Читать интересную книгу Смерть по ходу пьесы - Эд Макбейн

— А в месте, где вокруг только негры?

— Вы имеете в виду — где-нибудь в Даймондбеке?

— Да.

— Я думаю, мне бы там было не по себе, — признал Клинг.

— И потому вы попросили Брауна порекомендовать место, где мы оба могли бы чувствовать себя уютно.

— Да. Но я не знал, что здесь буквально все поделено пополам. В оркестре трое музыкантов белых, трое негров. Один белый бармен, один чернокожий. На каждого белого парня приходится по одной чернокожей девушке, а на каждого черного — по одной белой.

— Словно шахматная доска, — сказала Шарин.

— Ага. Может, вы хотите отсюда уйти?

— А что вы предлагаете? — спросила она.

— Крышу небоскреба, — ответил Клинг.

* * *

Небоскреб располагался на Джефферсон-авеню, прямо посреди Айсолы. Они поймали в нижнем городе такси и теперь — в десять вечера в огромном бессонном городе — вошли в вестибюль и остановились перед красным бархатным шнуром. Рядом стоял служащий в зеленой ливрее и в зеленой шляпе и пропускал по восемь-десять посетителей в скоростной лифт, идущий на пятьдесят восьмой этаж. Они не заказывали столик заранее. Клинга это несколько беспокоило. Крутой детектив пригласил даму в ресторан на крышу небоскреба. А вдруг сейчас подойдет высокомерный метрдотель, взглянет на них и пошлет куда подальше. «Прошу прощения, но у нас банкет. Мест нет».

Да ну, почему что-то должно случиться? Красивый белокурый детектив в темно-синем костюме, с ним красивая чернокожая женщина в восхитительном синем платье — да любой метрдотель должен прийти в восторг, что у него появилась возможность украсить ими зал, добавить элегантности общей картине. «Проходите, сэр, проходите, мисс. Не хотите ли столик у окна? Оттуда виден весь город. Прекрасная ночь, не правда ли, сэр?» В крайнем случае, придется посверкать бляхой и сунуть ему несколько баксов... Интересно, а принято ли это в заведениях такого класса?

Клинг продолжал обдумывать свою стратегию всю дорогу до пятьдесят восьмого этажа, где они пересели на другой лифт, идущий на шестьдесят шестой этаж и на крышу здания. Двери лифта распахнулись. За ними оказался роскошный вестибюль, в другом конце которого располагалась стеклянная дверь, ведущая в ресторан, а сквозь нее виднелась призывно мерцающая сеть огней большого города. Клинг сразу понял, что его неожиданный выбор оказался правильным. Но...

О Господи, он все-таки был здесь! Сразу же за входной дверью на возвышении стоял дородный черно-белый пингвин. Клинг предпочел бы встретиться лицом к лицу с грабителем, у которого в каждой руке по пушке. Он уверенно подвел Шарин ко входу, распахнул дверь и пропустил свою даму вперед, к сверкающему городскому пейзажу. Огни простирались отсюда и до самого конца острова, и дальше. Мосты, казалось, связывали континенты, звезды неслись наперегонки к планетам, а оттуда — к еще неведомым солнечным системам. У Клинга едва не перехватило дыхание. Откуда-то из глубины зала доносилась негромкая танцевальная музыка. На полированных столах стояли свечи в хрустальных подсвечниках. По залу скользили официантки в белых блузках и длинных черных юбках с разрезом до бедра. Все вокруг было черно-белым. Когда вы влюблены, вся вселенная становится черно...

— Сэр?

Это пингвин. Он тоже одет в черно-белое — это неизменно. Ишь как грудь выпятил. И, разумеется, нос задирает выше головы.

— Сэр?

На этот раз тон был более повелительным. «Пожалуй, это королевский пингвин», — решил Клинг.

— Детектив Клинг, — произнес он. — Восемьдесят седьмой участок.

За этими словами последовала пауза, но длилась она лишь несколько секунд.

Затем просиявший пингвин заговорил:

— Да, сэр, добро пожаловать в наш ресторан. Меня зовут Рудольф. Вам столик на двоих, мистер Клинг?

— Да, пожалуйста, — сказал сбитый с толку Клинг.

— Вы будете заказывать ужин, сэр, или только коктейли?

— Шарин?

— Коктейли, пожалуйста.

— Коктейли, пожалуйста, — повторил Клинг.

— Только коктейли, хорошо. Пожалуйста, сюда, детектив Клинг, у меня есть превосходный столик у окна.

Еще до того, как Рудольф усадил их на предназначавшееся им место, Клинг понял причину такого радушия.

— Вы с вашими коллегами быстро справились с делом той актрисы, которую пырнули ножом, — сказал Рудольф.

— О, спасибо, — сказал Клинг.

— На самом деле быстрая работа. Здесь превосходный вид. Послушайте пока музыку. Я немедленно пришлю к вам официантку. Если я могу еще чем-нибудь быть вам полезен, дайте мне знать.

— Спасибо, Рудольф.

— Рад был познакомиться, детектив Клинг. Мисс, — метрдотель поклонился Шарин и быстро отошел от столика.

— Вот это да! — воскликнула Шарин.

— Представляю, что бы произошло, если бы сюда зашел Толстый Олли, — сказал Клинг, покачав головой.

— Толстый кто?

— Олли. Тот, который тоже влез в это дело. Когда-нибудь ты его увидишь. Нет, если подумать...

— Я забыла тебя поздравить, — сказала Шарин.

— Должно быть, наш приятель Рудольф смотрел телевизор, — сказал Клинг. — Там торчали кинооператоры и ждали, пока мы выведем Мильтона и посадим его в фургон.

— Я видела, — сказала она.

— И как я выглядел?

— Ты выглядел просто замечательно.

— А говорил я нормально? А то Стив не произнес ни слова...

— Стив?

— Карелла. Мы с ним расследовали нападение. Он считает, что Мильтон ее не убивал.

— А Толстый Олли?

— Это тот, который стоял справа от меня и все время лез в камеру.

— А, понятно.

— Значит, ты его заметила.

— А что, его можно было не заметить?

— Вот что значит сила телевидения, — хмыкнул все еще удивленный Клинг и покачал головой. — Этот тип суетился, как мальчишка.

Рядом с ними возникла официантка.

— Сэр? — с улыбкой произнесла она.

Судя по ее поведению, официантка тоже смотрела телевизор.

— Шарин? — обратился он к своей спутнице.

— Мартини «Бифитер». Бросьте туда пару оливок и охладите.

— А мне немного «Джонни Блэк» со льдом, — сказал Клинг.

— С водой?

— С содовой.

— Не желаете ли посмотреть меню?

— Шарин? Может, что-нибудь возьмем?

— Ну, может, что-нибудь слегка перекусить.

— Я принесу меню, — сказала официантка и отошла, цокая каблуками черных туфель. В разрезе юбки проглядывали длинные стройные ноги.

Шарин немедленно повернулась к окну, за которым раскинулась сверкающая паутина красных, белых, зеленых, желтых огней.

— Это великолепно, — произнесла она.

— Прислушайся, — попросил Клинг.

Шарин посмотрела на эстраду. Квартет, играющий в стиле Джорджа Ширинга, только что начал новую мелодию. Ей потребовалось лишь мгновение, чтобы узнать песню.

— «Поцелуй», — улыбнулась она.

— Давай потанцуем, — предложил Клинг.

— С удовольствием.

Они прошли на натертый до блеска пол танцплощадки. Она скользнула в его объятия. Он прижал ее к себе.

Поцелуй...

Все начинается с него...

— Я паршиво танцую, — признался Клинг.

— Ты танцуешь замечательно, — солгала она.

— Тебе придется меня учить.

Но поцелуи чахнут

И умирают...

— Так гораздо лучше, правда?

— Правда.

Коль не дождутся ласки.

Поцелуй...

— Вот видишь? Мы это уже делаем.

— Что мы уже делаем? — спросила Шарин.

«Что мы делаем — танцуем, обнявшись? — подумала она. — Или привлекаем к себе внимание? Неплохо быть знаменитым копом, особенно когда ты приходишь на крышу небоскреба».

— Мы пришли туда, куда хотели, — сказал Клинг, — и мы позволяем себе просто быть самими собой, не стараясь выглядеть так же, как все вокруг.

— Мы никогда не будем выглядеть так же, как все вокруг, — возразила Шарин.

— Это потому, что ты такая красавица, — сказал он.

— Нет, это потому, что ты такой красавчик, — парировала она.

— Ну, красоты столько же, сколько умения танцевать, — сказал он.

— Спасибо.

— Я имел в виду себя.

— И я имела в виду тебя.

Так обними меня покрепче

И на ухо шепчи

Слова любви.

Целуй меня, целуй,

Ведь поцелуй не лжет...

— Знаешь, а это таки правда, — сказала она.

— Что правда?

— Мы действительно привлекаем к себе внимание.

— Это ничего. Я же коп.

— Я тоже.

— Я обнаружил, что мне трудно думать о тебе как о копе.

— И мне тоже, — сказала она и прильнула к нему.

Клинг затаил дыхание.

Шарин тоже.

Целуй

И говори мне о блаженстве...

— Мне нравится эта песня, — сказала она.

— И мне тоже, — сказал он.

Что не умру...

— Шарин, — позвал он.

— Что?

— Ничего.

Пока не лжет мне поцелуй...

* * *

...Репетиция закончилась в половине одиннадцатого, и теперь продюсер, режиссер и автор пьесы сидели в темном зале и шепотом обсуждали открывающиеся перед ними перспективы. Не могло быть никакого сомнения, что убийство Мишель Кассиди оказало пьесе просто неоценимую услугу. Все присутствующие начинали склоняться к мнению, что в их руках оказался настоящий гвоздь сезона.