Читать интересную книгу Мужчина, женщина, ребенок - Эрик Сигал

– Пока сесть, и я перевяжу вам рану.

Пока она накладывала ему новую повязку, Боб завел учтивый разговор.

– Я думаю, вам нечасто приходится заниматься таким делом, раз вы – патолог.

– Патология занимает у меня только два дня в неделю. Все остальное время я – обычный врач: сломанные руки, корь, плачущие дети. В Сетэ, где я живу. Вы знаете Сетэ?

– Доктор, все, что я знаю, это лекции и официальные экскурсии. Знаете, римские развалины, акведук…

– Ужасно интересно, – сказала девушка саркастически. – И вы вернетесь к себе, так и не увидев прелестную рыбачью деревушку, где родился и умер поэт Валери. Я не могу этого допустить. Слушайте, я закончила на сегодня – позвольте мне отвезти вас туда прямо сейчас. Самое подходящее время.

– Боюсь, что я не могу, – сказал Боб.

– Заранее с кем-то сговорились?

– Ну, да, нечто вроде … (я не просто сговорен, я женат).

Ее темные глаза были устремлены на него.

– Будьте откровенны – будь я мужчиной средних лет, вы бы согласились, верно? – Николь говорила добродушно.

Боб смутился.

– Поехали, профессор, морской воздух будет вам полезен. Если хотите, по медицинским показаниям.

Боб не успел опомниться, как они уже ехали на юг в красной «Дофине». И девушка оказалась права. Свежий морской ветер прочистил ему голову и поднял настроение.

– Откуда у вас такой хороший английский, доктор?

– Николь, – поправила она его. – У нас сейчас в разгаре французская революция, так что мы перешли на обращение по имени. Я провела год в вашем городе.

– В Кембридже?

– Нет, в Бостоне. Я была там на стажировке. Это было замечательно.

– Почему вы там не остались?

– О, у меня было искушение. И глава моего отделения был готов помочь мне своими связями. Но, в конце концов, я решила, что самые лучшие медицинские факультеты не могли бы заменить мне то, что у меня есть в Сетэ.

– А что именно?

– Море. И особое чувство, что там я дома.

– Вы имеете в виду семью?

– Нет. У меня никого нет. Моя семья – это деревенские жители. И я там родилась, и там хочу умереть. К тому же им нужен молодой врач. Моя приемная находится прямо над самой лучшей кондитерской во Франции.

– А что у вас в Монпелье?

– Я работаю там, чтобы иметь возможность при случае помещать в городскую больницу жителей Сетэ.

– Вы, кажется, очень счастливы?

Девушка смотрела на него с улыбкой. Ее загорелое лицо светилось в лучах заходящего солнца.

– Некоторые думают, что я сумасшедшая. Я, на самом деле, отказалась от места в Париже. Но поскольку я руководствуюсь в жизни своими собственными представлениями, то могу сказать, что я – очень счастливая женщина. А вы счастливы, Боб?

– Да, – отвечал он и, воспользовавшись этой возможностью, прибавил: – Я очень счастливо женат.

Они летели по шоссе. Налево было Средиземное море..

29

Сетэ была похожа на маленькую Венецию. Кроме трех небольших мостов, старый порт был полностью окружен каналами.

В ресторане шли громкие разговоры на южном диалекте, раздавались хриплый смех и пение под аккомпанемент звенящих бокалов.

– Что они празднуют? – спросил Боб, когда они сели за столик на улице.

– Дневной улов, революцию или, может быть, просто жизнь, – отвечала девушка.

Николь заказала местную тушеную рыбу и белое вино. Бобу становилось все больше не по себе. Все это все больше походило на свидание. Может быть, ему все-таки следовало уехать с Харрисоном.

– Вы замужем? – спросил он.

– Нет, и никогда не выйду замуж.

– О, – сказал он.

Потянувшись через стол, она коснулась его руки.

– Но я не краду чужих мужей, Боб. Я – не Цирцея. У меня были связи с женатыми мужчинами, но только по взаимному согласию.

Ее прикосновение к руке почему-то не произвело успокаивающего воздействия, на которое оно было рассчитано.

– Николь! Salut, ma jolie professeur de médecine[12]! – голос, похожий на рычание медведя, возвестил о появлении краснолицего пожилого мужчины в расстегнутой рубашке.

– А, – шепнула Бобу Николь, – нас намерен почтить своим посещением сам господин мэр.

Мужчина обнял Николь, и они расцеловались в обе щеки. Затем мэр повернулся к Бобу:

– Salut. Je m’appelle Louis. Et toi[13]?

– Это Боб, – сказала Николь. – Профессор из Америки.

– Из Америки? – Приподнял брови Луи. – Ты за войну или против?

– Против, – сказал Боб.

– Отлично, – сказал мэр, усаживаясь без приглашения. – По этому поводу надо выпить. – Он сделал знак официанту принести его обычный мускат. Затем мужчина закурил и снова адресовался к гостю Николь:

– Итак, Бобби, что ты думаешь о нашей революции?

– На самом деле, все, что я видел, это дубинку полицейского.

– Они его ударили? – спросил Луи у Николь.

Девушка кивнула:

– Это было рано утром, и им нужно было разогреться.

– Свиньи, – пробормотал Луи. – Лучше бы они поискали мерзавцев, бросивших бомбу в Джи-Си-Ти.

– Это что такое? – спросил Боб у Николь. Он смутно припомнил, что Харрисон говорил о какой-то бомбе.

– Это наш крупный профсоюз, – отвечала девушка. – Несколько дней назад кто-то бросил туда коктейль Молотова.

– Свиньи, – ворчал Луи. – Но я скажу тебе, Бобби, на этот раз выиграют рабочие. Правительство их боится. Греннельское соглашение будет первым шагом в этом неизбежном процессе. Кстати, что ты думаешь о Помпиду?

– Я полагаю, у него есть все основания нервничать, – отвечал Боб.

Луи рассмеялся.

– Нервничать? Да у него не осталось сухой пары штанов. На этот раз рабочие заставили этих господ в Париже проснуться. Мы здесь не глухая рыбацкая деревушка. У нас кругом промышленные районы. В Фронтиньяне строят нефтеперегонные заводы. И мы производим engrais.

– Что такоe engrais? – спросил Боб у Николь.

– Удобрения, – отвечала она.

– Николь, – сказал Луи, – говорил я тебе, какой фантастический лозунг я придумал для производителей engrais? Послушай: «Не будет денег, не будет дерьма». Здорово? – Он самодовольно захохотал.

– Это – это оригинально, – откликнулся Боб.

– Послушай, – произнес Луи, резко меняя тему. – Мне нужно встретиться с моими товарищами. Приходите завтра на ланч с Марией-Терезой и со мной.

– Я… я возвращаюсь в Штаты, – сказал Боб.

– Разве только если у тебя отрастут крылья, – сказал мэр. – Пролетариат держит страну за яйца. И мы намерены заставить этих жирных котов в Париже попотеть как можно дольше. Так что видишь, больше ничего не остается делать, как пить и говорить о политике. Этим мы завтра и займемся. Чао, Бобби. Пока, крошка. – Он поцеловал Николь и отошел.

– Интересная личность, правда? – сказала Бобу Николь. – Можешь себе представить, чем стала бы Франция, займи он место де Голля?

– Да, – улыбнулся Боб. – Она стала бы Италией.

Николь засмеялась.

– Вы шутник, – сказала она.

– Нет, я думаю, я немного пьян. Следовало ли мне вообще пить это вино?

– Не беспокойтесь, – сказала девушка. – При вас врач.

Боб отпил еще глоток муската Луи и посмотрел вопросительно на Николь.

– Вы начали объяснять, почему вы никогда не выйдете замуж.

Она пожала плечами:

– Я просто знаю, что не выйду.

– Но почему?

– Может быть, я сумасшедшая, но я думаю, что семейная жизнь не для всех. Во всяком случае, не для меня. Я слишком люблю независимость, но это еще не означает одиночество.

– Я уверен, – перебил ее Боб, – такая привлекательная женщина, как вы… – он остановился. Мужчине не хотелось, чтобы его слова обнаружили, насколько он поражен ее красотой. – Вам не захочется когда-нибудь иметь детей?

– Я думала об этом. Я полагаю, они у меня будут. Если я найду кого-то, кто мне понравится настолько, чтобы завести с ним ребенка.

– И вы будете одна его растить?

– А почему бы и нет?

– Это какой-то… чересчур передовой взгляд.

– Вы хотите сказать «небуржуазный»? Я думаю, у меня хватит сил одной растить ребенка. И Сетэ определенно небуржуазное место. Выпьем еще?

– Спасибо. Я уже выпил более чем достаточно.

– Выпейте еще. Я же за рулем.

Не то чтобы Боб был пьян, но он чувствовал, что теряет контроль. Мужчина старался вести абстрактную и невинную беседу: о конгрессе в Монпелье, о Герберте Харрисоне, о книге, которую редактирует Шила.

– Вы, должно быть, очень ее любите, – произнесла Николь.

– Из-за нее я верю в брак, – отвечал Боб.

– Я завидую вашей вере, – сказала Николь Геран, и впервые ее манера показалась ему грустной.

Николь и Боб выпили кофе. Становилось поздно. Местечко затихало.

– Мне действительно нужно возвращаться, – сказал Боб.

– Да, – согласилась женщина и встала. – У вас неловкий вид. Это либо усталость, либо ваша рана или моя личность.

Боб подумал, что ему нужно протестовать, но ее тройной аккуратный диагноз был неоспорим.

– Пошли, – сказала Николь. – Через двадцать минут вы будете в постели.