Одна из мышей бросилась на Пика и больно куснула его в плечо. За ней налетели другие.
Пик еле-еле успел улизнуть от них в дырочку под каким-то ящиком. Дырочка была так узка, что серые мыши не могли туда за ним пролезть. Тут он был в безопасности. Но ему было очень горько, что его серые родственники не захотели принять его в свою семью.
Мышеловка
Каждое утро сестрёнка спрашивала у брата:
— Ну что, поймался мышонок?
Брат показал ей мышей, какие попадались ему в мышеловку. Но это были всё серые мыши, и девочке они не нравились. Она даже немножко боялась их. Ей непременно надо было маленького жёлтого мышонка.
— Отпусти их, — говорила она грустно. — Эти не такие хорошие.
Брат уносил пойманных мышей и — тихонько от девочки — топил их в ведре. А в последние дни мыши что-то совсем перестали ему попадаться.
Удивительней всего было, что приманку кто-то съедал каждую ночь. С вечера мальчик насадит пахучий кусочек копчёной ветчины на крючок, насторожит тугие дверцы мышеловки, а утром придёт — на крючке нет ничего, и дверцы захлопнуты.
Он уж и мышеловку сколько раз осматривал: нет ли где дырки? Но больших дырок — таких, через которые могла пролезть мышь, — в мышеловке не было.
Так прошла целая неделя, а мальчик никак не мог понять, кто ворует у него приманку.
И вот утром на восьмой день мальчик прибежал из чулана и ещё в дверях закричал:
— Поймал! Гляди: жёлтенький!
— Жёлтенький, жёлтенький! — радовалась сестрёнка. — Смотри, да это же наш Пик: у него и ушко разрезано. Помнишь, ты его ножиком тогда?.. Беги скорей за молоком, а я оденусь пока.
Она лежала ещё в постели.
Брат побежал в другую комнату, а она поставила мышеловку на пол, выскочила из-под одеяла и быстро накинула на себя платье.
Но, когда она снова взглянула на мышеловку, мышонка там уже не было.
Пик давно научился удирать из мышеловки. Одна проволочка была в ней немножко отогнута. Серые мыши не могли протиснуться в эту лазейку, а он проходил свободно.
Он попадал в ловушку через открытые дверцы и сейчас же дёргал за приманку.
Дверцы с шумом захлопывались, но он быстро оправлялся от страха, спокойно съедал приманку, а потом уходил через лазейку.
В последнюю ночь мальчик случайно поставил мышеловку у самой стенки и как раз тем боком, где была лазейка, и Пик попался. А когда девочка оставила мышеловку среди комнаты, он выскочил и спрятался за большой сундук.
Музыка
Брат застал сестрёнку в слезах.
— Он убежал! — говорила она сквозь слёзы. — Он не хочет у меня жить!
Брат поставил блюдечко с молоком на стол и принялся её утешать:
— Распустила нюни! Да я его сейчас поймаю в сапог!
— Как в сапог? — удивилась девочка.
— Очень просто! Сниму сапог и положу его голенищем по стенке, а ты погонишь мышонка. Он побежит вдоль стенки, — они всегда по самой стенке бегают, — увидит дырку в голенище, подумает, что это норка, и шмыг туда! Тут я его и схвачу, в сапоге-то.
Сестрёнка перестала плакать.
— А знаешь что? — сказала она задумчиво. — Не будем его ловить. Пусть живёт у нас в комнате. Кошки у нас нет, его никто не тронет. А молочко я буду ставить ему вот сюда, на пол.
— Всегда ты выдумаешь! — недовольно сказал брат. — Мне дела нет. Этого мышонка я тебе подарил, делай с ним, что хочешь.
Девочка поставила блюдце на пол, накрошила в него хлеба. Сама села в сторонку и стала ждать, когда мышонок выйдет. Но он так и не вышел до самой ночи. Ребята решили даже, что он убежал из комнаты.
Однако утром молоко оказалось выпитым и хлеб съеденным.
«Как же мне его приручить?» — думала девочка.
Пику жилось теперь очень хорошо. Он ел теперь всегда вдоволь, серых мышей в комнате не было, и его никто не трогал. Он натаскал за сундук тряпок и бумажек и устроил себе там гнездо.
Людей он остерегался и выходил из-за сундука только ночью, когда ребята спали.
Но раз днём он услышал красивую музыку. Кто-то играл на дудочке. Голос у дудочки был тонкий и такой жалобный.
И опять, как в тот раз, когда Пик услыхал «соловья-разбойника» — жулана, мышонок не мог справиться с искушением послушать музыку ближе. Он вылез из-за сундука и уселся на полу среди комнаты.
На дудочке играл мальчик. Девочка сидела рядом с ним и слушала. Она первая заметила мышонка.
Глаза у неё стали вдруг большие и тёмные. Она тихонько подтолкнула брата локтем и прошептала ему:
— Не шевелись!.. Видишь, Пик вышел. Играй, играй: он хочет слушать!
Брат продолжал дудеть.
Дети сидели смирно, боясь пошевелиться.
Мышонок слушал грустную песенку дудочки и как-то совсем забыл про опасность.
Он даже подошёл к блюдцу и стал лакать молоко, точно в комнате никого не было. И скоро налакался так, что сам стал свистеть.
— Слышишь? — тихонько сказала девочка брату. — Он поёт.
Пик опомнился только тогда, когда мальчик опустил дудочку. И сейчас же убежал за сундук. Но теперь ребята знали, как приручить дикого мышонка. Они тихонько дудели в дудочку. Пик выходил на середину комнаты, садился и слушал. А когда он сам начинал свистеть, у них получались настоящие концерты.
Хороший конец
Скоро мышонок так привык к ребятам, что совсем перестал их бояться. Он стал выходить без музыки. Девочка приучила его даже брать хлеб у неё из рук. Она садилась на пол, а он карабкался к ней на колени.
Ребята сделали ему маленький деревянный домик с нарисованными окнами и настоящими дверями. В этом домике он жил у них на столе. А когда выходил гулять, по старой привычке затыкал дверь всем, что попадалось ему на глаза: тряпочкой, мятой бумажкой, ватой.
Даже мальчик, который так не любил мышей, очень привязался к Пику. Больше всего ему нравилось, что мышонок ест и умывается передними лапками, как руками.
А сестрёнка очень любила слушать его тоненький-тоненький свист.
— Он хорошо поёт, — говорила она брату, — он очень любит музыку.
Ей в голову не приходило, что мышонок пел совсем не для своего удовольствия. Она ведь не знала, какие опасности пережил маленький Пик и какое трудное путешествие он совершил раньше чем попал к ней.
И хорошо, что оно так хорошо кончилось.
ЛЕСНЫЕ РАЗВЕДЧИКИ
В дупле корявого дерева среди глухого леса поселились две совы — серые неясыти.
Ранней весной неясыть-самка снесла прямо на трухлявое дно дупла четыре круглых белых яйца.
Совы вылетали из дупла только по ночам, когда все другие птицы спят. Поэтому никто в лесу не знал, где живут эти страшные ночные разбойники.
Не знали этого и крошечные корольки с огненно-жёлтыми шапочками на голове. Они долго искали по всему лесу спокойное место для своего гнезда. В конце концов, они выбрали высокую ёлку как раз рядом с корявым деревом, где прятались совы.
В начале лета, когда в дупле вылупились совята, корольки тоже устроили себе гнездо.
Высоко над землёй, на самом кончике ветки они ловко сплели гибкие иглы хвои.
Совам казалось снизу, что на широкой еловой лапе перепутались в клубок мелкие веточки. Им и в голову не приходило, что в этом клубке было уютное круглое гнездо из мха, стебельков травы и крепкого конского волоса.
Сверху корольки убрали гнездо еловым лишайником, в стенки вплели тонкие паутинки, а внутри выстлали пёрышками; на эту мягкую подстилку самка отложила восемь розовых с бурыми крапинками яичек, величиной с горошину.
Не прошло и двух недель, как в гнезде у корольков забарахтались голые малютки.
Совята к этому времени уже подросли. Старые неясыти ловили ночью в лесу мышей и птиц, разрывали на куски и кормили ими своих голодных пушистых птенцов.
Совята становились всё прожорливее. Они громко требовали себе мяса даже днём, если за ночь родители не успевали досыта накормить их.
Только теперь корольки узнали, какие страшные соседи жили под их гнездом.
Ростом корольки были не больше стрекозы. Своими слабыми клювами и лапками они не могли защищаться от свирепых сов.
И всё-таки маленькие птички остались жить рядом с совиным дуплом. По ночам они забирались в своё гнездо, прикрывали собой птенчиков и дрожали от страха при каждом крике голодных совят.
Совы рыскали по всему лесу, но не замечали маленького гнезда корольков у себя над головой.
Наконец совята покрылись перьями, вылетели из гнезда и научились сами себе добывать пищу.
Осенью вся совиная семья разбрелась по лесу. Каждая сова облюбовала себе для охоты часть леса и поселилась в ней.
Ночью неясыти бесшумно облетали дозором свои владения.
Если другая сова залетала к ним в лес, они набрасывались на неё и били когтями и клювами до тех пор, пока враг не спасался бегством.