Да, я немного разволновалась, слушая такие интимные признания моего лучшего друга, который встречается с моей лучшей подругой, на которой собирается жениться в июле. Я буду свидетельницей на их свадьбе. Но не настолько уж меня выбило из равновесия это, чтобы…
Я резко поднимаю взгляд на своё бледное отражение в зеркале. Вспоминаю, когда у меня в последний раз были месячные. И бледнею ещё сильнее.
— Аля, ты в порядке? — участливо спрашивает Женя из-за двери.
В марте. Мои последние месячные были в марте. В начале марта, даже до моего дня рождения.
Медленно закрываю глаза, стараюсь не забывать дышать, хотя дыхание перехватило и спёрло.
Слышу, что Женя уже звонит Веронике и в панике спрашивает, что ему со мной делать. Вырываю у него трубку:
— Это я.
— Что, поняла наконец? — слышу весёлый, хитрый голос подруги.
— Ты знала?!
— Знала что? — не понимает Женя, я поднимаю на него слегка раздраженный взгляд и возвращаюсь в ванную с его телефоном, закрывая перед его носом дверь.
— Предполагала. Когда мы были у тебя, и мне понадобилась прокладка, на упаковке был тонкий слой пыли. А с месяц назад я стала комплексовать и краснеть, глядя на твои сиськи. Эти бутоны налились и распустились пуще прежнего, это вообще не законно.
— Этого не может быть, я не могу быть…
Слышу в трубке её смех.
— Действительно, с чего бы тебе быть беременной, когда вы сношались, как кролики, не предохраняясь?
— Я не могу иметь детей! Мне ставили бесплодие…
— Пришли своему гинекологу открытку и снимок с УЗИ, дурочка. И да, кстати, сейчас запишу тебя на УЗИ. Если ты залетела сразу, то у тебя уже близится к концу первый триместр.
Когда я вышла из ванной, Женя приговорил уже полбутылки вина.
— Тебе же всё равно нельзя, как я понял, — хмыкнул, вальяжно растянувшись в кресле.
Качаю головой в знак отрицания. Я всё ещё нахожусь в шоке и отрицании. Последние минут двадцать я отчаянно гуглила всё, что только касалось беременности, и теперь голова гудела от информации. И я всё ещё не могла поверить и принять это как данность. Что если Вероника ошиблась? Нужно сделать тест!
30
— Поздравляю, плод соответствует срокам, развивается хорошо. Вы хотите узнать пол?
— Уже можно? — удивляюсь.
Приложение пишет, что ребенок размером с крупную сливу ещё.
Узистка смеётся и поясняет, что ещё слишком рано утверждать со сто процентной уверенностью, но моя дама удобно лежит и демонстрирует свои достоинства, никого не стесняясь.
— Девочка?
— Хотите посмотреть? — ко мне повернули аппарат УЗИ, и я жадно уставилась на экран.
В этот момент непонятная, фантомная беременность стала самым реальным, что только есть в этом мире, для меня.
Июнь был безумный. Подготовка к свадьбе отнимала слишком много времени. Хотя Вероника и была самой спокойной невестой в мире, внезапной трогательной паники нагонял Женя. Сегодня он приехал с двумя букетами.
— Лилии или розы? — нервно спросил с порога.
Я чихнула от запаха лилий и улыбнулась:
— Я ландыши люблю.
— Букет маме Вероники на сегодняшний ужин. Просто спаси меня!
Я рассмеялась.
— Она тебя итак обожает, зачем вся эта суета, — снова чихаю, не договорив, и тут же смеюсь опять, — знаешь, тут просто: лилии. Просто потому что унеси их из моего дома.
Вдруг наш разговор прерывает стук в дверь. Перекидываемся удивленными взглядами.
— Ты ещё кого-то ждёшь?
Пожимаю плечами и открываю, тут же чувствуя, как почва уходит из-под моих ног. В лёгких резко закончился воздух.
— Войти можно? — говорит Камаев и смотрит пристально мне в глаза.
От одного звука его голоса меня словно прострелило током. Стою, настолько парализованная от неожиданности, что за себя стыдно.
Мысленно даю себе смачного пинка под зад и делаю шаг назад, шире открывая дверь.
— Входи.
Бросаю взгляд на Женю, который даже не собирается шевелиться. Стоит, держит букет лилий и внимательно сверлит меня взглядом.
— Ты не одна? Это как понимать?
Игорь даже не успел сделать шаг в квартиру, как врос ногами в порог, не отрывая от Жени потемневшего взгляда.
Первый мой порыв — оправдаться. Схватить за руку, убедить, что это не то, чем кажется, что мы всего лишь друзья. И первый, и сто первый.
Женя молчит и не спешит оправдываться, и я задумываюсь. А в чём я виновата?
Это он оставил меня. Он бросил. Он неизвестно где был всё это время. И он даже не знает, что здесь происходит.
Хмурю брови, глядя, какими глазами он уставился на Женю.
— Понимай, как хочешь, — пожимаю плечами и отвечаю непринуждённо, настолько, насколько могу.
Губы Жени трогает улыбка. Я уже изучила его выражения лица, и мы можем общаться не переговариваясь. Я понимаю, что он гордится мной.
— Никонов, ты страх потерял? — гаркнул Камаев.
— Даже не знаю, что вам на это ответить, Игорь Павлович, — пожимает плечами Женя, ничуть не пугаясь грозного тона Камаева.
А вот мне страшно. Я быстро опускаю взгляд на свою широкую майку и слежу за тем, чтобы она так и болталась бесформенным мешком.
— Ты пришёл наорать на Женю или ко мне? — отвлекаю Игоря от Жени.
— Ты спишь с ним? Впрочем, можешь не отвечать, — надменно осматривает нас, — по роже вижу, что до сих пор смотрит на тебя не как на работу, а как мужик на бабу, которую трахает каждый день.
Женя усмехается и качает головой, а моё лицо приобретает маску бесстрастия.
— Вы толковый мужик, прозорливый в бизнесе, но ревность начисто стелит вам глаза. Я на вас больше не работаю. И слушать, как вы ее оскорбляете, молча не буду. Надеюсь, это ясно.
— Жень, не надо, — тут же отрезаю и поворачиваю лицо к Игорю. — Ты всё сказал?
С моих собственных глаз медленно начинает спадать пелена. Стою перед ним, никем не траханная, с его ребёнком под сердцем, и он продолжает гнуть свою линию о моей порочности. Поразительная глупость для такого взрослого человека.
— Он здесь живет? Как давно вы вместе? — он дернулся вперед, но как-то вовремя очнулся, и я, кажется, понимаю то, что он хотел сделать — припечатать меня к стене и выбить признание привычным способом, его остановило утробное рычание Жени.
Я чисто на инстинктах отступаю на шаг назад, пугаясь его порыва. Не за себя, моё больное тело покрылось мурашками, а за свою маленькую девочку.
И мой мозг работает быстро.
— Женя, иди в зал, оставь нас наедине.
— Ты уверена?
— Да.
Он кивает, уходит, а я, продолжая держать дистанцию, спрашиваю:
— Зачем ты здесь?
— Ты зря его отпустила, потому что он единственный, кто сейчас не даст мне свернуть тебе шею за то, что я сейчас вижу! Какая же ты дрянь! — его кулак ударяется в стену, и не раз, я вижу, как его тело трясет до одури.
Я силой заставляю себя не касаться его. Не хотеть льнуть к этом телу, чтоб обнять, чтоб через своё тепло дать понять, что он со мной в безопасности.
Он со мной да. Я с ним? Никогда.
А я не могу себе этого позволить. Ради своей маленькой девочки, я должна его отпустить. Потому что это не закончится. Потому что она тоже попадёт в эти созависимые отношения из-за меня.
— Я всё упрощу сейчас, напомнив тебе, где в этой квартире выход, — не узнаю свой голос, когда говорю. — Я говорила, что не прощу тебя, если ты уйдешь. Ты ушёл, наплевав на это. Наплевав на меня и мои чувства. Уж извини, взаимоуважение работает в обе стороны.
— Я ошибся, думая, что смогу без тебя, что так лучше. Нечего такой юной девочке жить бок о бок с такой мразью, как я. Ошибся, не сумев подавить животное желание к тебе. Это подобно пытке, каждый день думать только о тебе, о твоём теле, твоих губах. К херам… Я вижу тебя в отличном состоянии, — его больной взгляд сразу же палит мою грудь, мои губы, он тянет руку к моему лицу, но на пол пути она плетью падает вниз, — с другим. Быстро ты утешилась, овации.
— Ты видишь то, что хочешь видеть, не больше, — пожимаю плечами, — как и всегда видел. Три месяца назад я бы бросилась грудью на арматуру, чтобы переубедить тебя, сейчас? Извини. Поезд ушёл. Милая девочка умерла, розовые очки разбились.