Мокрый и гибкий хлыст коснулся груди. Краш перестал дышать, желая поскорее умереть. Мальчик представил, как тварь разевает пасть — и сознание не выдержало. Тьма под веками сменилась мраком беспамятства.
Позже он ненадолго пришел в себя. Хозяйка Шаннурана исчезла, вместе с ней исчезли и остальные пленники. А над Крашем творили обряд, изощренный и причудливый. Седой а'шури, распластав мальчика на алтаре, покрывал его грудь и живот тайными письменами. Гудели бурдюки с трубками; вспыхивали и гасли пятна плесени на стенах. Десятки горящих глаз окружали Краша, смрадно-приторный дым туманил разум — и вновь смыкались края обморока…
* * *
Разбудил Краша скрежет двери. Спал он недолго, и был все еще сыт. Что-то случилось? Любое, самое незначительное происшествие волшебным образом превращалось для мальчика в событие, нарушая унылое однообразие дней. Задержавшись в проеме, тюремщик внимательно оглядел пещеру. По пленнику он лишь скользнул беглым взглядом. Кажется, а'шури ожидал увидеть здесь…
Что?
А'шури замер. Икнув, разинул рот — и оттуда плеснула черно-багровая, блестящая кровь. Страж мягко осел на пол. В глаза Крашу ударил ослепительный свет. Он зажмурился, прикрыв для верности глаза руками, но память успела запечатлеть неимоверную, невозможную для подземелий Шаннурана картину. Над мертвым тюремщиком склонился человек. Правой рукой гость извлекал кинжал, глубоко вошедший в спину а'шури, а левой доставал из-под плаща фонарь.
В фонаре пылала масляная лампада.
— Проклятье! — выругался пришелец, обтерев кинжал о набедренную повязку убитого. — Клянусь рогами Сату-Пшат! Здесь тоже ничего…
Краш неуверенно встал.
— Гляди-ка ты! Находка! Ладно, пошли… Не оставлять же тебя здесь? Только тихо!
Краш судорожно кивнул и двинулся за пришельцем в сторону памятных ступеней. Лишь сейчас до него дошло, что он свободен. Свободен! Радость оказалась тусклой, неубедительной. Обругав себя за тупость, Краш тронул спасителя за край плаща.
— Нам не туда! — шепнул он. Гортань за время долгого молчания отвыкла от речи, как глаза — от света. — Этот путь ведет вниз, в подземелья!
— Знаю, — спаситель не обернулся. — Но я уйду отсюда с Оком Митры, или останусь здесь навсегда! Держись рядом, малыш. Где эти могильные черви прячут сокровища?
— Внизу? — предположил Краш.
— Я бы на их месте поступил так же…
На ходу, свыкнувшись с фонарем, Краш рассматривал спасителя. Рослый, широкоплечий, длинные волосы стянуты ремешком. Когда мужчина останавливался, озираясь, можно было разглядеть волевое лицо с высокими скулами. Под плащом незнакомца обнаружилась шерстяная туника, туго подпоясанная ремнем. За ремень были заткнуты три кинжала: длинный и два коротких. На одном боку висел меч в потертых ножнах, на другом — тыква-долбленка с водой. Незнакомец производил впечатление человека решительного и бывалого.
Рядом с ним Краш чувствовал себя в безопасности.
Неожиданно мальчик услышал шаги — эхо едва различимого звука, тихое сотрясение камня под ногами. Он взглянул на спасителя, но тот, похоже, ничего не заметил.
— Сюда идут а'шури.
— Много?
— Шестеро. Ты их убьешь? Или мы спрячемся?
Незнакомец ни на миг не усомнился в сказанном. Качнув фонарем из стороны в сторону, он углядел тесный проход слева — и скользнул туда, пряча фонарь под плащ. Краш, щурясь, последовал за ним. После яркого света требовалось время, чтобы восстановить «темное зрение». Присев в расщелине на корточки, мужчина укрылся плащом с головой, подоткнув края так, что ни единый лучик не пробивался наружу. Краш скорчился рядом, выглядывая из-за плеча. Когда а'шури гуськом прошли мимо, и шаги их стихли в глубинах тоннелей, мужчина высунул голову из-под плаща, подмигнул спутнику — и продолжил спуск в недра Шаннурана.
Ступени закончились. Масляные блики фонаря мазнули по гранитной плите, сестре-близняшке той, что охраняла тюрьму Краша. Мужчина осмотрел плиту, усмехнулся и нажал на малозаметный выступ в стене. С тихим скрежетом плита убралась прочь, открывая проем.
Обнажив меч, незнакомец посветил внутрь.
— Сколько ж вас тут… — с разочарованием буркнул он.
* * *
Эта пещера оказалась крошечной: пять шагов в длину и три в ширину. В углу, прикован к стене толстыми, лоснящимися в свете фонаря цепями, скорчился старик в грязном рубище. Космы седых волос падали ему на лицо. Когда старик поднял голову, щурясь от света, стало видно, что рот пленника зашит суровыми нитками.
— Колдун, — с уверенностью заявил русоволосый.
Как он с первого взгляда сделал подобный вывод, осталось для мальчика тайной. Старик, как старик…
— Руки сковали и рот зашили, чтоб не мог творить заклинания, — пояснил спаситель в ответ на невысказанный вопрос, и обратился к пленнику. — Думаю, у тебя есть немалый счет к подземным ублюдкам. Если я тебя освобожу — поможешь мне?
Старик кивнул.
— Отлично. Хороший колдун всегда кстати. Конечно, если он на твоей стороне…
Незнакомец извлек из-за пояса короткий, бритвенно-острый кинжал и рассек им нити, стягивающие губы пленника, с ловкостью опытного лекаря. Колдун глубоко вздохнул, глаза его прояснились.
— Симон Остихарос, маг из Равии, — представился старик тихим, неожиданно ясным голосом, слизнув с губы капельку крови. — Можешь звать меня колдуном, мне все равно. Кто ты, воин?
— Меня зовут Вульм. Вульм из Сегентарры. Сам освободишься, или тебе помочь?
— Сам. Она приходит пить мою силу…
Краш понял, о ком говорит Симон.
— Но у меня в жилах еще осталась толика огня! О-о, вы пожалеете! А'шури, дети геенны, гнилая плесень… Вы стократ пожалеете о том, что посягнули на Остихароса Пламенного!
Глаза старика сделались пронзительно-синими, как небо, очистившееся после дождя. С израненных губ сорвались удивительные слова, зашипев во тьме пещеры, будто слюна на огне:
— Аршшах г'хар! Иль-ферра-оро рубиго суджш!
Краш охнул от изумления. Блестящий металл кандалов, сковывавших запястья и лодыжки мага, покрылся густой ржавчиной. Мигом позже цепи прогнили насквозь и прахом осыпались на пол пещеры. Колдун медленно, с усилием поднялся, хрустнув коленями.
— Славная шутка, — одобрил Вульм. — Я в тебе не ошибся, Симон. Может быть, ты знаешь, где эти исчадия прячут Око Митры?
— Око Митры? — маг с интересом поглядел на спасителя. — Да, оно стоит того, чтобы рисковать головой. Нет, воин, я не знаю, где пасынки Черной Вдовы прячут свое сокровище. Не знаю, но предполагаю.
— Тебе известна дорога туда? Покажешь?
— Нет, неизвестна. Да, покажу, — загадочно ответил старик.
Вокруг губ мага не осталось следов от ниток. Морщинистое лицо Симона отчасти разгладилось, он выглядел уже не таким дряхлым, как пару минут назад.
— Не будем зря тратить время.
Старик, мужчина и мальчик двинулись по лабиринту Шаннурана, все глубже погружаясь в недра земли. Коридоры и тоннели ветвились и пересекались. Слух людей улавливал хлопанье перепончатых крыльев, адский хохот, летевший из самой преисподней, отдаленный плеск подземной реки. Симон шел впереди. Они ни разу не уперлись в тупик, не попали в засаду и не встретились ни с кем из существ, обитавших во мраке.
Внезапно Вульм остановился:
— Не лучше ли было свернуть направо?
— Можно и направо, — согласился Симон. — Там нас ждут гостеприимные объятия таких тварей, о которых тебе лучше не знать. Твой меч и моя магия для них — лакомый кусочек. Мальчишка, пожалуй, сумел бы удрать, и то вряд ли…
Остаток пути они проделали в молчании.
Тоннель окончился тупиком, упершись в стену с вырезанным на ней изображением: двуглавый и четырехрукий демон терзает человека, корчащегося от боли. Ниже шли глубоко вырубленные знаки, от одного вида которых у Краша начал мутиться разум.
— Письмена Ушедших, — предупредил старик. — Не смотрите на них, если хотите остаться в своем уме.
— А ты?
— Я умею смотреть и не видеть. Я умею видеть и не смотреть. Я — маг.