Том сидел на каменном полу Колоннады Соломона, длинного ряда колонн в восточной части Иерусалимского Храма. Он пришел в Храм с Дэвидом, Петром, Матфеем, Иудой и Иисусом, но держался в стороне. Сейчас он сидел поодаль, прислонившись к высокой колонне, наслаждаясь видом и размышляя… Всякий раз, когда Том приходил в Храм, его пленяла красота здания. Воистину, их предки были великими строителями. Если Бог есть и ему действительно нужен дом, то именно такой.
Отсюда Том видел внешние стены и колонны Мирского двора язычников, заполненного торговцами, продающими голубей, овец и крупный скот для жертвоприношений, иудейскими пилигримами со всего Израиля и Римской империи, менялами, писцами и фарисеями. Том подсчитал, что весь двор занимал примерно тридцать пять акров земли. Дальше Мирского двора не-иудеям вход был запрещен.
Сразу за Мирским двором начинался Женский двор, окруженный колоннами с изумительной резьбой. В восточной части двора располагались тринадцать сосудов, предназначенных для добровольных пожертвований. Полы покрывали гладкие плитки в два квадратных фута, ведущие к широкой изогнутой лестнице в пятнадцать ступеней. На верху лестницы находилась самая примечательная точка Женского двора — врата Никанора, которые, когда открывались, вели во двор Израиля, куда допускались только мужчины-иудеи. Свет, отражавшийся от гладкой бронзы двадцатифутовых врат, озарял весь двор.
Как ни радовал глаз этот вид, его неотъемлемой частью была грозная примета времени — возвышающаяся неподалеку римская крепость Антония. Ее постоянно патрулировали солдаты, вооруженные копьями, чьи железные доспехи и кроваво-красные военные плащи были видны даже отсюда. Четыре башни крепости, построенной из массивных каменных блоков, легко могли преградить путь вражеской армии. В последние годы она являлась резиденцией Пилата, римского наместника в Иудее. Тома занимала мысль: как люди могут поклоняться Богу или хотя бы просто верить в него рядом с таким грозным проявлением силы Рима? Где же сейчас их Бог?
— Фома, иди к нам, — позвал Иисус.
Чтобы не вызывать подозрений, Том поднялся и подошел к смеющимся друзьям, сидевшим на полу среди белых колонн. Они были поглощены беседой.
— …И это действовало? — спросил Иуда у Матфея.
— Безотказно! — ответил Матфей. — Стоило мне схватиться за пояс, и люди верили, что я на все способен.
— Должно быть, твои карманы были полны денег, — восхищенно сказал Иуда.
— Верно, так и было… Но теперь я живу другой жизнью, — ответил Матфей, немного устыдившись своих рассказов. — Сейчас я… — он вдруг замолчал и перевел взгляд куда-то за спину Иуды, — … уверен — эти люди не желают мешать нам.
— Что? — Иуду сбила с толку резкая смена темы.
Матфей поднялся на ноги и указал на Мирской двор. Быстро растущая толпа направлялась к ним. Петр и Матфей привычно заслонили собой Иисуса, образовав широкую и высокую стену. Люди остановились перед живой баррикадой.
— Скажите, что вам нужно, и побыстрее. Вы прервали мой отдых, — заявил Матфей.
Из толпы донесся крик:
— Мы пришли за Иисусом, одержимым демоном!
Матфей и Петр не могли не улыбнуться.
— Боюсь, вы пришли не туда, — заявил Петр. — Никто здесь не одержим демоном.
Другой человек в толпе, менее уверенный, чем первый, сказал:
— Видишь! Я же говорил — демоны не могут исцелять слепых!
— Мы знаем, вы его ученики, — произнес первый. — Позвольте нам увидеть его собственными глазами. Пусть он сам скажет, что не одержим.
— Я скажу вам правду, — произнес Иисус, выступив вперед. — Я не одержимый.
Почтенного вида человек шагнул навстречу, но путь ему преградила огромная рука Матфея. Мужчина остановился:
— Люди колеблются. Долго ли ты будешь держать нас в неведении? Прошу тебя, если ты Христос, скажи нам прямо.
Том повернулся к Дэвиду и шепнул:
— Смотри — я не единственный, кто не понимает его слова.
Том, оглядываясь в поисках новых опасностей, случайно заметил, с каким любопытством Дэвид наблюдает за этой сценой. Растерянность на лице его друга сменилась пониманием… Значит, Дэвид точно знал, что здесь происходит и что случится дальше. Но прежде чем Том успел спросить его об этом, из толпы понеслись злые и нахальные крики. Люди снова называли Иисуса одержимым!
Эти слова и смятение людей проросли из семян, посаженных Томом. Очевидно, тайная встреча с фарисеями не прошла впустую и они последовали его совету. Большинство людей с трудом понимали речи Иисуса и поэтому с готовностью назвали его магом. Для фарисеев магия была синонимом одержимости, и хотя сам Том не верил ни в каких демонов, как не верил и в Бога, он не возражал. Пока фарисеи помогают ему разоблачать Иисуса — пусть это будет правдой.
Иисус опустил руку Матфея и обратился к толпе:
— Я говорил вам, но вы не верили. Чудеса, которые совершаю я во имя Отца моего, сами говорят за меня, но вы не верите, потому что вы — не мои овцы…
Иисус обходил толпу кругом и продолжал:
— Мои овцы слушают мой голос; я знаю их, и они следуют за мной.
Мужчина в толпе вздрогнул, когда Иисус взял его за подбородок и, глядя в глаза, сказал:
— Я дарую им жизнь вечную, и не погибнут они; и никто не может увести их от моей руки…
Иисус отпустил мужчину и вернулся к Матфею и Петру.
— Отец мой, который дал мне их, превыше всех; и никто не может забрать их из руки Отца моего.
Стоя возле Матфея и глядя прямо в толпу, Иисус закончил:
— Отец мой и я… одно.
Толпа взорвалась. Кто-то закричал:
— Он заявляет, что он — Отец! Это слова одержимого!
Почтенный мужчина наклонился и поднял с земли камень:
— Покажем ему, что случается с богохульниками! Забейте его камнями!
Толпа согласно взревела и принялась собирать камни. Матфей и Петр, сжав губы и напрягшись изо всех сил, готовились к неизбежному исходу.
Иуда медленно отступил назад, за спины Дэвида и Тома, и припустил из Храма. Никто не обратил внимания на его исчезновение: они следили за бурлящей человеческой массой. Люди, теперь уже вооруженные камнями, замерли, ожидая, кто бросит первый.
Дэвид наклонился к Тому и прошептал:
— Будь готов, это может быть опасно.
Иисус, не выказывая страха, обратился ко всем:
— Много чудес показал я вам от Отца моего. За какое из них вы желаете побить меня камнями?
Почтенный мужчина выступил вперед:
— Не за чудеса твои, а за богохульство! Раньше я сомневался, но сейчас знаю. Ты обычный человек, а утверждаешь, что ты есть сам Бог Отец!
— Разве не записано в вашем законе: «Я сказал…»
Пока Иисус говорил, Том шепнул Дэвиду:
— Мне почему-то кажется, ты знаешь продолжение.
— Я читал эту книгу, — помнишь?
— Ладно, так что же случится?
— Не знаю.
— Но ты же сам сейчас сказал: «Я читал эту книгу».
— В Библии говорится только: «Он уклонился от рук их».
— Это может означать все, что угодно.
— Ну, вот и будь готов ко всему.
— Круто.
Том перевел взгляд на Иисуса, который заканчивал свою речь:
— … тогда узнаете и поймете, что Отец мой во мне, и что я — в Нем.
Он повернулся и пошел к Тому и Дэвиду. Казалось, Иисусу удалось предотвратить нависшую над ними опасность: притихшая толпа обдумывала его слова.
— Дело могло быть худо, — сказал Том Иисусу.
— Насколько ты быстр, Фома? — спросил Иисус.
— Что-что? — Такого вопроса Том не ожидал.
— Беги… — произнес Иисус одними губами.
— Что? — Том непонимающе поднял брови.
Иисус наклонился к нему:
— Время вышло. Бежим!
— Забьем его! — выкрикнули из толпы.
Руки взметнулись над толпой, и град камней посыпался туда, где стояли богохульник Иисус и его ученики. Иисус пригнулся, как спринтер на старте, и бросился бежать; Том и Дэвид припустили следом.
Дэвид, увеличивая скорость с каждым толчком ног, чувствовал: сейчас он в прекрасной форме. Раньше он не смог бы пробежать и десяти футов без одышки. Ощущение здоровья и легкости в теле придавало ему новые силы, и он легко обогнал Тома и Иисуса.
Толпа быстро обошла Матфея и Петра, получивших несколько ушибов и царапин, и ринулась в погоню. Они гнали Иисуса, Тома и Дэвида к бурлящему Мирскому двору.
Друзья на полной скорости неслись через торговые ряды. Пух и перья встревоженных начавшейся паникой птиц полетели в воздух; в суматохе ничего нельзя было разобрать, и Том пробежал по столу менялы, расшвыривая монеты, и их с радостными криками принялись хватать зеваки. Воцарившийся во дворе хаос на какое-то время задержал упрямо бегущую толпу, но этого было недостаточно.
Иисус направлялся к Женскому двору, прямо под надпись на греческом: «Ни один чужестранец не допущен в святилище, за балюстрады и ограждения. Кто бы ни был там пойман, он будет сам ответственен за свою последующую смерть».