия не смогла удержать вздоха. Она отлично поняла, кто эта «мерзкая мисс». Неужели никак нельзя расположить к себе Пруденс? Нет, ведь и раньше служанка словно не замечала попыток Корделии наладить с ней контакт. А во время путешествия и вовсе волком на нее смотрела. Знать бы, за что эта женщина так ее ненавидит!
Наверное, Пруденс просто плохо переносит дорогу. Может, утром ей будет лучше.
Но прошло еще довольно много времени, прежде чем Корделия окончательно успокоилась и смогла заснуть.
8
Себастьян проснулся от тихого стука в дверь.
– Рассвело, ваша светлость, – послышался чей-то голос.
– Я встал, – отозвался он, спустил ноги с кровати и сел, обхватив голову руками.
Ночь была не из легких. Он ворочался с боку на бок, вспоминая Корделию и то, как она отвечала на его ласки. А соседство викария только усугубляло положение. Себастьян не ошибся в своих предположениях относительно его привычек. Викарий действительно тянул одеяло на себя и занял большую часть кровати. Но, кроме того, перед сном он долго кашлял и сопел, а потом захрапел так, что стены тряслись. Так что Себастьяну удалось заснуть лишь перед самым рассветом.
Теперь голова у него раскалывалась, глаза слипались, а кости ломило так, будто он всю ночь таскал камни. Он потер лицо, думая о том, скоро ли миссис Блифил принесет воды для умывания. Может, побрившись и умывшись, он почувствует себя бодрее.
Себастьян пожалел о том, что не взял с собой лакея. В Индии он часто путешествовал без лакея, но там никто не требовал от него неукоснительного соблюдения приличий. А здесь, появись он к завтраку небритым, это вызовет недоумение окружающих.
Пожалуй, всех, кроме викария, подумал он, взглянув на того, кто мучил его всю ночь. Викария, казалось, не волновало ничего, кроме выпивки и сна. И сейчас он спал сном младенца, словно и не слышал стука в дверь. Храп его стал раскатистым, но, судя по его блаженной улыбке, никакого неудобства он не испытывал.
Себастьян чуть не взвыл. Жаль, что он не может отплатить викарию той же монетой. И вдруг он злорадно усмехнулся, встал (бриджи он на ночь не снимал ради приличия, так и спал в них) и, обойдя кровать, подошел к спящему викарию. Склонившись над ним, он сложил руки рупором, намереваясь гаркнуть «Доброе утро!» прямо в ухо викарию, но так и не раскрыл рта. Он учуял вдруг знакомый кисловатый запах.
Бренди!
Себастьян, нахмурившись, опустился на колени. От старого негодяя просто несло бренди. Он недоверчиво осмотрел викария – пустая бутылка торчала из-под его локтя.
Взревев от ярости, Себастьян схватил ее и отбросил в дальний конец комнаты. Викарий лишь заурчал во сне, повернулся на бок и, обхватив подушку, прижал ее к груди.
Себастьян в отчаянии прикрыл глаза. Где же старик раздобыл целую бутылку бренди?
Голова у Себастьяна раскалывалась, но он изо всех сил старался припомнить все события прошедшего вечера. Вечерок был на редкость тоскливый. Он пытался развлечь викария беседой, но тот мог говорить лишь о выпивке. В комнату они поднялись одновременно. Потом Себастьян запер дверь изнутри, а ключ спрятал под подушку, придумав историю о ворах, которые вытаскивают ключи из замков. Викарий отнесся к истории с пониманием.
Себастьян бросился к подушке. Ключ был на месте. Так как же старый идиот раздобыл бренди?
И как теперь его разбудить? Этого пьяницу теперь и пушками не поднимешь. Ничего удивительного, что он всю ночь кашлял и ворочался да храпел. И понятно, почему натягивал на себя одеяло. Он накрывался им с головой, чтобы заглушить запах спиртного.
Черт бы его побрал, ругался про себя Себастьян, в отчаянии ходя по комнате.
Понадобится не меньше часа, чтобы его поднять, и еще несколько, чтобы привести в чувство. Сколько времени они потеряют! И, самое худшее, Корделия не сможет с ним заниматься, пока старик будет страдать от похмелья.
Вспомнив о Корделии, Себастьян замер. Она не простит ему этого! Он поклялся ей, что позаботится об ее отце! Но откуда ему было знать, что это доступно лишь волшебнику!
В ярости он бросился к кровати и изо всех сил стал трясти викария.
– Вставайте! – заорал он так громко, что поднялся бы и мертвец.
Викарий только повернулся на другой бок и пробормотал:
– Тише, Флоринда. Потом, потом…
В отчаянии Себастьян столкнул его с кровати, но викарий свернулся на холодном полу и продолжал спать.
Себастьян попытался его усадить, но викарий снова свалился на пол. Себастьян лишь покачал головой. Все бесполезно!
Без Корделии не обойтись. Она, должно быть, знает, как обращаться с отцом, который накачан бренди.
Некоторое время Себастьян колебался. Гордость его была уязвлена. Ему так и не удалось совладать с викарием. Вечером он так высокомерно объяснял Корделии, что она слишком снисходительна к своему отцу. Сам он с викарием не нянчился, и к чему это привело!
Он подошел к окну, выглянул на улицу и поморщился. Начинался снегопад. Надо скорее отправляться в путь, пока снег не слишком глубокий, иначе они потеряют еще день. Ничего не поделаешь, придется побороть гордость и идти за Корделией.