– Вероятно, сторож ошибся, – сказал я. – С другой стороны, Блюр давно уже мог сплавить куда-нибудь эти бриллианты. Но возможно, что их просто спрятали и за вознаграждение вернут снова.
– Что возбудило в вас подозрение против Гранта?
– Совершенный пустяк. Женщина, как вы знаете, была задушена. На шее мертвой осталась царапина, сделанная, вероятно, ногтем убийцы. Ногти Сиднея Блюра тщательно отшлифованы; у управляющего же, напротив, длинные, острые ногти, и, кроме того, ноготь его правого указательного пальца был обломан.
– Я не в состоянии был бы заметить подобной мелочи. Спокойной ночи.
Я не торопился лечь. Я знал, что мое ожидание не будет напрасным. Около часу кто-то тихо постучал в мою дверь, и в комнату вошла Дженет. Она, как всегда, прекрасно владела собой. Заперла за собой дверь и подошла ко мне.
– Я нашла бриллианты.
– Поздравляю вас.
– Я слышала обо всем, что произошло. Надеюсь, я сразу же получу вознаграждение?
– Само собой разумеется.
Она положила бриллианты на стол – ожерелье, серьги и браслет.
– Где вы нашли их?
– В шелковой сумочке, которая была при миссис Трэмпертон-Смит перед тем, как она собиралась пойти играть в бридж. Вероятно, она вернулась в свою комнату и взяла ее с собой, никого об этом не предупредив.
– Отлично придуманное объяснение, – пробормотал я. Она взглянула на меня, и в ее глазах зажглось бешенство. Ей не нужно было слов. Я отлично понял, что она хотела мне сказать. Я проводил ее до дверей.
– Спокойной ночи, Дженет, я не раз становился на вашей дороге. Я здесь по просьбе дирекции отеля. И не брал на себя защиты интересов миссис Трэмпертон-Смит. Вы наверняка получите вознаграждение.
VI
Грэй
Я мало разбираюсь в психологии, имею лишь смутное представление о разных сознательных и подсознательных душевных процессах, но то, что происходило во мне осенью по возвращении из Парижа является для меня совершенно загадочным и необъяснимым.
Я, сильный, здоровый человек, спокойно живущий в деревне, вдруг стал боязливым. Меня преследовало предчувствие чего-то недоброго. Каждое утро, бродил ли я по лесу со своим ружьем или садился в авто, чтобы предпринять дальнюю прогулку, меня охватывало ужасное предчувствие. Не то чтобы у меня распустились нервы. Я на охоте метко стрелял и в гольф играл очень хорошо, пожалуй, даже лучше, чем всегда. Я не в состоянии был анализировать это чувство страха, но знал, что оно исходит не из нервов, а из мозга. Мне казалось, что меня подстерегает несчастье, я всюду подозревал притаившегося врага. По ночам я часто просыпался и прислушивался, не звучат ли шаги; я даже не боялся, – я предчувствовал опасность. Я изменил свое завещание и отослал его нотариусу. Я спешно урегулировал через своего агента некоторые неопределенные пункты в арендных договорах сдаваемых мной внаем имений. Я знал, что имею только одного врага, а его пребывание в Англии было совершенно исключено. И все же я ждал смерти.
В это время я жил в Грэй-Мэноре, небольшой, но очень красивой вилле, которая составляла часть полученного мной наследства. Мое хозяйство было скромным даже для холостяка. Моя экономка, миссис Фульдс, почтенная дама шестидесяти четырех лет, служившая еще дяде, которому я наследовал, и проводившая всю свою жизнь в Грэе, где находилась в родстве со многими окрестными крестьянами, была очень приятной, честной и солидной женщиной. Ее племянник Адам был моим слугой. Кроме него, был второй слуга, происходивший из той же деревни, кухарка и три горничные. Мне редко приходилось видеть их. Была еще мисс Симпсон, секретарша, нанятая для меня первоклассным бюро по найму служащих. Я несколько часов в день диктовал ей материалы для работы по исследованию преступников – книги, над которой я работал со времени моего ухода из Скотленд-Ярда. Это была маленькая пятидесятилетняя женщина, с седыми, аккуратно прорезанными посредине пробором волосами, единственная сестра одного священника в Кембриджшире, довольно симпатичная и скромная особа. Я раз в неделю приглашал ее обедать вместе со мной, вообще же я видел ее только во время нашей совместной работы или порой издали, когда она для развлечения каталась в парке или по улицам на велосипеде. Кроме того, у меня были на службе еще двое людей, живших вне моего дома, – Бенджамен Адамс, лесничий, брат одного из моих слуг, и Сирил, мой шофер, прежде бывший на должности в Девоншире и представивший наилучшие рекомендации; это был простой, очень ловкий парень. С этими людьми мне приходилось иметь дела каждый день. Ни один из них не имел оснований питать ко мне злобу, и все же я не мог освободиться от предчувствия, что мне угрожает смерть.
Как-то утром, я помню – это было первое ноября, я отправился на охоту в сопровождении одного лишь лесничего Адамса с двумя собаками. Мы находились на границе моих владений и охотились по полю на заблудившихся фазанов. Справа от меня тянулся на расстоянии полумили крутой, густо поросший сосной обрыв. Я шел впереди, Адамс следовал за мной на расстоянии двадцати метров, как вдруг где-то в обрыве раздался выстрел и пуля продырявила мою фетровую шляпу.
– Милосердный Боже, – в ужасе крикнул Адамс и кинулся ко мне. – Что случилось?
Я показал ему свою шляпу. Он глядел на нее разинув рот. В овраге ничего больше не было слышно, кроме журчания струящейся внизу речки. Найти преступника казалось невозможным.
– Идем домой, Адамс.
– Должно быть, какой-нибудь мошенник шляется здесь, – прохрипел он и боязливо посмотрел на обрыв.
– Ввиду того, что он может наблюдать за нами, мы же не в состоянии разглядеть его из-за деревьев, вернемся лучше на большую дорогу, – сказал я.
Бывало, если я шел слишком быстро, Адамс жаловался на ревматизм. На этот же раз он поспел к дороге раньше меня. И по пути домой страшно спешил.
– Та земля принадлежит Джемсу Адамсу, моему племяннику, и Вильяму Крокомбу. Трудно представить себе более безобидных людей. Возможно, какой-нибудь деревенский парень играл со своим ружьем, которым обычно пугает ворон.
– Не случается ли туристам останавливаться у них на ночлег?
В этом Адамс сомневался. В тот же день я объехал на своем авто всю местность, чтобы получить нужные мне сведения. Ни один из крестьян не давал приюта туристам, и никто не видал в окрестностях незнакомцев; что же касается ружья, то единственное, которое мне удалось найти, не заряжалось уже, очевидно, больше года. Я поехал в полицейский участок и оставил инспектору несколько строк. Вечером он явился – важный, толстый и не склонный серьезно отнестись к происшедшему.