25
Это ведь то, о чем предупреждал Демьян. Но последний мне не очень близок, да и в дружеских мотивах я теперь ой как сомневался.
— Тахир? — устал он ждать, пока я решу, что говорить. — Не надо…
— Что?
— Врать мне.
— Ладно, — усмехнулся я и полез за сигаретой.
— Я восхищен вами.
— И как это отметится в моем личном деле?
— Я просил только не врать мне, да? Давай попрошу еще и не борзеть.
— Не могу обещать, — затянулся я.
Он усмехнулся в трубке.
— Приезжай. Есть разговор.
— Не могу сейчас.
— Ну тогда как сможешь.
— Хорошо.
— Доброй ночи.
— Взаимно.
Когда в трубке послышались гудки, я осторожно отбил звонок. Вот что это было? Мобильный не нагрелся, значит, ничего мне в него не завернули типа проклятья или, на худой конец, поноса. Нет, Довлатыч, конечно, так не опускается, но зачем ему со мной говорить?
Докурив, я поморщился от мысли, что надо бросать курить. Ладно, раньше я отбивал себе нюх, чтобы было легче с Мариной. Но сейчас этот табачный флер тащить ей в постель ни к чему. Да и… что? Надо за шмотками домой смотаться? Пожалуй… Марина порвала на мне рубашку. Сейчас? Бросать не хочу… Да и вообще, бесило, что ее тут держат. Меня уже тошнило от этих стен. Не представлял, каково Марине.
Решив все же отнести свой деятельный зад в кровать, я вернулся в нашу комнату… и понял, что красться не имеет смысла. Марина сидела на широком подоконнике и держала в пальцах чашку с чаем… и булочкой.
— Тебе так нравятся булочки? — направился к ней, настороженно вглядываясь в ее силуэт на фоне окна.
— Я тут поняла, что мне мало что есть вспомнить из детства хорошего, — вздохнула она, расслаблено откидываясь спиной на откос. — Булочки были такими же. И чай с сахаром.
— Прости, я курил, — подошел к ней вплотную и заглянул в глаза.
— Я уже и не представляю тебя без запаха сигарет. Он приятный…
— Приятный?
Я положил ей ладонь на шею и притянул к себе, зарываясь носом в макушку.
— Да. Очень приятный.
— Я собирался бросить…
— Бросай, конечно. Это вредно.
И ни одного вопроса о том, где меня носило.
— Я заметил слежку внизу. — Она отпрянула, тревожно взглянув в мои глаза, и я поспешил объяснить: — Оказалось, это мои.
Думал, что успокоил ее.
— Твою мать, Тахир! — вскричала она. — Ты пошел один кого-то разоблачать?!
— Водитель был один.
— Да плевать! Зачем ты так рискуешь?! Вальдман мог тебя просто отвлечь! А сам бы из-за угла пристрелил!
— Марин… — начал я сурово, но уголки губ сами тянулись в стороны.
И с лап это не сошло.
— Смешно тебе?! — взвилась она, стукая чашкой по подоконнику.
— Нет. Просто очень трогательно, как ты обо мне переживаешь, — успел вставить я прежде, чем она набрала в легкие воздуха.
— Это будет бесполезно! — не стала она тратить зря их объем. — Если ты будешь напрашиваться на пулю, ты ее получишь! Я знаю, как они работают!
— Ну так расскажи мне, — мягко ввернул я.
Она поджала губы, качая головой.
— Там все очень страшно, Тахир! — не на шутку разошлась Марина. — Если они меня нашли, никакая охрана не поможет! А я слишком много знаю, чтобы дать мне уйти живой.
— Что ты знаешь? — забылся я.
— Что он… — начала она, но осеклась. — Ведет мошеннический бизнес!
— Ты же только картины для него рисовала…
— У меня есть уши.
— Картины тебе не давали фотографировать, но трепались при тебе? — скептически уточнил я. Марина зло засопела и попыталась оттолкнуть меня, но я не позволил, вжимая ее в окно. — Говори, — приказал.
— Нет, — вздернула она подбородок. — Так ты будешь в большей опасности.
— Наркотиками торгует? — не сдавался я. И ее взгляд сказал мне все. Но не до конца. Что-то было во всем этом не так. — Ты… что? Какую роль играла в этом?
Марина поникла и будто потеряла интерес к беседе. Я не угадал.
— Держись подальше, пожалуйста, — ее голос прозвучал бесцветно.
— Как я тогда смогу тебя защитить?
— Ты не полезешь туда, не нарисуешься у него на переднем плане…
— Нарисуюсь, — улыбнулся я грустно и подхватил на руки, — я же не отдам тебя, помнишь?
— И у меня снова никого не будет, — обняла она меня за шею.
Зашелестел дождь за окном, наполняя нашу тишину загадочным шепотом. Я уложил Марину в кровать, залез следом и прижал ее к себе.
— Я буду всегда, — пообещал тихо, уткнувшись губами ей в висок.
***