– Если твой брак столь ужасен, почему ты давно не развелся? Еще до того, как мы познакомились?
– Не было причины, – отвечал Нат.
– Ты сам мне говорил, что ваша семья давно умерла. Разве это не достаточно веская причина?
– Надо было еще думать о Джой. Тогда она была младше. По отношению к ней это было бы несправедливо.
– А ты думаешь, что ребенку лучше, когда мать с отцом в разладе?
– По крайней мере, у Джой были и мать, и отец. Джой в порядке. Ты же пока еще не знаешь, что получится из твоих.
Здесь Нат попал в точку. Барбара переменила тему:
– Я не хочу быть причиной развала твоей семьи. Я не хочу нести ответственность за чью бы то ни было жизнь.
– Что ты возомнила о себе? Я развожусь не из-за тебя. Я развожусь, потому что моему браку пришел конец. Ты не имеешь к этому никакого отношения.
– Тогда почему же ты не развелся раньше? – И опять все начиналось сначала, они снова принимались за свой спор, бесконечный, ведущий в никуда.
Нат осыпал Барбару вниманием и подарками. Он звонил ей едва ли не каждый час, и они регулярно виделись – иногда по два раза в день. Он послал ей фунт иранской икры и набор «Джой» из двух флаконов – «роскошнейшие духи на свете». Он подарил ей дорогую коллекцию дисков Бенни Гудмена, изысканный букет из цветущих веток айвы, множество нарциссов и золотые часы с выгравированным на них одним только словом: «Навсегда».
Натиск Ната имел успех. Он выводил Барбару из равновесия: минута нападок и обвинений сменялась мгновениями любовного участия, выражаемого словами и жестами. В какой-то момент она ослабила оборону и начала склоняться к сдаче. Она не заметила этой тонкой грани, но Нат был начеку и даже мысленно дал происшедшему название: прогресс.
– Ну, чего ты боишься?
– Я не боюсь.
– Нет, боишься. Если бы ты не боялась, ты бы согласилась выйти за меня.
– Я не боюсь, правда. Просто я не верю в брак.
– Ты говоришь неправду. – Он обвинял ее во лжи, но мягким, понимающим голосом. – Скажи мне, чего ты боишься?
Барбара долго молчала, потом выдавила из себя:
– Я боюсь, что ты меня бросишь.
– Ты что, и впрямь боишься, что я могу тебя оставить? – Нат умел быть таким нежным. Он так произнес эти слова, что ее боль мгновенно утихла. Он развеял худшие из ее страхов.
– Да, меня это беспокоит, – призналась она.
– Ну, я не сделаю этого, – сказал он.
– Обещаешь? – В ее голосе звучало напряжение.
– У тебя есть Библия? Я поклянусь на ней. – Он поднял правую руку.
Барбара улыбнулась:
– Мне достаточно твоего слова.
Нат смягчился и снова заговорил о женитьбе лишь спустя сутки.
– Почему замужество приводит тебя в такой ужас? – Он был само сочувствие, в точности как образцовый психотерапевт, как Барбара его себе представляла. Он хотел помочь ей разобраться в своих страхах и таким образом преодолеть их.
– Мой развод подкосил меня. Я потеряла веру, – призналась Барбара.
– Но это было так давно, – с нажимом произнес он. – Ты хочешь, чтобы одна неудача разрушила всю оставшуюся жизнь?
– Были еще романы. Я пережила несколько утрат. Слишком много. Мужчины отвергали меня, я отвергала мужчин. Я очерствела.
– Нет, неправда. Ты сдалась.
Барбара обдумала его слова. Он, конечно, прав. Она действительно сдалась и не в силах сделать еще одну попытку.
– Наверное, мне надо бороться.
– Не надо, – сказал Нат. Он знал, что борьба приносит Барбаре одни огорчения: она отождествляла проявление силы с недостатком женственности. – Просто попытайся жить. Будь смелей. Смелость ничуть не умаляет женственности.
И опять он прав. Удивительно, как ему удается понимать ее лучше, чем она сама. Каким-то безошибочным инстинктом он угадывает ее самые сокровенные движения души. Она чувствовала, что может целиком на него положиться, и это ее успокаивало. Барбара примирилась с тем, что он понимает ее лучше, чем она сама себя. Она устала от ошибок и заблуждений. Она устала от необходимости вести бой на два фронта – против Ната и против себя. Это изматывало ее.
Нат Баум обладал всеми качествами, которые она желала бы видеть в мужчине: он был чувствен, образован, остроумен, способен к состраданию. Она будет просто сумасшедшая, если откажет ему. Что еще ей нужно?
В самом деле – она любила его и хотела стать его женой. Пора было перестать терзать и себя, и его.
Когда в последний день февраля високосного года, двадцать девятого числа, Нат вечером приехал к ней, она, едва успев открыть ему дверь, сказала:
– Ты выиграл.
Он обнял ее, так осторожно и бережно, словно она была неуловимая, как ртуть.
– Ты тоже, – сказал он. – Я неплохая добыча.
На другой день Нат явился с большим пакетом от Тиффани.
– Я тебе кое-что купил, – сказал он, протягивая ей пакет. Внутри была большая бледно-голубая коробка. Барбара открыла ее. Писчая бумага: по верхнему краю каждого нежно-кремового листа темно-синими заглавными буквами было напечатано: «Миссис Натан Баум». Такая же надпись стояла и на каждом из почтовых конвертов.
– Они сказали, что адрес можно будет добавить позже, – сказал Нат, – когда мы решим, где будем жить.
– Так ты знал, что я соглашусь!
Барбара подумала только, что заказ канцелярских принадлежностей мог быть выполнен не быстрее, чем за полтора месяца. А это означало, что Нат надумал сделать ей предложение еще в декабре. Значит, давным-давно он уже заказал бумагу, выбрал шрифт и цвет надписи и самой бумаги, и все это он сделал так, как будто уже предложил ей руку и сердце и получил согласие. Он самоуверен, как никто другой, он не знает внезапных приступов сомнений. Хотелось бы Барбаре быть похожей на него. Может быть, живя с ним достаточно долго, она тоже разовьет в себе уверенность. Вдруг это передается, как корь?
– Ну, я думал, что шансы у меня все же есть, – поддразнил ее Нат.
– А вдруг бы я отказала тебе? Ведь вначале так и было. – Его подарок одновременно и тронул и огорчил ее: в нем был скрытый намек на постоянство, но в то же время он как бы мягко подразумевал, что никуда она не денется. Нужно было защищаться. Она не хотела, чтобы он засасывал ее, как трясина. – Я могла бы и отказать тебе. Что бы ты тогда делал?
– Я бы стал ждать.
– Ты так хотел жениться на мне?
– Не только хотел. Хочу.
– Я люблю тебя.
– Взаимно.
В тот вечер Барбара и Нат позволили себе помечтать о будущем. Она планировала меню для званых ужинов, которые они будут давать, спрашивала его, в какие романтические и чудесные места они поедут, советовалась с ним о меблировке их будущей квартиры и интересовалась, не собирается ли он официально усыновить Кристиана и Аннетт.
Он сообщил ей, что любит, чтобы за столом на ужине присутствовало не больше восьми человек, поскольку нет ничего лучше этого числа для общей застольной беседы; что они съездят в Турцию и Марракеш; что их квартира будет эклектически сочетать в себе современную и старинную обстановку и что, если она этого хочет, а Дик Розер не будет возражать, он охотно усыновит ее детей.