Он задумался. Затем добавил:
— Сюда приезжал журналист. Он был очень молод, немногим старше меня. Он написал статью в «Матэн» в Ницце. Но одному Богу известно, жив ли он.
Секретарша в редакции «Матэн» очень помогла им. Она сказала, что, разумеется, журналист ей знаком. Все знают месье Маркана. Много лет, до самой пенсии, он был одним из лучших репортеров. Разумеется, он еще жив. Очень бодр. Обычно его можно найти в кафе «Маран Бле» в Антибах, где он ежедневно бывает утром на протяжении вот уже пятнадцати лет.
Аристид Маркан удобно устроился на своем привычном месте за столиком на террасе. Когда Би и Ник нашли его, он пил пасти. Знакомясь с ними, он легко вскочил, бросив галльский оценивающий взгляд на Би. Несмотря на возраст, он был красив и бодр и походил на аристократа в своей панаме, отглаженных белых брюках и темно-синем пиджаке. К тому же француз никогда не бывает стар настолько, чтобы не оценить молодую красивую женщину.
— Очень странно, что вы спросили об этом, — сказал он Нику, беря еще один стакан. — Вчера я думал о вилле «Мимоза». Услышал, что ее наконец решили продать.
— Одна наша подруга подумывает о том, чтобы купить ее, — сказал Ник, — но мы слышали, что там произошла трагедия.
Он рассказал месье Маркану, что он тоже журналист и пишет книгу о преступлениях на Ривьере.
— Я буду очень признателен, если вы снабдите меня какой-нибудь информацией, — добавил он и с надеждой посмотрел на старика.
— Там, на вилле «Мимоза», произошла странная история, — сказал месье Маркан. — Гораздо более странная, чем можно себе представить. Но с тех пор прошло столько времени, что это уже не имеет особого значения, и я могу рассказать ее вам.
Они подались вперед, нетерпеливо ожидая рассказа. Он медленно пил пасти, собираясь с мыслями.
— Тогда жизнь на Ривьере менялась, — произнес он наконец. — Люди толпами стекались сюда. Не только на зимние курорты в Ниццу и Канны, как в старые времена, но и летом на пляжи. Началось все с Шанель, когда она, загорелая, как юнга, приплыла сюда в 1922 году на яхте герцога Вестминстерского. Затем приехали американцы. Кол Портер, Мерфи, Фицджеральды и парижане из высшего общества. Наступила новая эра, эра солнечных ванн, пляжных пижам, широкополых шляп и крепких напитков. «Отель дю Кап» был тогда маленьким. В Антибах были лишь старые виллы. И тут внезапно появились эти шикарные молодые парочки с детьми и няньками. Они строили экстравагантные виллы, которые для них оформляли художники из Парижа. Голубые, белые и зеленые виллы, с прохладными мраморными полами и диванами, обтянутыми черным атласом. Возле новых бирюзовых бассейнов с видом на море они устанавливали огромные полосатые зонты, превращали каменистые холмы в прекрасные сады, сажали уже взрослые пальмы и тенистые деревья. Они хотели получить все и сразу. О, дорогие мои, — он погрузился в воспоминания, — вы и представить себе не можете, что это было, какие-были дикие, почти языческие времена. По-видимому, солнце сжигало людям мозги и освобождало их от всех запретов. Это была эра вечеринок на пляже, где все участники были обнаженными, эра танцев до утра в только что открытых клубах. Эра огромных выигрышей и проигрышей в казино. Эра бледно-розового вина и долгих ленчей на террасе «Отеля дю Кап».
В выцветших голубых глазах Аристида Маркана, глядевших на них, промелькнула тень сожаления.
— О, месье, — сказал он, — это было время любви и страсти, скрытой за зелеными ставнями окон, в долгие раскаленные летние дни. Но эта женщина, мадам Леконте, всегда была одна. Бесформенная дама неопределенного возраста в одиночестве обедала за столиком на террасе, а потом возвращалась, всегда одна, на свою виллу. Может быть, стоя под звездами на балконе, она тоскливо смотрела на луну в полуночном бархатном небе и жаждала любви. Хотя ее звали мадам Леконте, это было просто вежливое обращение, учитывающее ее богатство и возраст. Но все знали, что она еще девушка. За глаза ее звали старой девой.
Би задохнулась.
— Как жестоко, — прошептала она. Старик кивнул:
— Да. Но это были поверхностные люди, ведущие роскошную, поверхностную жизнь. Чтобы войти в их очаровательный круг, требовалось быть красивым или обладать стилем, талантом либо аристократическим именем, быть писателем художником или композитором, звездой музыкальной комедии, князем или герцогом. Недостаточно было просто иметь деньги.
Ник заказал еще пасти, и старик пил, рассказывая им, что мадам Леконте была дочерью марсельского уличного мальчишки, который благодаря собственной изобретательности и предприимчивости сколотил состояние на торговле оружием. Женился он поздно. Когда родилась дочь, назвал ее Мария-Антуанетта, потому что она была его маленькой принцессой. Образование она получила дома, и, говорят, он так обожал ее, что боялся отдать какому-нибудь мужчине. Жена его скончалась рано. Позже, когда он умер, Марии-Антуанетте было около сорока, и она осталась одна-одинешенька.
— Понимаете, она никогда не была хороша собой, — сказал месье Маркан. — Это была крепко сбитая женщина с темными, без блеска, волосами. Черные глаза прятались под густыми бровями, а узкое длинное лицо украшали ямочки, бывшие там совсем не к месту, как следы мочи на снегу, по выражению грубых уличных мальчишек. Разумеется, она не отдавала себе отчета в том, что некрасива. Ее все оберегали, а отец всегда говорил, насколько она прекрасна. Должно быть, она и в зеркале видела не свое лицо. Правду мадам Леконте узнала позднее, когда отец умер и она оказалась в одиночестве на вилле «Мимоза». Отец построил дом в 1922 году специально для нее, потому что она любила солнце и свежий воздух и не любила огромные апартаменты в Париже. Теперь она унаследовала все. В сорок лет старая дева оказалась богатой наследницей.
Помню, как я увидел ее впервые. У нее был нездоровый цвет лица и пышная полногрудая фигура матроны. Одевалась она в молодежном стиле 20-х годов, что ей совсем не шло. — Посмотрев на Ника, он добавил, выразительно пожал плечами: — Сказать по правде, месье, если бы одеть ее в крестьянское платье и черную шаль, она бы выглядела точь-в-точь как они. Никто бы и не догадался, что это богатая наследница. Затем в ее жизнь вошла любовь. Он был американец, красивый блондин, намного моложе ее. Все говорили, что он — охотник за приданым, но если он и был таковым, то не вполне обычного сорта. Или же молодой человек был очень умен. Когда они выходили вместе, он глаз с нее не сводил. Дажв не смотрел на вешающихся ему на шею юных кокетливых красавиц. Их всюду видели вместе, во всех модных кафе и клубах. Она купила новую лодку, и они катались в бухте, останавливаясь, чтобы искупаться или перекусить в маленьком ресторанчике на пляже. Он сопровождал ее по салонам и давал ей советы насчет одежды; заказал другие оправы для ее старомодных украшений. Он побудил ее купить машину, красный «бугати» с открытым верхом — тогда все хотели иметь именно такие, — с серой кожаной обивкой внутри, и она научилась водить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});