Он поднялся по ступенькам — нетвердо, с остановками, оказалось, такой подъем требует нешуточных усилий. Чэпмэн приволакивал ногу и часто дышал, но наконец добрался до двери, вошел в вестибюль и отыскал ящик, который абонировал несколько недель назад. Конверт — он увидел — был еще там, всего один конверт.
Он медленно повернул ручку, но замок не сработал; снова… на сей раз — успешно. Протянул руку и достал конверт.
Повернулся, и опять боль обрушилась на него — жестокая, кошмарная. Оглушительная тьма сомкнулась над ним, он рухнул на пол, даже не ощутив удара.
Вспыхнули яркие огни, словно предвещая рассвет новой жизни, и медленно и плавно Чэпмэн погрузился в состояние, называемое смертью.
32
Гроза разразилась через несколько минут после того, как Фрост тронулся в путь. С человеком на плечах, он с трудом пробирался вперед, а в небе сверкали молнии, грохотал гром, сплошной стеной падала вода, и земля под ногами, казалось, ползет вниз вместе со стремящимся по ней потоком. Деревья метались, как великаны в горячке, и наверху, в отвесных скалах, в паузах между раскатами грома завывал ветер.
Мужчина был большой и тяжелый, Фросту приходилось часто останавливаться и отдыхать. Шаг за шагом он карабкался по опасной крутизне обрыва, а размокшая земля расползалась под ногами.
Он слышал кошмарный грохот низвергающихся потоков воды, как в воронку, летящих в ущелье между склонами. Наверное, площадка, на которой он обнаружил мужчину, была уже на фут покрыта водой.
С началом грозы вовсе потемнело, и Фрост видел лишь на несколько ярдов перед собой. О расстоянии, которое еще предстояло пройти, думать он не смел. Думать было можно только о следующем шаге, каждый раз — о следующем шаге. Время исчезло, мир сузился до двух ярдов, и Фрост двигался вперед, окруженный сырой вечностью.
Вдруг, совершенно неожиданно, лес кончился. Только что он шел среди деревьев, сделал шаг — перед ним луг, с травой по колесо, склонившейся под сильным ветром. Белесые стебли призрачно светились в сумерках, а над ними — сплошные струи неунимающегося дождя.
На холме над лугом стоял дом, окруженный исхлестанными дождём деревьями, а перед домом — какой-то непонятный горб, кажется, сарай.
Фрост ступил на луг, здесь земля была уже не такой вязкой, а близость дома придавала силы.
Он пересек луг и впервые за все время почувствовал, что несет человека, именно человека. Когда он карабкался в гору, это была только ноша, просто тяжелый груз. А теперь безжизненное нечто снова стало человеком.
Он дошел до деревьев, молнии продолжали дергаться в небе, ветер без устали хлестал по лицу.
Дом выглядел как прежде. Все вспомнилось, даже здесь, стоя под дождем, он мог представить себе две кресла-качалки, выставленные на крыльцо, и двух стариков, сидящих в сумерках и глядящих в сторону речной долины.
Он встал на ступеньку, та заскрипела, но выдержала.
Дверь. Раньше это не приходило ему в голову, а теперь Фрост задумался — не заперта ли? Господи, какая разница, все равно он войдет, даже если придется разбить окно. Этот человек должен оказаться под крышей. Но едва он потянулся к ручке, дверь открылась и чей-то голос произнес: «Кладите его сюда».
Возле стены Фрост увидел что-то похожее на койку. Наклонившись, он положил больного и выпрямился. Руки одеревенели, ныла каждая мышца. Комната на мгновение поплыла перед глазами, но вскоре все пришло в порядок.
Человек, открывший дверь, стоял к нему спиной возле стола в другом конце комнаты. Затеплился язычок пламени, свеча разгорелась — Фрост впервые видел свечу после того вечера с Энн.
Человек обернулся, это была женщина лет шестидесяти. Простоватое, но волевое лицо, волосы собраны в пучок; поношенный свитер с дырой на локте…
— Что с ним? — спросила она.
— Змея. Я нашел его в лесу, одного.
Она взяла свечу и, подойдя к Фросту, передала ему.
— Подержите, я взгляну.
Она склонилась над лежащим.
— Нога, — пояснил Фрост.
— Вижу.
Женщина протянула руки и взялась за обтрепанные края штанины. Дернула в стороны, и ткань с треском разошлась. Рванула еще раз.
— Держите свет ниже.
— Да, мэм, — кивнул Фрост.
Нога была покрыта черными и красными пятнами. Вздувшаяся кожа глянцево блестела, из нескольких открытых ран сочился гной.
— Он давно в таком состоянии?
— Не знаю. Я нашел его днем.
— Вы его тащили в гору? В такую грозу?
— А что оставалось? Не бросать же его там.
— Чем тут поможешь… — вздохнула она. — Только помыть. Покормить. Устроить поудобнее.
— Лекарств, конечно, нет?
— В десяти милях отсюда спасательная станция. А у меня — машина. Когда гроза прекратится, отвезем его туда. Сейчас нельзя — дорога плохая, можем застрять. А оттуда они отправят его на вертолете в Чикаго.
Она повернулась и пошла на кухню.
— Я разведу огонь, — сказала она. — Вскипячу воду. Вы его отмойте пока немного. Постараемся что-нибудь в него влить.
— Он говорил о каком-то нефрите, — пробормотал Фрост. — Будто мертвеца тащил… Шел и думал, что он замерз, но нет, жив.
— Да, плохо умирать в такую погоду, — согласилась она. — И в таком месте. Спасатели бы не сумели добраться вовремя.
— Это точно.
— Вы шли именно сюда? Вы знали, куда шли?
— Когда-то, очень давно, я жил здесь. Я не знал, что дом занят.
— Простите, я осмелилась… Мне показалось, что никто не будет против.
— Да нет, что вы…
— Похоже, вам самому надо поесть, — поняла она, взглянув на Фроста. — Да и отдых не помешает.
— Простите, мэм, — Фрост отступил на шаг. — Должен вас предупредить. Я — изгнанник. Мне с вами говорить не положено, и никто…
Она отмахнулась от его слов.
— Я знаю, что это значит. Не надо объяснять.
— Я не объясняю. Я только хочу, чтобы все было ясно. Здесь плохой свет, и вы могли не заметить отметин. Борода закрывает самые заметные. Я побуду здесь, помогу вам с этим человеком и уйду. Не хочу навлечь на вас неприятности.
— Молодой человек, — поморщилась она. — Какое мне дело, что вы изгнаны. Да вряд ли в этой глуши вообще кому-то есть до этого дело.
— Но я не хочу…
— Послушайте, раз уж вы изгнаны, то что вас заставило возиться с ним?
— Я не мог его оставить. Я не мог дать ему умереть там…
— Могли, — усмехнулась она. — Вы изгнаны, и это — не ваша забота.
— Но, мэм…
— Где-то я вас раньше видела, — медленно произнесла она. — Только без бороды. Я подумала об этом сразу, когда увидена вас на свету, но…
— Вряд ли, мэм… Впрочем, меня зовут Дэниэл Фрост, и…
— Дэниэл Фрост из Нетленного Центра?
— Да, но…
— Радио. У меня тут приемник, и я слушаю новости. Они сказали, что вы исчезли. Сказали, что разразился какой-то скандал. Но то, что вас изгнали, об этом — ни слова. Да, теперь я вспомнила, где видела вас — на новогоднем балу, год назад.
— То есть?
— Ну да. В Центре, в Нью-Йорке. Вы могли меня не запомнить, нас не представили. Я работаю в отделе исследований Времени.
— О Боже! — вскричал Фрост. Он наконец догадался, кто эта женщина. Это о ней Б.Д. говорил, что она пропала и ее необходимо найти.
— Я рада, что встретилась с вами, Дэниэл Фрост. Меня зовут Мона Кэмпбел.
33
Энн Харрисон поняла, что опять выбрала дорогу, ведущую в тупик, но поделать ничего не могла, оставалось ехать вперед, пока не удастся развернуться. Тогда — назад до развилки и снова пытать счастье.
Когда-то давно все дороги были пронумерованы и снабжены указателями, а на любой станции обслуживания имелись карты. Теперь же многие указатели исчезли, а станции обслуживания пропали вовсе. К чему они при таких машинах?
Ничего не оставалось, как тыкаться наобум, чтобы попасть, наконец, на дорогу, ведущую более-менее в нужном направлении. Ошибаться, петлять, возвращаться, теряя уйму времени и никогда не зная, где находишься.