— Ты ведь привез подарки от него, да? — она выглянула в окно, где разгружали повозки.
"Я пришел забрать у тебя сына, — подумал он. — Не сейчас, но скоро, уже скоро".
Анье уже вскочила, захлопотала, закричала, подзывая служанок.
— Несите вино, несите мясо, несите хлеб! Господин мой брат приехал с вестью от супруга моего! Супруг мой прекрасен, он прекраснее всех мужчин, и венец на волосах его, черных, как ночь!
На ее крик из угла поднялась полусонная служанка, увидела Тианальта, спохватилась, вскочила, но он знаком отослал ее. Сестра была в своем мире, где ее окружали призрачные служанки, гости, яркие стены и высокие окна, открытые в ночь. И там был ее придуманный король.
А здесь был шерг, и караван во дворе. Вирранд вдруг впервые осознал, как мало он увидел здесь детей. И так было не только здесь. Женщины перестали рожать? Или во младенчестве умирать дети стали? Прежде такого не было. Да когда было это "прежде"? Двадцать лет назад? Когда луна была белой? Тогда все было не так. Мир был другим.
Вирранд не хотел об этом думать. Пока он не думал о том, что было до красной луны, он мог продолжать жить и делать свое дело, не задумываясь о том, что будет после. Жизнь состояла из выполнения его Дела. Колесо крутилось, колесо катилось по дороге и надо было, чтобы оно и продолжало катиться по дороге. О начале дороги он предпочитал не думать, о конце тоже. Не он толкнул колесо, не ему и останавливать его — или пускать с горы. Его дело — катить колесо.
Вирранду было страшно думать.
Страшно было осознавать правду слов Сатьи о том, что человек способен свыкнуться и смириться с чем угодно. Страшно было думать о том, что все его, Вирранда. усилия — ни к чему. Потому, что сам Вирранд ощущал себя той самой двуногой скотиной, которая привыкает ко всему. Он привык не доверять людям. Он привык быть жестоким. Он привык заставлять других подчиняться себе. Привык считать себя правым.
Вирранд не видел, как можно остаться чистым. Он знал только один выход — истинный король должен встать на Королевский камень и заявить о своем праве. Тогда будет восстановлена Правда земли.
Беда в том, что Вирранд в это не верил. Не смогут перемениться люди в один миг. Не станут злые добрыми.
Но другого выхода он не знал, а потому катил свое колесо и ждал часа, когда отнимет у сестры сына и отправит его к Камню.
Главное, чтобы его самого не убили до того. Потому, что если его убьют, некому будет катить колесо дальше. Маллен хороший командир, но не правитель, нет. Правителем мог бы стать малленов отец, Тиво Ньявельт, но дядюшка уже ушел из снов богов. Маллен просто не удержит Юг.
Вирранд закусил губу.
"Все потому, что нет Правды. Ни у кого нет. Иначе не человек держал бы землю, а земля человека. Королевский камень сам выбирает короля, и земля дает ему силу, а король блюдет Правду земли. Сейчас все наоборот. Мы вцепились в землю когтями, и каждый тащит на себя. И я тоже".
И выхода-то нет.
Остается только отправить Андеанту к Камню.
И будь что будет.
Онда не стал отдыхать. Он отдал слугам коня, вымыл лицо и руки, и поспешил в круглый покой, где его уже ждали Вирранд, Маллен и Сатья Королевский бард. Всех, кто жил в Доме Маллена, на эту ночь выселили в другие дома, кухню и казармы, где и так уже было много народу — Вирранд приехал не в одиночку. Что же, больше народу — теплее спать, никто не протестовал. Тем более, это был приказ великого Маллена и великого Тианальта.
У Маллена было довольно тепло. В очаге ради высоких гостей горели настоящие поленья. Толстые циновки устилали пол, грубые толстые ковры висели по стенам, тяжелый войлочный полог перегораживал вход, который охраняли люди Маллена и Тианальта. Вирранд поднялся навстречу барду и обнял его. Онда сел на набитую шерстью подушку, придвинул к себе столик с горячей едой.
— Прошу прощения, но я наплюю на приличия и буду есть и говорить одновременно.
Маллен хмыкнул. Вирранд улыбнулся краем рта. Сатья сидел молча, лицо его было почти неразличимо во мраке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Они согласились? — спросил Вирранд.
— Согласились, но не все так просто. — Онда оторвал здоровенный кусок мяса своими лошадиными зубами и начал жевать. — Скажу вот что. В Холмах жива Правда короля. И потому мы им можем доверять — но они нам не больно доверяют, и правы. Будь я на их месте, тоже сто раз подумал бы.
Онда снова принялся за еду. Огромные челюсти перемалывали жесткие жилы, на скулах ходили желтые желваки, на блестящем лбу высыпал пот.
— Там хорошо, в Холмах.
— Тварей, что ли, нет? — встрял Маллен.
— Тварей там хватает. Раздора там нет, вот что. — Онда закончил есть, поискал глазами, чего бы еще сожрать, но поскольку прямо сейчас ничего не было, припал к кувшину и начал глотать горячее сладкое вино огромными глотками. Кадык мощно ходил на толстой шее, и Маллен завороженно смотрел, не в силах отвести взгляда.
— Они помогут, — еще раз сказал Онда. Уставился на Вирранда. — Но они хотят заложника.
— Кого? — коротко спросил Виранд.
— Тебя, господин.
Маллен не удержался и выругался от изумления. Вирранд тяжело уставился на Онду, но бард смотрел на Сатью. Казалось, барды разговаривают молча, взглядами.
— Только тебя, господин, — повторил Онда, предваряя вопросы.
— Меня в заложники? — Вирранд даже расхохотался от нелепости и дерзости требования. Он хохотал долго, хотя ему уже не было смешно, и по щекам катились слезы. — Это невозможно, — под конец сказал он.
— Однако таково его требование.
— Он с ума сошел?
Онда сел рядом, сцепил лапищи.
— Он сказал, что ты просишь многого, так и он взамен попросит многого.
— Я Блюститель Юга!
— А он король. Он землю держит, а ты с землей не венчан.
— Да, чтоб его, мой Юг не меньше его Холмов!
— Но ты все равно ему не равен. Сейчас в мире король только он.
— Не было толку ездить, — сказал Вирранд. — Я не пойду в заложники.
— А почему? — послышался из мрака голос Сатьи.
Вирранд еле удержался от злого слова, закусил губу. В душе его бушевали возмущение, злость, гордость. Что себе возомнил этот Ночной? Все здесь называли Вирранда великим. Он — надежда Юга, надежда Дня!
"Нет, надежда Дня — твой племянник".
Это Онда говорит? Нет, бард сидел и смотрел в пол, поджав губы.
Вирранд сел.
"Ты только Блюститель".
— Ты что-то сказал, Онда?
— Нет, господин.
— Ты, Сатья?
Сатья лишь покачал головой. Маллен смотрел на них широко открытыми глазами. Вирранду хотелось озлиться, заорать — но что-то не давало. Надо, чтобы все вышли. Пусть никто не видит! Не мешает!
— Тогда выйдите оба. Нет, все выйдите, и ты, брат Маллен, тоже. Мне надо побыть одному. Я должен подумать.
Онда вышел последним. На пороге оглянулся.
— Позови меня, господин, когда надумаешь.
Вирранд кивнул, раздраженный тем, что бард никак не уйдет. Оставшись наедине с собой, Вирранд прислушался к тишине.
— Я…, - осторожно проговорил он, — не могу идти в заложники. Я не могу оставить Юг. Без меня все погибнет.
"Да ну? Ты один здесь? Ты все держишь один? Чего стоит пустынное порубежье без Маллена? Его даже Шенальин признают, а тебя — нет. А весь рубеж от Уэльты до Холмов держит Лис. И ты давно уже свалил на него все дела границы и разведки за Анфьяром. А братья Онгиральты стерегут Лес — Анра на Западе, а Итмера — на востоке, до самых Болот. И разве не без тебя отстаивал Уэльту Эрниельт Скала?"
— Но я их всех объединяю. Я. Я! Если я уйду…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
"…они перегрызутся? Или ты боишься, что кто-то станет великим, кроме тебя? И вместо тебя?"
— Да нет, когда я был ранен, Аннерельт…
"И какая разница? Ты был ранен, они ждали, что ты исцелишься и встанешь во главе их снова. И сейчас они будут ждать твоего возвращения. В чем разница?"