Сводка была вся. Некоторое время Валерьян Вениаминович сидел, привыкая к новой реальности — частично ожидаемой, частью неожиданной. Что и говорить, событий по времени его семейного ужина, сна и завтрака произошло немало. А день только начинается.
Пец притянул к себе селекторный микрофон, нажал на щитке коммутатора кнопку возле надписи «Комендант». Тот сразу возник на левом экране, зашевелил губами. Но слова:
— Слушаю, Валерьян Вениаминович! — пришли, когда лицо его уже застыло в выражении внимания и готовности; да и голос был мало похож на тот, что директор недавно слышал в проходной: эффект двухкаскадного инвертирования.
— Иван Игнатьевич, лозунг насчет вождения, ограждения и повреждения, пожалуйста, снимите. А то от него могут произойти головокружения. Предлагаю другой: «Времени нет — есть своевременность!» Записали? Только не на кумаче, а как плакаты техники безопасности, черным по желтому. А так, знаете, если даже написать, что завтра в девять утра состоится конец света, все равно не прочтут. Все, исполняйте.
И директор отключился в тот самый миг, когда лицо Петренко начало выражать живой интерес к его словам.
«Так, теперь надо бы предупредить кое-кого, что у нас здесь высокий гость из Москвы в компании с местным высоким гостем…» Валерьян Вениаминович для начала нажал кнопки у табличек «Нач. план. отд.» и «Гл. бух.» — но его вдруг, будто током, передернуло отвращение. Ткнул в алую кнопку отмены вызова, откинулся в кресле. Не будет он ловчить, суетиться — староват для этого! «Шарага чертова! И я хорош: всю жизнь презирал блатмейстеров, брезговал им руку подать, никогда не охотился за льготами и дефицитом и жене не позволял — и так спаскудился на старости лет. Погряз в махинациях — ученый, член-корреспондент!.. Нет, замысел был честный: создать конфликтную ситуацию, пусть разбираются, решают, вырабатывают правила для НПВ. Но — ведь все это, чтобы гнать башню выше и дальше… А надо ли? Вот одна идея с кольцом-лифтом перечеркнула добрую треть прежних усилий — в том числе и махинаций! — три НПВ-года из десяти. А еще не вечер, все впереди! И понимаем-то Шар ничуть не более, чем вначале. Только и того, что выгодно торгуем ускоренным временем — как сочинские обыватели морем и солнцем!»
Он поднялся, вышел из кабинета, кинул секретарше.
— Я в координаторе.
Глава 9. Образ башни
— У излишне умствующих развивается комплекс вещего «Олега». Это опасно.
— Какого Олега?
— Ну, того придурка, который вместо того, чтобы отпрыгнуть от змеи, принялся декламировать: «Так вот где таилась погибель моя!..»
ДиалогІ
Координационно-вычислительный центр, упрощенно «координатор», находился на том же этаже в помещении двойной против обычных комнат высоты в форме сектора круга. Операторы в белых халатах неспешно действовали у пультов электронных машин; попискивали сигналы, мерцали лампочки, перематывались ленты программ, на экраны выползали зеленые строки. Сюда сходились из Шара и внешних служб все сведения, какие только можно было преобразовать в двоичные коды и числа. Числа обезличивали мешки цемента и вибростенды, туннельные нагреватели и печеный хлеб для столовой, человеко-часы и площади лабораторий, рацпредложения и аннотации патентов. Обезличивая-обобщая все, этот отдел, по мнению Пеца, погружался в суть дел в Шаре глубже других.
Из глубины зала к директору подходила Людмила Сергеевна Малюта, в просторечии — кибернетик Люся. Официальное звание ее было — главный кибернетик, кто хотел подольститься, называл и «генеральным кибернетиком», и «ваше математическое превосходительство»… Людмила Сергеевна была хороша собой, хороша зрелой нерастраченной красотой тридцатилетней женщины, она была образованна и талантлива, — она была несчастлива. Будь она только красива, то давно утешилась бы во взаимной любви; будь только талантлива — предоставила бы путь лирических побед другим, сама целиком отдалась бы интеллектуальной жизни. А так — мужчины благоговели перед ней издали, они ее боялись. Она видела, что вызывает чувство, — и презирала этих робких, и сама чувствовала неравнодушие к ним, и презирала за слабость себя и огорчалась, видя, как другие женщины, во всех отношениях уступающие ей, давно устроили свою жизнь, и стремилась отвлечься работой. Операторов она называла «мальчики» и никому, кроме себя, в обиду не давала.
— Перепасовку двух машин кто допустил, Людмила Сергеевна? — строго спросил Пец.
— Мы допустили, Валерьян Вениаминович, мы. Мы!.. — со смирением, которое паче гордыни, склонила Малюта оплетенную косами голову.
— Кто «мы»? Кто конкретно повинен? Иерихонский, краса и гордость кибернетического цеха?
— Да, Иерихонский. Да, краса и гордость! Да, повинен!.. — Смирение уже исчерпалось. — А что вы хотите, если ночную смену загрузили новыми расчетами и на перепланировку дали всего два часа — да на какую. Вы в курсе, что сотворили на пятидесятых уровнях?… — Пец кивнул. — Ну вот! Думаете, легко ночью перепрограммировать поток так, чтобы туда пошли почти все материалы? Ведь пятидесятикратное же ускорение, Валерьян Вениаминович: минутная задержка внизу — час простоя наверху. Уверяю вас, я тоже проглядела бы пару машин.
— Перепасовок не должно быть ни при каких осложнениях. Вы это знаете не хуже меня, Люся.
— Уже все, я откорректировала. Больше не повторится. Речь между ними шла о той команде диспетчера, выславшей из зоны без разгрузки две машины. При всей кажущейся незначительности это было опасное действие: устремленному вверх, в башню, потоку в самом напряженном месте давалось смещение поперек.
— Хорошо, что утром, — настырно продолжал Пец. — Днем двух машин было бы достаточно.
Такой случай был в начале марта: скопление тысячи ревущих машин, затор на шоссе до самого города, долгая — и местами аварийная — остановка работ наверху. Даже спираль использовали, чтобы загонять туда грузовики и тем расчистить зону. Машины с грузом выносили за забор портальными кранами. После этого постановили: никаких перепасовок в зоне, никаких смещений в стороны. Только в башню, вверх!
М-да… Валерьян Вениаминович на секунды впал в отрешенность. В сущности никто ничего такого не хотел, все занимались интересной и несомненно разумной деятельностью: заключали договоры с поставщиками, вынашивали идеи для использования НПВ с максимальной отдачей, применяли машины, краны, кибернетику, автоматику… А в целом вышло нечто весьма простое — гладкий мощный поток. А такие потоки — это знает любой гидро— и аэродинамик — несут в себе возможность турбуленции — шумного пенного бурления, колебаний, вибраций, бывает что и разрушительных ударов. Чтобы возбудить турбуленцию в напряженном потоке, достаточно малости, например, бросить в него камешек. Эти две машины и могли сыграть роль «камешка».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});