Читать интересную книгу Призрак улицы Руаяль - Жан-Франсуа Паро

Ноблекур позвонил; появился Пуатвен.

— Подайте рыбу Николя. Так я хотя бы могу быть уверен, что блюдо оценили.

Печальные размышления отступили, и бывший прокурор спросил Николя:

— Полагаю, вы как всегда, поглощены очередным делом? Не прерывая еду, расскажите мне все, что не является тайной; ваш рассказ развлечет меня.

Николя накинулся на рыбу, запивая ее красным вином; подагра изгнала белое вино из дома Ноблекура — по причине невоздержанности хозяина. Словно зачитывая отчет, комиссар изложил события и факты, связанные с обоими порученными ему расследованиями. Ноблекур на минуту задумался.

— Вам вновь досталось крайне деликатное дело. Надеюсь, вы понимаете, что вас загнали в западню между двумя властями, пребывающими в состоянии постоянного конфликта. Никто не заподозрит купеческого прево в том, что он сам организовал давку на площади Людовика XV. Но нет таких дураков, которые бы не понимали, что он сделает все, чтобы взвалить ответственность за катастрофу на кого-нибудь другого.

— А у него, действительно, есть такая возможность?

— К сожалению; вдобавок он пользуется поддержкой новой фаворитки, имеющей постоянный доступ к королю, а потому особенно опасной. В прибытии дофины она почувствовала угрозу для себя, ибо дофина естественным образом является ее соперницей при дворе. Поэтому дю Барри постарается доставить неприятности всем, кто намерен поддерживать Шуазеля. К несчастью, Сартин его друг или же слывет таковым, что, как вы понимаете, дела не меняет.

— Вы знаете, сколь высоко я ценю ваши суждения, коими мне почти всегда удается воспользоваться с большой для себя выгодой. Что вы думаете по поводу преступления, совершенного на улице Руаяль?

— Меня заинтересовал ваш индеец. Мне нравится, как этот природный человек из диких глубин Нового Света виртуозно владеет нашим языком. Он мне кажется вполне порядочным, хотя, без сомнения, самое главное он от вас утаил. Что же касается семьи Гален, хочу вам напомнить, что изнутри семейная жизнь часто напоминает поле битвы; поэтому постарайтесь выявить расстановку сил, и тогда собранные вами факты предстанут в новом свете. Скажу вам также, что суетливое и неуместное поведение сестер Гален, похоже, является ширмой, за которой эти две хитрые и изворотливые особы скрывают свое истинное лицо. Впрочем, это мои первые впечатления. И на сем, Николя, я отправляюсь спать; сегодняшний вечер стал для меня настоящим испытанием. Оставляю вас один на один с дарами Нептуна, и желаю вам доброй ночи.

Сирюс соскользнул с колен друга и поплелся за хозяином. Охваченный тревогой Николя решил не задерживаться, и спешно съев две рыбины и осушив бутылку к великому удовольствию Пуатвена, немедленно сообщившего новость поварихам, он отправился спать. Он долго ворочался, сопоставляя оба дела и пытаясь понять, не ускользнули ли от его внимания какие-либо важные детали. Постепенно мысли его спутались, и его настиг сон; последнее, что он запомнил, были три игральные кости; они катались по зеленому полю, сталкивались с глухим стуком, но никогда не останавливались.

Суббота, 2 июня 1770 года

Совершив туалет и облачившись в элегантный темно-серый фрак, Николя натянул на голову парик. Он ненавидел парики, особенно летом. Позавтракав свежей булочкой и выпив стакан баваруаза[36], он справился о здоровье Ноблекура: вчерашний огорченный вид престарелого магистрата его изрядно беспокоил. По словам Катрины, господин де Ноблекур встал очень рано, и после легкого завтрака решил последовать совету своего врача. Известный доктор Троншен из Женевы, числивший среди своих знаменитых пациентов самого Вольтера, через посредство этого великого человека заочно проконсультировал бывшего прокурора. Посоветовав Ноблекуру лично явиться к нему на прием, он прописал ему режим и ежедневные пешие прогулки. Господин де Ноблекур решил приступить к исполнению предписаний и начал с прогулок по улице Монторгей, куда он отправился в сопровождении Сирюса, дабы, подобно истинному парижанину, поглазеть на лотки и витрины лавочников и понаблюдать за уличными сценками, коих на дню случалось не менее тысячи. Марион опасалась только одного: как бы он не поддался искушению и не увлекся изысканными ароматными пирожными с шафраном, которым их создатель, королевский кондитер Сторер, дал звучное название Али-баба. Николя сидел за рабочим столом, когда раздался стук дверного молотка. Вскоре Пуатвен ввел одного из лакеев господина де Сартина, сообщившего, что карета генерал-лейтенанта стоит у дверей, и комиссара ждут, чтобы немедленно ехать в Версаль. У Николя хватило присутствия духа сбегать к себе в спальню и прихватить треуголку; бегом спустившись по лестнице, он присоединился к своему начальнику.

— Мне чуть было не пришлось дожидаться, господин комиссар, — изрек Сартин вместо приветствия. — Знайте, мы должны попасть в Версаль как можно скорее. Аудиенцию, обычно получаемую мною в воскресенье вечером, король соблаговолил перенести на утро субботы. В изменении режима монарха, имеющего обыкновение следовать устоявшимся привычкам, я не вижу ничего хорошего. Кроме того, Его Величеству стало известно, хотя я и не знаю, от кого…

Лицо его из серьезного стало сумрачным.

— …что на месте катастрофы находился некий комиссар, и он желает, чтобы вы, черт побери, лично живописали ему, как вы провели вечер в каминной трубе! Признаюсь, терпение мое подверглось суровому испытанию, особенно когда я читал листовки и песенки, сляпанные из лжи и насмешек, которыми меня осыпают борзописцы, привыкшие обманывать народ! Они развлекаются, выдавая свои писания за правду, а дураки им верят! И после всех этих огорчений я еще обязан вас ждать на улице Монмартр!

С улыбкой на лице Николя внимал монологу, произнесенному раздраженным тоном, означавшим, что начальник пребывает в большой тревоге, но пытается скрыть ее под потоком слов.

— Сударь…

— Никаких возражений! Неужели мне надо напоминать вам, господин комиссар Шатле, секретарь короля, заседающий в его советах, что занимаемая вами должность требует отменного вкуса, работоспособности, точности, порядочности, ума, душевного равновесия, ровного характера, выдержки… Чей, по-вашему, портрет, я сейчас обрисовал, сударь?

— Но… ваш собственный, сударь.

Сартин повернулся к Николя; его слегка искривившиеся губы выдавали рвущийся наружу смех.

— И вдобавок ко всему, он еще позволяет себе насмехаться надо мной! Впрочем, Николя, вы не так уж и не правы. Действительно, это портрет образцового полицейского, а я, будучи начальником полиции, разумеется, являюсь образцом для своих подчиненных.

Возле сада Тюильри, у ворот Конферанс, путь им преградила галдящая толпа, окружившая перевернутую телегу.

— Посмотрите на этих людей, — задумчиво произнес Сартин. — Обычно кроткие и любезные, они быстро воспламеняются, и тогда остановить их уже невозможно. Мы должны знать, что происходит у нас в городе, и предупреждать беспорядки, в которые их очень легко вовлечь. Впрочем, к вам у меня претензий нет. Ни в коем случае нельзя показывать свою слабость — особенно в тех случаях, когда требуются энергичные действия. Но действовать всегда надобно осмотрительно, с осторожностью, не раздражая общественное мнение, умело манипулируя словом и подавляя взрывы страстей, наносящих великий вред всему обществу.

Завершив свою назидательную речь, генерал-лейтенант протянул Николя табакерку, но тот, поблагодарив, отказался. Он использовал нюхательный табак только во время вскрытий, пытаясь с его помощью отбить стоявший в Мертвецкой тошнотворный запах разложения. Корабельный хирург Семакгюс смеялся над этой привычкой, перенятой от офицеров на галерах, которые, стоя на возвышении куршеи, испытывали тошноту от тяжкой вони, исходившей от скамей гребцов. Взглянув на табакерку, Николя отметил, что драгоценная коробочка украшена портретом молодого короля в обрамлении бриллиантов. Затем последовало длительное чихание, доставившее, судя по всему, Сартину великое облегчение. До Севра ехали молча. Подобные паузы также являлись знаком доверия, и Николя это знал. Проехав по мосту и очутившись на другом берегу Сены, они обогнули холм, где высился замок Бельвю. В этих местах Николя всегда охватывали воспоминания о госпоже де Помпадур. Такие же воспоминания посетили и Сартина.

— После смерти нашей очаровательной подруги про нее стали говорить много гадостей… Если вам случится услышать их из первых уст, заставьте эти уста замолчать. Наш король — добрый повелитель, и мы обязаны защищать его.

— Полагаю, сударь, вы намекаете на обвинение в равнодушии, брошенное монарху во время переноса тела маркизы в церковь Капуцинов в Париже. Кортеж проследовал под окнами замка…