сказал высокий.
Чикатило замер, повернул к нему голову, старательно изображая понимание.
— Вот и славно, — кивнул профессор. — Садитесь.
Чикатило сел. Члены комиссии переглядывались, делая пометки в блокнотах.
— Андрей Романович, вы знаете, зачем вы здесь? — спросил профессор.
— Ангелы… Я слышу их голоса, — пробормотал Чикатило.
— Вчера на суде вы вели себя совершенно иначе, — сказала женщина с высокой прической. — Вы отказываетесь отвечать на наши вопросы? Да или нет?
Наступила тишина. Чикатило перестал вертеть головой, медленно обвел взглядом членов комиссии, встречаясь глазами с каждым.
— Да или нет?! — повторила свой вопрос женщина.
Чикатило опустил глаза, что-то пробормотал. Врачи смотрели на него кто со злостью, кто с интересом, как на диковинное животное в зоопарке.
— Нам не слышно! Да или нет?! — рявкнула женщина.
Чикатило поднял лицо — губы у него тряслись, по щекам текли слезы.
— Да… — выдавил он из себя.
— Что «да»?
— Да, я буду отвечать… отвечать на ваши вопросы, — промямлил Чикатило.
— Вот и хорошо, — кивнула женщина и обратилась к профессору. — Продолжайте, пожалуйста, Иван Павлович.
— Спасибо, Галина Васильевна, — кивнул в ответ профессор. — Итак, Андрей Романович, наша цель — установить наличие или отсутствие у вас психического заболевания на момент совершения вами преступлений. Первый вопрос: осознавали ли вы совершаемые вами действия?..
* * *
На берегу Азовского оросительного канала был непривычный для этих не сильно оживленных мест ажиотаж. У дороги стояла пара милицейских машин, еще дальше — «уазик» рыбаков. А у самой воды на траве лежало посиневшее тело Аллы. Ноги девушки опутали водоросли, на мокрой одежде ярким пятном выделялась зацепившаяся блесна с обрезанной леской.
Возле тела работали эксперты, милиционеры. Тут же стояли Овсянникова с Витвицким. Чуть поодаль Липягин допрашивал нашедших труп рыбаков: отца и сына.
Старый рыбак говорил, волнуясь, облизывая сухие губы и сглатывая.
— Мы еще затемно приехали. С Венчиком, вот с ним, значит, — он кивнул на сына. — Ага, вон тама машину оставили. И кидать начали. Спиннинг у меня, значит, новый, вот этот… И мы от моста пошли. Идем и кидаем, ага. Тут, бывает, щука стоит…
Рыбак сильно волновался и сопровождал каждую фразу жестом так, будто, если он не укажет на то, о чем говорит, милиция его не поймет.
— Всё, дальнейшие рыболовные подробности опустим, — оборвал волнительный монолог Липягин. — Где нашли тело?
— А, шо? Тело? Вот тут и нашли. Я закинул…
— Бать, дай я, — перебил сын рыбака и, повернувшись к Липягину, заговорил быстро, четко и уверенно. — Тело было притоплено, запуталось ногами за водоросли. Батя зацепил его блесной, сперва мы решили — коряга, но потом пошло, а когда наверх подняли, сразу стало понятно, что человек.
— Во сколько это было? — уточнил майор.
— Десять тридцать две, — лаконично ответил сын рыбака и, видя удивленный взгляд Липягина, поспешно пояснил: — Я зафиксировал. Как учили.
— Молодец, — кивнул майор. — Где служил?
— Погранвойска, Дальний Восток.
Липягин пожал руку молодому рыбаку, его отцу и, не обращая на них больше внимания, направился к телу.
Возле тела на корточках сидел эксперт, рядом все так же в задумчивости стояли Овсянникова и Витвицкий.
— Ну что тут? Наш, не наш? — поинтересовался майор.
Эксперт повернулся от трупа и поднял взгляд на подошедшего Липягина, заговорил неспешно:
— Удушение, на шее четко видны следы пальцев. Скорее всего, ее убили вчера вечером, привезли, сбросили с моста. Если бы не зацепилась за водоросли, течением могло далеко унести.
— Не похоже, что потрошитель, — подметила Овсянникова. — Следов насилия, порезов и прочего нет. Глаза на месте.
— Серьги тоже, — добавил Витвицкий.
— Что вы сказали? — обернулся на него Липягин.
— Серьги… — повторил Витвицкий.
Ирина наклонилась к телу, протянула руку и приподняла мочку, чтобы лучше рассмотреть сережку в ухе убитой. Сережка была на удивление знакомой. Само украшение Овсянникова видела первый раз, а вот его рисунок…
— Это серьги с убитой Астафьевой! — удивленно сказала Ирина.
Липягин наклонился рассмотреть поближе. Посмотрел на Овсянникову:
— Точно?
Старший лейтенант кивнула.
— Еще овечья шерсть… — заторопился Витвицкий, обращаясь к эксперту. — Проверьте, пожалуйста.
— Ну вы еще поучите жену щи варить, товарищ капитан, — проворчал эксперт. — Все сделаем как положено. — Он кивнул своим людям. — Грузите тело.
1992 год
Чикатило сидел на стуле перед комиссией и блаженно улыбался, всем видом своим давая понять, что он не от мира сего, а в этом мире — явление временное. Произвело ли это впечатление на психиатров, сказать было сложно. Врачи сидели с непроницаемыми лицами как люди, всего-навсего выполняющие свою работу.
— Гражданин Чикатило, были ли в вашем детстве случаи, когда кто-либо совершал над вами сексуальное насилие? — спросил профессор.
— Нет. Такого не было, — помотал головой тот.
— А что было? — уточнил высокий.
— Меня мать… — Чикатило перестал улыбаться и нервно сглотнул. — Мама в погреб запирала. На целый день. Мы тогда в селе жили.
Он сделал паузу, словно бы собираясь с мыслями, и заговорил более связно.
— В селе жили. Голод был. Сильно все голодали, есть нечего было совсем. Ну война же была, вы знаете. И мать меня в погреб запирала. Вместе с братом. Брат у меня был. Степа. Степан Романович.
— Зачем мать запирала вас с братом в погреб? — голос профессора звучал спокойно, даже мягко. — Это было наказание?
— Нет, нет. Она нас прятала. А потом Степан… Он убежал. Он маленький был, шустрый такой, — Чикатило снова улыбнулся, будто ему стало тепло на душе от нахлынувших воспоминаний, — кудрявый… Он убежал и больше уже не приходил. И я в погребе один сидел.
— Почему ваш брат больше не приходил? — в голосе высокого прозвучало недоумение. — Что с ним случилось? Он убежал из дома? Куда?
— Нет, не убежал, — в глазах Чикатило появились вдруг слезы. — Его дядьки съели.
В комнате повисла тишина, члены комиссии непонимающе переглядывались.
— Что вы сказали, простите? — уточнил профессор. — В каком смысле — «съели»?
— В простом. Голод же был. Степушку поймали дядьки́ из соседней хаты и съели. А меня мама в погребе ховала[9]. Мама хорошая была.
Члены комиссии заговорили в голос. Если Чикатило хотел внести смуту в работу комиссии, ему это удалось. Старенький профессор поднялся, постучал ладонью по столу.
— Товарищи. Товарищи, перерыв. — И мягко попросил, повернувшись к охране: — Уведите, пожалуйста, больного.
* * *
— …Под ногтями погибшей Аллы Савельевой обнаружены частицы кожи, принадлежащие стороннему лицу. На одежде обнаружены прилипшие волоски, идентифицированные как овечья шерсть. По структуре она совпадает с шерстью, обнаруженной на одежде предыдущей жертвы. У меня всё. — Эксперт закончил доклад и сел.
На совещании сейчас было немноголюдно. Брагин обвел тяжелым взглядом всех присутствующих:
— Ну? Какие будут соображения? Версии? Варианты?