копиях настояла именно я. Ушлые приставы вначале даже и не думали отдавать второй экземпляр.
В окне конторы маячит печальный Эфлейф. Отчего-то меня не покидает убеждение, что хотя бы косвенно, а младший помощник причастен к случившемуся. Господа Роволь и Витмер следуют за мной.
— Приятно было познакомиться, леди Кассия, — целует руку Роволь.
Витмер криво усмехается.
— Вы кое о чем забыли, — хмурюсь в ответ и многозначительно смотрю на прикипевшего к окну кареты безбилетника.
— Нет-нет, что вы, — округляет глаза Роволь и едва заметно кивает застывшему на козлах кучеру. Он, поняв все без слов, тут же спрыгивает со своего насеста и идет к двери экипажа. — Сейчас вашего молодого человека приведут.
Тихо хмыкаю. Говорит так, будто я раба себе на рынке купила.
Стараюсь особо не рассматривать парня, лишь только молча указываю ему, чтоб забирался внутрь нашей кареты. Он, одетый в легкую полотняную рубаху и штаны, дрожит на зыбком весеннем ветру, как осиновый лист. Пускай в тепле немного согреется, пока я вежливо раскланиваюсь с приставами.
И лишь когда экипаж мужчин трогается с места, позволяю себе нырнуть в теплое нутро собственной кареты. И там уже натыкаюсь на вопросительный и немного воинственный взгляд своего гостя.
— Как тебя зовут? — мягко спрашиваю, устраивая ноги на нагретом у горелки кирпиче. Пальцы в ботинках буквально одеревенели от холода.
— Кадир… Кадир Саадат, — медленно произносит.
Склоняю голову набок, пристально рассматривая собеседника. Ну вот, а говорили, ничего не помнит.
— Я заплатила за тебя штраф, Кадир Саадат, — спокойно произношу. — Кому я могу сообщить о тебе?
— Сообщить? Обо мне? — удивленно вскидывает брови. — Ты меня не себе забрала?
От возбуждения его речь становится быстрее, но и непонятнее. К ней примешивается странный, незнакомый акцент.
От удивления закашливаюсь.
— В каком смысле себе?
Парень опускает взгляд и принимается рассматривать руки. На сбитых костяшках засохшая кровь.
— Ты думал, я тебя как раба купила? — уточняю.
Нога, дрогнув, соскальзывает с теплого кирпича. Пол экипажа ледяной, и по коже тут же пробегают мурашки.
Кадир молчит. Возвращаю родную конечность обратно в тепло.
— Нет, мне раб не нужен. Нет у нас рабов? Люди не могут владеть другими людьми, — начинаю возбужденно объяснять. — Я просто заплатила за твой билет. Решила помочь… Так куда тебя везти?
— Не знаю, — едва слышно шепчет Кадир. — Я ничего не помню
— Но имя ты свое мне назвал.
— Я его придумал. Кадир это первое, что пришло в голову. А Саадат на древнем языке Инохилдис означает «тот, что потерял дом», — признается мой собеседник.
Тихо вздыхаю. Вот как теперь быть? Моя бабуля в таких случаях любила приговаривать: «Нэ мала баба клопоту — купыла порося». Вот так я себя сейчас приблизительно и чувствую…
— Муго, — стучу в стену кареты.
— Да, леди, — тут же откликается кучер.
— Сворачивай к складам. Мне нужно шестьдесят восьмой найти.
Решаю вопрос с парнем отложить на время, а пока проверить, чем же мне все-таки осталось владеть.
— Как скажете, леди, — ворчит старик.
Карета резко трогается и сворачивает налево, к пристани.
Понемногу улочки становятся менее чистыми и ухоженными, а здания более низкими, пока не превращаются в череду деревянных сарайчиков без окон. А спустя несколько минут карета останавливается.
— Сиди тут, — говорю Кадиру, хотя он и так не особо высказывает желания куда-либо выходить. Пригревшись у горелки, парень, кажется, и вовсе начал клевать носом.
Выпрыгиваю из экипажа и устремляюсь к дверям склада. Они огромные, двухстворчатые, из грубых тяжелых бревен, и занимают почти весь главный фасад. На огромном чуть проржавевшем засове висит замок.
Скрещиваю пальцы на левой руке на удачу и с трудом просовываю в замочную скважину ключ. Но сил, чтоб его провернуть мне не хватает. Как я ни пыхчу, а он ни в какую не желает двигаться, ни в одну из сторон. Но внезапно упрямый кусочек металла перехватывают чьи-то гибкие длинные смуглые пальцы, мягко отстраняя мою руку. Секунда дела — и дверь, скрипнув, слегка приоткрывается. Но мне и не нужно много, хватит и такого прохода.
— Спасибо, — слегка улыбаюсь, и проскальзываю в образовавшуюся щель.
В старом, заброшенном складе давно никого не было. Нетронутый слой пыли покрывает пол и замотанные в серое полотно тюки, сваленные кучей у стен. Сразу же направляюсь к ним и принимаюсь освобождать от упаковки. Я отчаянно надеюсь, что они скрывают то, что поможет нам хотя бы на первых порах выжить. И когда вижу мотки обычной разноцветной пряжи, не могу сдержать разочарованного вздоха. Это конечно лучше, чем ничего, но шерсть в Маренай стоит дешево, и не пользуется особым спросом. Теплый южный климат делает зиму короткой и мягкой.
Но даже это лучше, чем ничего. Можно сдать кому-то на реализацию. Своих-то магазинов у меня больше нет.
Прихватив несколько клубков разного цвета, чтобы рассмотреть их дома получше, закрываю склад, и мы садимся назад в экипаж.
А ведь по приезду в особняк мне предстоит еще одно испытание — объявить домочадцам, что мне нечем платить, и уволить.
Глава 30
Эта картина уже до боли знакомая. Отдав Кадира на попечение Титмиры, снова грустно смотрю на вереницу верных слуг. Как же хорошо, что я не успела дать объявление в газету и набрать новых людей.
— Вот такие обстоятельства, — развожу руками, поведав домочадцам о несчастье, которое постигло компанию отца. — Я не смогу платить вам жалование. Знаю, вы верно служили семейству Отгриф не одно поколение, и преодолевали все трудности вместе с нами. Но просить остаться не имею права. Расчетные каждый из вас получит, обещаю, как и рекомендательные письма. Желаю вам найти работу по душе и благодарю от всей своей семьи за то, что вы были рядом.
Народ молчит. Украдкой переглядывается. Прячет глаза.
— Не волнуйтесь, я все понимаю, — тихо добавляю. — Верность верностью, но у вас есть свои семьи, дети, родители… Подумайте о них… Жду каждого в кабинете. Когда надумаете, приходите за рекомендациями и расчетными.
Больше мне нечего сказать. Разворачиваюсь и ухожу. А как только ступени на второй этаж оказываются позади, и я заворачиваю в боковой коридор, ведущий к кабинету, по фойе разливается гул множества голосов. Обсуждают…
Спустя час по одному, украдкой начинают скрестись в дверь слуги. Им неловко, как и мне. Каждого приходится приободрять улыбкой и заверять, что они поступают мудро и правильно. Хотя у самой на душе так гадко и плохо, что впору выть, как раненая волчица. Я не знаю что делать, просто не знаю. Как жить дальше? Продавать дом? Просить помощи? Обратится в банк по