— Не кажется ли вам, что здесь не совсем уместно обсуждать подобные вещи? — спросила Глэдис, но, судя по реакции начальницы, ей стоит промолчать.
— Это мой кабинет! — заявила та злобно и посмотрела на Глэдис с такой ненавистью, что девушка притихла. — Ты — всего лишь наша с Ларсоном подопечная. Или забыла об этом?
— Нет, я всегда помню о том, что он сделал для меня, и…
Еще одна ошибка. Но поздно, слова обратно не вернешь. Надо было молчать с самого начала.
— Да, он был очень любезен, крайне любезен. Ты не заслужила и такой любезности, а тебе все мало. Когда же ты успела сообразить, что можно получить от него больше, чем просто жилье и работу? Когда тебе пришло в голову использовать его?
— Я ничего подобного не собиралась делать! — воскликнула Глэдис.
В глазах начальницы появилось такое выражение, которое могло означать только одно — ты уволена!
— Перестань сейчас же лгать! — Тельма изо всех сил стукнула кулаком по столу, да так, что едва не перевернула чашку с кофе. — Встретившись с ним, ты сразу смекнула — раз он так тебя жалеет, не составит труда охмурить его!
— Как вы смеете обвинять меня в таких вещах? — заявила Глэдис, побледнев.
Но можно было и не спрашивать, ответ ясен: Тельма говорит о том, как поступила бы сама на месте Глэдис. Для нее это единственный способ завоевать мужчину. Ничего другого она и не поймет. Любовь для Тельмы — чувство неведомое, она вовсе не влюблена в Ларсона. Просто он нужен ей, а заодно и все остальное, что он может дать, — деньги, власть, имя.
— Это не обвинения, это — правда! Я вижу тебя насквозь, сразу раскусила, несмотря на невинный вид растерянной маленькой девочки. А скажи, как скоро ты поняла, что у тебя с ним ничего не выйдет? Когда сообразила, что Ларсона не привлекают бедные маленькие девочки, и быстренько преобразилась?
Тельма сделала многозначительную паузу, а Глэдис обдумывала достойный ответ на обидные слова.
— Ларсону нужна настоящая женщина, — выпалила Тельма, и лицо ее превратилось в уродливую маску. — Ему не нужна девчонка!
— Тогда, почему вы так волнуетесь? Чего боитесь меня, если за все это время он так и не привязался ко мне настолько, чтобы проводить со мной все свободное время?
— Значит, чтобы не скучать по выходным, ты решила завлечь Ларсона крикливым нарядом? Оделась как потаскуха?
Это было уже оскорбление. Глэдис вспыхнула от обиды и злости. Но что можно сделать? Тельма с явным удовольствием наблюдала за ней, понимая свое превосходство.
— Неправда!
— Конечно, правда! — презрительно усмехнулась Тельма. — Поэтому он и набросился на тебя на кухне! А ты подумала, что наконец добилась своего?
— Ничего подобного, — начала Глэдис и осеклась, задохнувшись.
Она не могла врать, утверждать, что ничего не было между ними, но ее бесила та форма, в которой была представлена вся ситуация.
— У тебя ничего не выйдет! — продолжила Тельма. — Может, Ларсон и увлекся на минуту, потому что ты поманила его, — какой мужчина откажется, если ему все преподносят на блюдечке? Но ты для него ничего не значишь. Поняла? Мы с Ларсоном люди одного круга. И он будет моим.
Глэдис больше не желала слушать — встала и вышла.
Удивительно, что ее не уволили. Скорее всего, пришло ей в голову позже, Тельма не имела полномочий сделать это. И все же она — опасный враг.
7
Глэдис не видела Ларсона всю неделю. Он обещал приехать еще в среду, и она прождала его вес: вечер, а потом, разочарованная, отправилась спать. Правда, пыталась уговорить себя не расстраиваться, ведь она твердо решила держаться него подальше. Но мысленные уговоры толь растравили душу, и все кончилось тем, что она опять ворочалась полночи без сна.
Когда и в четверг Ларсон не появился, Глэдис сказала себе, что это даже к лучшему и нечего переживать. Наоборот, надо только радоваться, что он не маячит у нее перед глазами. Весь вечер она лежала в кровати с книгой и заснула, забыв потушить свет. Ей приснился тяжелый сон, в котором участвовала она, Ларсон и Тельма, деталей она не запомнила, остались лишь неприятные ощущения, потому что проснулась Глэдис в плохом настроении.
Ларсон приехал, когда Глэдис заканчивала мыть посуду после ужина и уже собиралась идти спать. Она вдруг услышала, что открылась входная дверь, а потом щелкнул замок. Все дни она напряженно ждала этого звука, готовилась к встрече, убеждая себя в том, что будет вести себя сдержанно, спокойно и безразлично. Увы, напрасно — внутри все сжалось, во рту пересохло и стало трудно дышать.
Она поспешила из кухни в спальню, но тут же столкнулась с Ларсоном. Он не спеша закатывал рукава рубашки, и, если неожиданное появление Глэдис и удивило его, он не показал вида. Просто небрежно кивнул девушке. Она потопталась на месте и все-таки решилась заговорить:
— Привет, как прошла поездка?
— Хорошо. Даже очень хорошо. Стоило кропотливо прорабатывать каждый шаг месяцами, чтобы, в конце концов, добиться такого результата. Теперь понемногу все встает на свои места. Америка, если хочешь знать, это только прелюдия. А тебе действительно интересно? Если дела пойдут, как намечено, моей добровольной ссылке скоро наступит конец.
Он устало улыбнулся и направился в кухню.
— Кофе есть? — спросил он.
— Все это связано с Линдой? — спросила Глэдис ему в спину.
Ларсон обернулся.
— Да, дело касается Линды. А теперь ответь на вопрос — кофе, есть?
— Только что сваренный, горячий и дымящийся? Ты будешь неприятно удивлен, но нет.
Глэдис не собиралась расспрашивать его о Линде. Как всегда, ей было трудно вести с ним непринужденный разговор. Ларсон рассмеялся.
— А можно попросить тебя приготовить кофе? — спросил он.
— Лучше не надо, — задумчиво ответила Глэдис, радуясь тому, что он не вспоминает о происшедшем. — Но если ты сам собираешься заняться кофе, то свари чашечку и на мою долю.
Через несколько минут Глэдис уже сидела за столом, пила кофе, чувствуя себя уютно, по-домашнему, в повседневной одежде, без макияжа, и внимательно слушала рассказ Ларсона о Нью-Йорке.
Он с мягким юмором детально описывал места, о которых она только слышала, — поездка за границу была всегда для нее равносильна полету на Луну. Глэдис никогда никуда не ездила, они с отцом не могли себе позволить подобные траты. Поэтому ей было очень интересно узнать от Ларсона об Америке. Гораздо спокойнее говорить о путешествии, чем о его мачехе и обо всем, что с ней связано.
— Послушай, — сказал вдруг Ларсон, усмехаясь, — ты так запросто сидишь со мной, беседуешь и даже не подозреваешь, какой подвергаешься опасности.