Вот почему так легко было устроить ловушку в замке де Боте.
XV
ОРГИЯ.
«Гей! Выпьем, выпьем поскорей,Напьемся, как пятьсот свиней!»
Король шутов, как мы это видели, был великий артист и великий конспиратор. Макиавелли, сочинявший комедии, остался бы им доволен.
Он выскочил из своего театра в залу и подбежал прямо к герцогу Орлеанскому, в ту самую минуту, когда последний, хотя и крепко связанный, успел вытащить из ножен кинжал и угрожал им жонглеру Этьену Мюсто, который сторожил его.
Король шутов вырвал у него из рук кинжал.
– Ай-ай, прекрасный герцог, отдайте-ка мне эту игрушку, годную только на зубочистки, право… Теперь, – обратился он к товарищам, – ступайте, потихонечку приберите замковую стражу на башнях… а вы, адовы пленники, молчать!..
Никто не смей шевелиться, ни кричать, ни пикнуть слово, иначе, клянусь, что первый, кто пикнет, попробует на своей шее, как затягивается веревкой мешок.
Потом, увидев Обера ле Фламена, он крикнул:
– Гола, товарищ, все идет, как по маслу; вот твоя жена.
Он указал на все еще покрытую вуалью Маргариту.
– Гм… – прибавил он, – согласись, куманек, что я черт добрый, я бы мог теперь перехватить ее и для себя.
– О! милостивый господин, – умоляющим и покорным тоном взмолился Обер, – у вас их так много… и потом, это было бы недостойно вас!
– Обер! Здесь! – спрашивал сам себя ошеломленный герцог Орлеанский.
– Обер, – продолжал Гонен, хорохорясь своей властью, – вы обратились к нашему всемогуществу для возвращения себе вашей жены, изменнически захваченной Людовиком Орлеанским, вот она, берите ее.
– Дорогая Мариета, сколько вы выстрадали, должно быть! – сказал Обер Маргарите.
Герцогиня в ужасе подвинулась к Орлеанскому, но у последнего не хватило ни времени, ни хладнокровия посоветовать ей воспользоваться ошибкой и бежать.
– Назад! – закричал он.
Обер, вне себя от гнева, выхватил кинжал и готов был поразить принца, но Гонен удержал его.
– Постой, куманек, женщин нельзя брать силой.
Бедный Обер, совершенно порабощенный чертом, покорно опустил голову, но в эту самую минуту Мариета вышла из кабинета и, подойдя к Оберу, сказала совершенно просто:
– Я здесь, мессир, и готова следовать за вами везде, куда вам угодно будет повести вашу супругу перед Богом и перед людьми.
Эффект вышел поистине театральный для всех. Сам Гонен не понимал ничего, тем не менее он ничем не выдал своего глубокого изумления и с удивительным присутствием духа продолжал разыгрывать роль властителя.
– Обер ле Фламен, – величественно сказал он, – тебе известны наши условия. Эй, жонглер! Дать ему двух лошадей и пусть двое из наших проводят его за десять миль. Они потом встретятся с нами в известном им месте.
– Но, – возразил Обер, который при всей своей радости, все-таки тревожился, – ведь меня могут арестовать: в провинции, для свободного проезда, требуется открытый лист за подписью короля.
– Совершенно верно: вот вам открытый лист, – отрезал Гонен, протягивая ему сверток, который он вынул из кармана. – Здесь все в порядке, вот королевская печать.
А Обер потихоньку прибавил:
– И имя Карпалена, которое мне теперь предстоит навеки! Что ни говори, сколько бы я ни боролся, а все-таки это сам сатана.
– Что ты там еще бормочешь? Ах, да! У тебя чего-то не хватает? Денег, что ли? Так вот, возьми, а если еще понадобится, обращайся ко мне. К твоим услугам всегда найдется у меня в кармане… или в кармане первого встречного, что собственно одно и то же. Ну, теперь в путь-дорогу.
Мариета между тем держала в руках сверток, который отдал ей монах в кабинете.
– Это что еще? – спросил Гонен, беря у нее из рук письмо.
Потом, прочитав подпись, он прибавил:
– Ах, да! Это тебе, Обер, или лучше сказать тому, кому ты должен это передать, проездом через Париж.
Обер взял одною рукой письмо, а другой Мариету и вышел в сопровождении двух бесшабашных. Король шутов снова вернулся к роли всесильного судьи.
– Я продолжаю свой суд, Людовик Орлеанский.
При этом имени, герцог поднял голову: с момента появления Мариеты, он впал в какое-то странное оцепенение.
– Она тут была, – говорил он про себя.
– Людовик Орлеанский, – продолжал Гонен, – до сего времени вы вели жизнь вполне беспорядочную и расточительную. Для удовлетворения своих страстей вы притесняли бедняков и оскорбляли их своей роскошью. Вы подвергнетесь вполне заслуженному наказанию. Я беру себе все сокровища, находящиеся в этом замке. Все они награблены вашими приближенными, вашими сенешалами, начиная вот с того толстого, который здесь сидит, – молчать, сенешал! – вашими фурьерами и конюхами, – молчи, Рибле. Эти богатства будут возвращены народу, от которого они взяты. Я беру на себя распределение их. Теперь, если вы имеете что-нибудь возразить мне, можете говорить.
– Я имею сказать тебе, – отвечал принц, – что ты презренный негодяй. Я прикажу вскипятить тебя на Гревской площади, как только я буду в состоянии это сделать.
– Славно сказано, ваша светлость.
– Тебя сожгут, как обманщика и фальшивомонетчика, хотя ты и выдаешь себя за черта.
– Да разве же я не черт?
– Да, ты, может быть, колдун, но вовсе не сатана. Если ты черт, поклянись в этом Богом. Погоди, вот что еще лучше докажет твои плутни. Видишь вот святые мощи блаженного св. Дионисия. Нет такой магии, такого колдовства, которое устояло бы перед этой святыней, и если бы ты взаправду был не мошенник, не бродяга, а действительно нечистая сила, ты бы давно сгинул и провалился сквозь землю.
Гонен с видом сожаления пожал плечами.
– Бедный, легковерный человек! Но вы, по крайней мере, признаете, что я колдун первой руки?
И в одно мгновение сбросив с себя все сатанинское убранство – рога и маску козла, он появился в наряде тяжеловооруженного рыцаря, закованного в железо, с каской на голове, с наколенниками и наручниками: затем, как вежливый паладин, преклонил колено перед герцогиней, личность которой он угадал, и произнес:
– Сударыня, не бойтесь. Вы будете смотреть эту мистерию до конца, который, впрочем, уже недалек.
Затем, встав и обратившись к герцогу Орлеанскому, он сказал:
– Да, ваше высочество правы: я не сатана, ни даже не клеврет его. Я только играю роль, вот и все. Но согласитесь, что чертовщина, которую я разыграл перед вами, настолько нравоучительна, что о ней стоит помнить. Что же вы не аплодируете мне?
– Ты, действительно, плут ловкий, только заходишь уж слишком далеко… но – верни сюда ту, которая уехала, и тогда бери отсюда все, что хочешь.
– Потише! – сказал Гонен, бросив искоса взгляд на дверь кабинета, между тем как герцог Орлеанский тоже украдкой посмотрел на герцогиню, на которую до тех пор не обращал внимания, и прибавил: