— Я помню.
— Отец кровью смыл позор, и никто не произнесет в его адрес дурного слова. Его память чтят, как чтят память всех великих магистров. Таковы правила, Эдмон. Таковы Правила Крови. Только она смывает слова и поступки.
— Все правильно: только кровь смывает слова и поступки.
— Так не выходи на эту дорогу.
— Первым на нее вышел мятежник. — Лейтенант помолчал. — Ты все-таки его любишь.
— Я люблю тебя, Эдмон, очень люблю. И не хочу тебя терять. Если ты не остановишься, Франц сотрет тебя в порошок. У тебя нет шансов.
— В Поединках Крови запрещено использовать магию, — усмехнулся рыцарь.
Тереза выразительно посмотрела на брата.
— Ты действительно надеешься победить Франца в открытом бою?
— Он на шестьдесят лет старше.
— Он в самом расцвете сил.
— Все знают, что я плохо обращаюсь с двуручником, и трус наверняка выберет это оружие. — Лейтенант потер подбородок, снова усмехнулся. — А я уже месяц тренируюсь с мечом… Мерзавца ждет большой сюрприз.
— Эдмон!
— Отец будет отомщен, сестренка, будет!
Он резко развернулся и вышел из комнаты.
«Я теряю брата! Я потеряла отца, а теперь теряю брата! Завтра мой Франц убьет моего брата!» Тереза вздрогнула и остановилась. «Мой Франц?»
Когда-то очень давно она позволяла себе думать о де Гире так: «мой Франц». Очень давно. Меньше двух месяцев назад. В прошлой жизни. В прошлой, счастливой жизни. Но почему это обращение возникло сейчас?
Девушка огляделась. Задумавшись, она не заметила, что довольно далеко удалилась от дома. Старая, тянущаяся вдоль тихой лесной речки тропинка привела Терезу к неширокой заводи, над которой склонились две старые ивы. К самому любимому ее месту. Девушка улыбнулась: «Конечно, куда еще я могла прийти?» — но, сделав пару шагов, вновь замерла.
У заводи, прислонившись спиной к дереву, сидел он.
Тереза сразу поняла, что это он. Поняла, несмотря на то что вечерние сумерки скрывали лицо мужчины, а их резиденция находилась под надежной охраной. Маг такого класса способен пройти сквозь любую защиту, которую могут выставить Эдмон и его приятели. И обнаружить любимое место молодой девушки.
Тереза подошла к Францу и села прямо на траву.
— Ты давно здесь?
— Три часа. — Он смотрел на неспешно текущую воду. — Уже хотел уезжать.
— Зачем ты пришел?
— Надеялся тебя увидеть.
— Для чего?
— Поговорить.
— О чем?
Только теперь Тереза собралась с духом и взглянула на Франца. Герой был задумчив и очень грустен.
— Я не хочу убивать твоего брата.
— Скажи об этом ему.
— Бесполезно… Он не понимает. Или не хочет понять. — Де Гир внимательно посмотрел на девушку. — Эдмону кажется, что у него есть право на месть.
— Ты не признаешь его право?
— Кровь не смывается словами, и от того, признаю я его право или нет, ничего не изменится, — медленно произнес Франц. — Я пришел в Замок не из Цитадели, а из Бастиона Лучников, который пропитался кровью моих друзей.
— Во время Лунной фантазии трава вокруг Зеленого Дома тоже пропиталась кровью… Кровью твоих братьев, Франц! Ты должен был быть там!
— Там не должно было быть никого из нас.
— Это слова труса!
Но в ее голосе, громком и звонком, не чувствовалось уверенности. Франц грустно улыбнулся. Он все понял, он все услышал. И Тереза, вздохнув, отвернулась.
— Эдмон не понимает, что творит, — тихо сказал Франц. — Ему кажется, что, отомстив, он решит массу проблем. На самом деле он их приобретет. И среди моих рыцарей, и среди тех, кто сейчас нейтрален, найдется достаточно желающих примерить корону великого магистра. Партия твоего брата не настолько сильна, чтобы контролировать ситуацию. Убрав меня, Эдмон получит, как минимум, три враждебных клана, и Орден надолго погрязнет в междоусобицах.
— Это нереально, — прошептала Тереза. — Сейчас это невозможно.
— Невозможно, — согласился де Гир, — потому что я не допущу этого. Я не позволю расколоть Орден. — Он жестко посмотрел на девушку. — Ты знаешь Правила Крови, Тереза. Я убью не только Эдмона. Всех. Всю родню де Сент-Каре. Всех ваших друзей. Всю опереточную партию, которую твой брат собирает вокруг себя. У меня не будет другого выхода. Даже если я не отдам приказ об этом, мои друзья убьют всех сами. Поэтому я прикажу.
— Чтобы остаться вождем?
Несколько секунд Франц молча смотрел на девушку.
— Чтобы остаться вождем? — очень тихо повторила вопрос Тереза, глядя прямо в глаза де Гира.
— Нет, — медленно ответил Франц. — Потому что я — вождь.
И она не нашла, что сказать, отвела глаза, судорожно вздохнула и… согласилась:
— Да, ты — вождь.
И над заводью повисла тишина.
— Зачем ты пришел? — Тереза прижала к вискам ладони. — Зачем ты пришел, если все уже решено?
— Я не хочу убивать твоего брата, — повторил он.
— Поручи это кому-нибудь.
— Поручу, — отстраненно согласился де Гир. — Но его кровь все равно ляжет на меня. Таковы правила.
— Правила Крови, — эхом отозвалась Тереза.
Франц поднялся на ноги.
— Завтра твой брат умрет. А значит, у нас уже не будет возможности поговорить.
— Мне показалось, ты сказал все, что хотел.
— Тебе показалось.
Он вытащил из кармана небольшую бархатную коробочку, опустился на одно колено и положил ее на траву рядом с Терезой.
— Что это? — Она едва держалась.
— Я заказал его за неделю до войны. А получил через неделю после.
Франц тяжело поднялся на ноги.
— Прощай, Тереза.
Он повернулся и пошел по бегущей вдоль реки тропинке.
* * *
С самого утра штаб-квартира Ордена украсилась штандартами лож, магических мастерских и отрядов гвардии. Начало коронации было назначено на полдень, но первые ряды были заняты еще в десять, и двор штаб-квартиры наполнился бестолковым праздничным гомоном. Важные рыцари, облаченные в традиционные камзолы, женщины в пышных платьях, визгливые дети — все с нетерпением ожидали начала церемонии, живо обсуждая события в Ордене и делясь последними сплетнями. Кто-то успел пустить слух, что сын Леонарда де Сент-Каре попытается испортить праздник, а потому чуды ожидали полдня со смешанными чувствами. Франца в Ордене любили, но к его поступку относились двояко. Жизнь показала, что де Гир был прав, но он нарушил главную аксиому — повиновение сюзерену. И славная Чудь ожидала коронации с замиранием сердца.
Но какие бы мысли ни витали в рыжих головах, военные оставались спокойны и хладнокровны, и ровные шеренги воинов не смешивались с простой публикой. Гвардейцы стояли под алым штандартом Ордена: рыцари-мстители, чьи короткие камзолы были щедро украшены золотыми галунами и аксельбантами; рыцари-узурпаторы, убийцы с красными глазами, и рыцари — командоры войны, облаченные в рогатые шлемы, бордовые балахоны до пят и сжимающие в руках длинные посохи. Гвардейцы молчали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});