— Бывает… на то и рыбалка, чтоб сети рвать. Вот только вы не так делаете, не по порядку. Сначала надо бы вычинить хариусовые сети, а потом уж омулевые.
— Мы так и сделали, Алексей Алганаич.
— А где сети?
— Уже на склад сдали.
— Ну и молодчина! Ты и без Романа Тихоныча хорошо справляешься… Давненько просится старик на рыбалку, говорит, грамотенки нет, а подотчет большой. Оно и верно… придется просьбу удовлетворить, а тебя поставим заведующей.
— Будет вам! — Вера испуганно замахала руками.
Батыев весело расхохотался.
— А я к тебе с хорошими вестями. Вот был у прокурора, и он мне показал заявление одного гражданина, который вполне может доказать клевету Якова Лисина. У этого гражданина имеется медвежья шкура, купленная у Лисина. Шкура эта снята с того злополучного медведя, которого убил Петр, спасая Егора Лисина. Сегодня приедет прокурор Будашарнаев. Назначено переследствие. Теперь имеется вещественное доказательство.
— А вдруг Лисин откажется!.. Вот если бы при свидетеле он продал…
— Свидетельница есть…
— Кто?
— Елена Емельяновна. При ней Лисин продал и пьяный проболтался, что он не стрелял… Да и в шкуре-то всего три дырочки… одна пуля прошла навылет, а вторая застряла где-то в туше зверя. Ну, жди скорой встречи с мужем, — сказал на прощание председатель.
Вне себя от радости вбежала Вера домой.
— Во, кумуха-черемуха, добры вести получила?!
Вера мотнула головой, припала к необъятной груди бабушки и заплакала, как в далеком детстве, — легко, свободно и безбольно. Вместе со слезами медленно покидала душу ржавая накипь тоски и печали.
Якова Лисина вызвали в контору колхоза по повестке, написанной неразборчивым почерком.
— А кому это он понадобился? — сердито спросила жена Якова у посыльной.
— В суд вызывают, — крикнула та, захлопывая дверь.
— Опять рыбу на эту горесть сменял?
— Замолчи ты! — огрызнулся Яков, надевая полушубок.
В феврале в Подлеморье нередко термометр показывает ниже сорока градусов, но и такой мороз не в силах удержать молодежь в избах. Вот и сейчас недалеко от ворот Лисина стоит огромная черная копна. Поравнялся с ней, а это, укрывшись дохой, любезничают молодые, слышится тонкий девичий голосок. А недалеко от клуба навстречу шли человек шесть молодежи и громко пели веселые частушки. Один из парней, осветив Якова спичкой, узнал его и сообщил остальным, те рассмеялись и запели: «Никто, никто не знает, на чьи деньги Лисин пьет».
— У-у, змеи, погибели на вас нету! — взревел Яков и погрозил кулаком в морозную темь.
«И откуда черти узнали, что я вчера сменял куль хариусов на водку?» — удивляется Яков.
С такими мыслями и вошел Яков в кабинет председателя, где, кроме Батыева, сидел прокурор Будашарнаев.
— Здоровайте! Меня кто-то призвал?
— Здравствуй, Яков! Тебя пригласил товарищ Будашарнаев для беседы, — Батыев мотнул головой в сторону прокурора. — Ну, ладно, Макар Будаич, оставайтесь.
— Та-ак! — внимательно и твердо прощупали Якова черные глаза.
«В народе слух ходит, что прокурор-то добрый мужик. Он не старается съесть человека, упечь в тюрьму… А чего же ему надо от меня?» — подумал и насторожился Яков.
— Лисин Яков Егорович?
— Он самый и есть.
— Садитесь, товарищ Лисин.
— Дык зачем же я вам пригодился?
— Очень пригодитесь, если все по-честному расскажете.
— Я всегда баю по-честному.
— Вот и добро. Я приехал по делу Петра Стрельцова.
— А чо, паря, случаем, не убег?
— Нет. Зачем же ему сбегать из заключения? Его скоро освободят из-под стражи.
— Чо, паря, баишь?
— То и говорю… На суде вы утверждали, что Петр Стрельцов сначала выстрелил в медведя, а потом в вашего брата Егора Егоровича Лисина, который скончался от раны, нанесенной Стрельцовым.
— Так оно и было! Про то и баить нечего.
Прокурор закурил и строго посмотрел на Лисина.
— Нет, не так было дело.
— Один бог знает, да еще я. Медведя-то слопали звери да птицы, вот чо жалко. Не то бы я доказал на факте. На шкуре-то были дыры от пули Стрельцова и от мово ружья… Я же зверя-то долбанул по лопаткам, ажно гад уткнулся под колоду.
Прокурор покачал головой.
— Вы же вовсе не стреляли в медведя. Стрельцов стрелял в него два раза. Одна пуля прошла насквозь и ранила вашего брата, а вторая осталась в звере. Я внимательно осмотрел шкуру.
Лисин приподнялся и удивленно спросил:
— Какую шкуру?
— Шкуру того медведя…
— Откель она у вас?
— Скоро узнаете, — прокурор взглядом посадил Лисина на место и продолжал разговор: — Медведь свалил вашего брата и грыз куль, привязанный к поняге, потом бы он добрался и до самого Егора, но в это время подбежал Петр Стрельцов и сзади выстрелил в медведя. Раненый зверь бросил вашего брата, повернулся к Стрельцову и всплыл над ним, но тот успел выстрелить, и оба они свалились тут же. Потом подбежал ты… Все было уже кончено…
— Но, паря, врать!
— Зачем мне врать? Шкура-то находится у нас. Хочешь, покажу ее.
Зеленые глаза Якова хищно расширились и воровато забегали, как волчата в западне. «Неужели Семен меня заложил? Вот ведь хромая собака. Но меня тоже дешево не купишь… Отопрусь. Скажу, что Малышеву захотелось зятя вызволить из тюрьмы, вот и все!»
— Но, паря, тут дело худым пахнет. Тут вранье…
— Вы шкуру продали Семену Поликарповичу Малышеву. Помните, в рождество… были с похмелья…
— А-а, вон оно что! Малышеву захотелось вызволить своего зятя из тюрьмы! Так и сказали бы сразу. Э-э, паря, тут ничего не выйдет!
Пронзительные монгольские глаза Будашарнаева словно сверлом прошлись по обросшему лицу Якова и врезались в его слабенькую душонку.
— Нет, выйдет, товарищ Лисин… Когда вы продавали медвежью шкуру Малышеву, то рядом, в комнате сидела учительница Елена Емельяновна Титова. Разговор ваш она слышала. Я с ней беседовал, и она согласна подтвердить… Если вы чистосердечно признаетесь, что действительно оклеветали Петра Стрельцова, то его освободят из заключения. И вам будет лучше. Подумайте, пока не поздно.
Лисин задумался. «Два свидетеля… Учительше-то большая вера, она, однако, коммунистка… уваженье на селе имеет. — Яков тяжело вздохнул. — А про то, что я стрелял, теперь не докажу… Раз шкура у них, дело мое табак. На ней всего-то три дырочки… Оно и дурной козе понятно, а этому буряту мозги не засоришь!»
Лисин взглянул на Макара Будаича. Тот спокойно разглядывал картинки в каком-то журнале. Оторвался. Взглянул на Якова. В глазах спокойная уверенность, даже проглядывает доброта…